Тайна машины Штирлица
Шрифт:
Он опять примолк на некоторое время, обдумывая ситуацию.
– Так кто из четырех?
– спросил он наконец, и было не очень понятно, советуется он с ребятами или задает этот вопрос самому себе.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СТАВКИ СДЕЛАНЫ!
– Но кто еще, если не дядя Сережа?
– вопросила Оса.
– Давай размышлять, - предложил Седой.
– Дядя Коля? По всей видимости, нет. И дядя Володя тоже... Конечно, дядя Коля мог стать врачом твоей мамы, потому что знал твоего папу со времен войны, по работе в тылу врага, и с дядей Володей твой папа мог "случайно познакомится" в охотничьем обществе, чтобы под видом нового знакомства они могли возобновить старую дружбу. Я имею в виду, если требования конспирации и спустя много
– обычно сдержанный Седой вдруг подскочил и хлопнул себя по лбу.
– Ведь "опели" можно было перевезти только по железной дороге!
– Это может быть и случайное совпадение, - заметил Юрка.
– Конечно, конечно, - Седой встал и принялся расхаживать по кухне. Но я бы сделал ставку на дядю Алешу, как ты его называешь. Кстати, как его полное имя?
– Мурмыкин Алексей Васильевич, - сообщила Даша.
– Немедленно звони Алексею Васильевичу и попроси срочно приехать. Скажи, из-за отцовских дел.
– Ты уверен, что ставку надо делать именно на него?
– на всякий случай спросил Ленька.
– Больше не на кого, - ответил Седой.
– На "дядю Сережу" - слишком опасно, на "дядю Колю" и "дядю Володю" - бессмысленно. Конечно, я могу и ошибаться, но, мне кажется, мы попадем в самую точку.
– Но чем дядя Алеша сможет нам помочь?
– спросила Даша.
– Он уже на пенсии, и, вообще...
– Он лучше нас сообразит, - сказал Седой.
– Хотя один ход даже я представляю.
– Какой?
– спросил Димка.
– Тебе никогда не случалось дневник подделывать? Подпись родителей, там, или двойку зачищать?
– осведомился Седой.
– Случалось, - признал Димка.
– Вот тогда и соображай! Это нечто вроде подделки дневника... Хотя, может быть, моя идея - полная фигня, и профессиональный разведчик высмеет меня как последнего идиота...
Ребята переглянулись, возмущенные поклепом, который Седой сам на себя возводил. Ни одна идея Седого не может быть полной фигней, в этом они были убеждены!
– В общем, звони, - кивнул Седой Даше.
Даша послушно прошла к телефону и набрала номер.
– Здравствуйте, будьте добры Алексея Васильевича... А, дядя Алеша, это вы? Да, это Даша Крамаренко. Да, папа до сих пор не появлялся, и я очень волнуюсь. Тем более, что здесь оказалось... В общем, вы не могли бы подъехать? Да, чем быстрее, тем лучше. Ну, дело в том, что... Не знаю, как объяснить. Если вы приедете, то сами все увидите - и узнаете. Спасибо большое, я вас жду.
– Молодец!
– похвалил Седой, когда Даша положила трубку.
– Я забыл предупредить, что тебе надо было сказать: мол, свалился на голову какой-то иностранец, требовал встречи с отцом, и ты подозреваешь, что отец слинял, чтобы не встречаться с этим странным гостем. И хочешь знать, как себя вести, если этот иностранец опять объявится... Но это можно и лично ему сказать, когда он приедет. А так, все нормально... А вот ордена мы уберем. Насчет Героя Союза дядя Алеша, наверно, знает, а вот про израильскую награду даже ему знать не обязательно, я так понимаю. И вообще, все восстановим, как было.
И вот, пока ребята расставляли назад по полкам аргентинские безделушки, открытки и книги, убирали по ящикам серванта проспекты авиакомпаний и другие бумажки, не имеющие ценности, но приятные как память о поездке, Седой убрал коробочки с орденами в тайник
за ящиком письменного стола, уложил в конверты "Аргентина" и "Средства" все вынутые бумаги, конверты положил в ящик точно так же, как они лежали в нем прежде, задвинул ящик и куском проволоки запер его.– Вот так!..
– и окликнул Дашу.
– Когда приедет дядя Алеша?
– Я думаю, минут через пятнадцать-двадцать, - ответила девочка.
– Он не так далеко живет. Да я в окно его машину увижу, когда он будет во двор заезжать.
Она устроилась у окна кухни, и трое друзей - вместе с ней. А Седой заходил по кварире, руки в брюки, насвистывая очередной мотивчик, потом запел себе под нос, подражая хрипловатому голосу Высоцкого:
Я рос как вся дворовая шпана,
Мы пили водку и орали песни ночью,
И не любили мы Сережку Фомина
За то, что он всегда сосредоточен.
Сидим раз у Сережки Фомина,
Мы у него справляли наши встречи,
И вот о том, что началась война
Сказал нам Молотов в своей известной речи...
Седой подмигнул своему отражению в зеркале и вывел последний куплет:
С победою пришла моя страна,
Как будто с плеч упали тонны груза,
Встречаю я Сережку Фомина,
А он - Герой Советского Союза!..
Допев, Седой продолжал стоять перед зеркалом, созерцая свое смутное отражение так, будто это отражение было Сережкой Фоминым, а сам он - героем песни, дивящимся, что Сережка, про которого все были уверены, что отец-профессор отмажет его от фронта, не только пошел на фронт, но и воевал так, что Героем Союза сделался - можно сказать, всей знакомой шпане нос утер!
И хмурился он, как будто увидел в этом темном отражении - солнце как раз сместилось, и зеркало оказалось в самой тени - нечто очень важное.
– О, черт!
– сказал он вдруг.
– О, черт!
Он повернулся к друзьям, его глаза сверкали.
– Вот ведь в чем отгадка!
– сказал он.
– Вот оно!
– Что?..
– друзья, естественно, изумились и ничего не понимали.
– Что "оно"?
– То самое!
– сказал Седой.
– Все у Высоцкого сказано! Эх, как же я раньше не вспомнил, не сообразил!.. Ведь все на поверхности!..
– Хочешь сказать, отгадка - в песне Высоцкого?
– даже в голосе Леньки, верного поклонника Седого, прозвучало недоверие.
– В этой - и в написанной в пару к ней. Ведь Высоцкий написал одновременно две песни - как бы дуплетом выстрелил - про человека, который получил Героя Союза по праву, и про человека, который получил Героя Союза не по праву!.. Ну, можно сказать, "плюс" и "минус" через эти две песни замкнул!..
– Погоди!..
– в глазах Даши разгоралось негодование, и из серо-золотистых они превращались в темные, как северное море в грозу.
– Ты хочешь сказать, мой отец получил Героя Союза не по праву?..
– Вовсе нет!
– Седой так расхохотался, как редко с ним бывало.
– Он-то получил абсолютно по праву - как Сережка Фомин! И поэтому его не мог не возмущать герой другой песни - позорник, не имевший на награду никаких прав!
– Но объясни...
– начала Даша.
– Потом, все потом!..
– Седой покачивал головой.
– Но надо же!.. Это ж надо!..
Видно было, что он потрясен снизошедшим на него неожиданным озарением.
– Вы только не подумайте, что я спятил, - сказал он, немного успокоившись.
– Просто теперь я слово могу дать, что Дашин отец - человек чести. Да...
– он опять запнулся.
– Человек чести... человек чести... пробормотал он, вновь повернувшись к зеркалу. Его темное отражение казалось призраком из былых времен, седая прядь - отблеском пудреного парика, а пиджак - то ли короткой мушкетерской накидкой, то ли пиратской курткой. Позади Седого стоял в углу длинный старомодный зонт, в зеркале ручка зонта смотрелась эфесом шпаги, висящей на боку у отражения, и странно было, что отражение не положит руку на этот эфес.