Тайна, покрытая мраком
Шрифт:
6 - Десять тысяч!
– воскликнул управляющий городской конторой по составлению наименований товарищ Сычкин.
– Десять!
– И он швырнул газету на стол. Вот как умеют работать в Горназе, Рыбацкий! А наш электронный составитель наименований сколько сочинить может? - Вообще тысячу, но, между нами говоря, пятьсот, - туманно ответил заместитель Сычкина обтекаемо-круглый Рыбацкий. Впрочем, Сычкин прекрасно его понял, потому что многолетняя совместная работа научила их понимать друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда и полувздоха. - Тысяча!
– горько усмехнулся управляющий.
– Разве это десять тысяч? - Нет!
– честно согласился заместитель.
– Но зато, Борис Петрович, наша машина сразу печатает свои варианты, выдает их, так сказать, в письменном виде, а у них элсоназ только говорить может, за ним еще записывать надо. Последнее замечание Рыбацкий произнес с такой насмешкой, будто говорил о каком-то жалком недотепе. - Ну и что ж, что записывать? Разве это важно? Важны цифры! Десять тысяч звучит! Тысяча - не звучит! Если мы так продолжать будем, вольют нас в Горназ как пить дать. - Ну уж прямо - вольют!..
– неубедительно промямлил Рыбацкий. - Вольют. И поставят над нами Примерову. Меня назначат заместителем, а тебя - тебя пошлют на учебу. Вот так! - Но что же делать? - А вот что: наш элсонаим должен выдавать пятнадцать тысяч вариантов в час - и все! Пятнадцать - это же не десять! - Это-то верно. Но изобретатель отказывается увеличивать проектную мощность. - Давай сюда изобретателя! С кадрами, Рыбацкий, надо работать. Рыбацкий вышел, а Сычкин, погрузившись в административные думы, зашагал по кабинету. Да, теперь уже невозможно установить, как это случилось. Но в эпоху многочисленных реорганизаций и сокращений, укрупнений и разукрупнений, разделений и слияний в Шумиловске появились два совершенно одинаковых учреждения: Горназ и Горнаим. Заглянув в "Толковый словарь" Ушакова, можно узнать, что слово "наименование" имеет тот же смысл, что "название", только является устаревшим. И кабинет Сычкина в точности соответствовал сказанному в словаре. Будучи таким же, как кабинет Примеровой, но заставленный громоздкой классически-учрежденческой мебелью, он выглядел мрачней и старомодней. И сам хозяин кабинета тоже мог бы служить наглядной иллюстрацией к авторитетному определению вышеупомянутого словаря. В комнату вошел или, вернее, ворвался в сопровождении Рыбацкого пожилой профессионально издерганный изобретатель. - Это абсурд!
– закричал
– Мой составитель наименований не рассчитан на такое количество вариантов! - Да, не рассчитан. Но реальная действительность, товарищ изобретатель, нередко вносит поправки в наши расчеты, - спокойно и внушительно сказал Сычкин, хранивший в памяти множество ходовых формулировок и фраз. Сегодня элсонаим дает тысячу вариантов, завтра - десять тысяч, послезавтра - пятнадцать. Мы должны смотреть в послезавтра. Кибернетика на службе прогресса! - Но каким образом элсонаим может увеличивать свою мощность? За счет чего? - А это ваше дело, - вставил Рыбацкий.
– Наше дело попросить, ваше разобраться. - Элсонаим должен увеличивать мощность за счет неиспользованных резервов, - четко сформулировал Сычкин. Привычная формулировка всегда успокаивала Сычкина и казалась ему убедительной и не требующей пояснений. Мысли и высказывания его строились из готовых фраз, как блочные дома - из готовых стандартных блоков. И такое крупноблочное мышление было для него единственно возможным, ибо иначе Сычкин уже не мог. - Но принципиальная схема элсонаима не позволяет...
– попытался объяснить изобретатель. - Мы не можем находиться в плену у привычных схем!
– перебил его Сычкин. - Не мы для схем, а схемы для нас!
– поддакнул Рыбацкий. Изобретатель дико посмотрел на них и, хлопнув дверью, выскочил из кабинета. - Консерватор!
– определил управляющий. - Консерватор и псих!
– уточнил заместитель.
– Я же говорю, с ним каши не сваришь. - Ну, вот что, Рыбацкий, другого выхода нет, кадры решают все, - подумав, сказал Сычкин.
– Придется тебе раздобыть этого самого Фигуркина. - Да что ты, Борис Петрович, как же я его раздобуду? - Путем правильного применения принципа материальной заинтересованности. - Легко сказать. - А вспомни, Рыбацкий, как мы руководили автохозяйством и ты доставал самые дефицитные запчасти! Вспомни, как мы заправляли спортом и ты добывал самых дефицитных футболистов! - Эх, Борис Петрович, когда это было!.. Стар я стал... - Старый конь борозды не испортит!
– нашел подходящую фразу Сычкин.
– Ты подумай, что поставлено на карту!
– И управляющий произнес пламенную речь о том, что скорей запрягут вместе коня и трепетную лань, скорей Каспийское море начнет впадать в Волгу, чем их родной Горнаим вольют в какой-то Горназ. - Ну что ж, - сказал воодушевленный речью Рыбацкий.
– Ваше дело приказать, наше - попытаться. Попробуем раздобыть этого красного Эдисона.
7 Примерова и Фигуркин вышли из учреждения вместе и, держась на почтительном расстоянии друг от друга, свернули за угол. - Ох, устала я!
– сказала Примерова.
– Целый день помогала отделу питания и зрелищ придумывать название для нового магазина самообслуживания. - Ну и как, - рассеянно спросил Костя, - придумали? - Не до конца. Хоть бы скорей ваш элсоназ, Константин Львович, начал работать. Вся надежда на него. - Он бы давно уже работал, Зинаида Васильевна, если бы мне не пришлось увеличивать его мощность. Между прочим, по вашей милости. - Ну, не сердитесь, Константин Львович, Это же для пользы дела. - Не уверен! - Ох, опять вы за свое!
– Примерова оглянулась и, убедившись в том, что они достаточно далеко ушли от Горназа, взяла Фигуркина под руку.
– Так куда мы, Костенька, пойдем? У нас впереди целый вечер. - Видите ли, Зинаида Васильевна... - Мы уже не на работе, Костенька, и я для тебя не Зинаида Васильевна. - Ну да, конечно... Никогда не успеваю вовремя переключиться... - Но это же так просто: на службе мы на "вы", вне службы - на "ты"... Так куда мы пойдем: в кино или ко мне? - Видишь ли, Зина, тут такое дело... Приезжает тетка из Армавира, и мне, понимаешь, нужно ее встретить. - Понимаю. На прошлой неделе у тебя брат из Симферополя гостил. А перед братом - бабушка из Омска... - Дедушка из Томска, - поправил Костя.
(А с противоположной стороны улицы за ними наблюдал Рыбацкий. Стараясь оставаться незамеченным, он стоял к ним спиной, внимательно следя за их отражением в зеркальных стеклах витрины.) - Ax, извини, действительно дедушка из Томска. - Ну и что же тут смешного? - Ничего. Всесоюзный слет родственников. Привет! Примерова перебежала улицу и едва не столкнулась с Рыбацким, который, не обратив на нее внимания, устремился за Фигуркиным. "Интересно!
– подумала Примерова.
– Не он ли твой родственник?" - И поспешила за Рыбацким. Так они и шли: впереди Костя; за ним, стараясь не потерять его из виду и расталкивая прохожих, Рыбацкий, а за Рыбацким - Примерова. Так втроем они вошли в музей. Костя, не оглядываясь, шагал по залам. Следом, прячась за стендами и скульптурами, короткими перебежками продвигался Рыбацкий. За Рыбацким - Примерова. Фигуркин остановился. Тотчас застыл Рыбацкий. И едва не налетела на него управляющая Горназом. Костя пошел дальше. И тут же двинулись сопровождающие его лица, чье странное поведение настолько заинтересовало служащих музея, что они незаметно стали следовать за подозрительными личностями. Но вот Фигуркин услышал знакомый голос. Как и в прошлый раз, он отошел в сторону и, когда в зал вошли экскурсанты, смешался с группой. И снова в музее они были только вдвоем: он и девушка-экскурсовод, которую Костя называл Леной. Вдвоем бродили они по безлюдному помещению, останавливаясь то у одной, то у другой картины. А Рыбацкий не замечал ни экскурсантов, ни экскурсовода. Он видел только одного Фигуркина, неизвестно зачем одиноко блуждающего по музею. И наконец, Примерова все происходящее видела так: по пустым залам, не глядя на картины и вызывая неясные подозрения, ходил Фигуркин, а за ним, словно охотник, следовал еще более подозрительный тип из Горнаима. - Можно вас на минуточку?
– услышал Костя и увидел рядом какого-то незнакомого человека.
– Можно вас на два слова? - А в чем дело? - Может быть, мы выйдем отсюда? - Никуда я не пойду. Что вам нужно? - Тихо, тихо. Отойдем в сторону.
– И незнакомец утащил Фигуркина за стенд, не заметив, что с другой стороны стенда притаилась Зинаида Васильевна.
– Я Рыбацкий. Из Горнаима. - Ну и что? - Будем говорить прямо. Вы любите говорить прямо? Я люблю говорить прямо. Человек вы талантливый? Талантливый. В Горназе вас ценят? Не ценят. Кто изобрел элсоназ? Вы. Кого за это прославляют? Примерову. Правильно это? Неправильно. А вот если бы вы перешли в Горнаим... - Понятно!
– перебил его Фигуркин.
– Знаете вы, где тут выход? Знаете. Сами дорогу найдете? Найдете. Правильно я говорю? Правильно! - Наше дело предложить, ваше - отказаться. Но Фигуркин был уже далеко. Рыбацкий обошел стенд и столкнулся с Примеровой. - Ай-яй-яй, товарищ Рыбацкий, - с сочувствием сказала она.
– Неужели в Горнаиме так плохи дела, что вы не можете обойтись без нашей помощи? Нехорошо. - А подслушивать хорошо? - Об этом мы поговорим с вами, когда ваш Горнаим вольют в Горназ. - Вы хотели сказать, когда Горназ вольют в Горнаим? И вообще попрошу не мешать мне любоваться живописью, - сказал Рыбацкий и с видом знатока уставился на картину "Утро в новом жилмассиве". Поздним вечером Фигуркин возвращался домой. Он вошел в слабо освещенный подъезд, и тотчас из темноты навстречу ему шагнула тень. - Наше дело предложить, ваше - отказаться!
– произнесла тень так, как произносят "кошелек или жизнь?". - Я уже отказался. - Не торопитесь. Такого материального стимула, как у нас, вы не получите нигде. Я уже не говорю о моральной стороне вопроса. Где еще изобретать, если не в Горнаиме! Вот где простор для творческой мысли!
– начал торопливо декламировать Рыбацкий.
– Вот где ценятся таланты! Вот где разгуляться изобретателю и рационализатору! - Хорошо искушаете!
– похвалил его Фигуркин и стал подниматься по лестнице. - Советую подумать!
– крикнул в темноту Рыбацкий. - Уже подумал...
– гулко донеслось из темноты.
– Фигуркин неподкупен, как дурак!
– докладывал Рыбацкий своему начальству.
– Но!
– И он торжественно поднял указательный палец.
– Но я достал настоящих кибернетиков, а не каких-то зазнавшихся самоучек. Я им все объяснил. Они берутся. В кабинете появились два инженера - один постарше, другой помоложе. - Так что же, товарищи, вопрос ясен?
– спросил Сычкин.
– Сумеете усовершенствовать электронный составитель? - А чего ж не усовершенствовать?
– ответил инженер постарше.
– Раз надо, значит, усовершенствуем. - И будет он давать пятнадцать тысяч в час? - А почему ж не будет? Раз нужно, значит, даст.
– Отвечая, инженер постарше скучно оглядывал кабинет. Кибернетик походил на маляра-поденщика и, казалось, вот-вот заговорит про купорос и олифу. - В таком случае, перейдем к финансовой стороне вопроса, - предложил Рыбацкий.
– Как вы думаете, во сколько, примерно, обойдется усовершенствование? - А это смотря по тому, чей материал, - оживился кибернетик помоложе. Ваши диоды-триоды - одна цена. Наши - другая. Или, к примеру, чьи транзисторы ставить будем? - Ваши, конечно. - Ну вот. А хорошие транзисторы сами знаете почем...
8 В Горназе происходило общее собрание. - Через несколько дней вступит в строй элсоназ, - говорила с трибуны Примерова.
– Но, несмотря на достигнутые успехи, мы не имеем права успокаиваться. Наша контора может и должна работать еще лучше. А то внимание, которое нам оказывает общественность, обязывает каждого из нас еще и еще раз подумать: а все ли я сделал для Горназа?
– Примерова говорила легко и свободно, получая удовольствие от того, что умела так говорить.
– Я предлагаю, товарищи, создать комиссию, которая выработает конкретные предложения по всемерному улучшению работы нашей конторы. Какие будут кандидатуры? - Иванову. - Петрову. - Сидорову. - Какую именно Сидорову? Из кондитерского отдела, из электробытового или из винно-водочного? - Всех трех. - Из каждого отдела по Сидоровой. - Хорошо. Еще кого? Наступило молчание. - Ну, товарищи, давайте поактивней. И надо же было, чтобы как раз в эту минуту Фигуркин встал, намереваясь выйти покурить. Этого оказалось достаточным. Все увидели поднявшегося Костю и обрадованно закричали: - Фигуркина в комиссию! Фигуркина!
В том же зале, где происходило многолюдное собрание, теперь осталась только комиссия в составе Ивановой, Петровой, трех Сидоровых и Фигуркина. - Я полагаю, - вдумчиво говорила Петрова, - хорошо бы перевести, например, галантерейный отдел с третьего этажа на первый, а винно-водочный, наоборот, с первого на третий. - Это почему же?
– не согласилась Сидорова из винно-водочного.
– Нашему отделу и на первом хорошо. Помолчали... - Товарищи, нельзя ли побыстрей?
– попросил Фигуркин, доставая сигарету. Какие еще будут предложения? - Есть предложение не курить, - сразу же сказала Иванова, и все женщины неодобрительно посмотрели на смутившегося Фигуркина. - Мне кажется, назрела необходимость выделить из винно-водочного отдела подотдел безалкогольных напитков... - Это верно. Зафиксируйте. - Как вы знаете, в уличном отделе есть подотдел переулков, и у этого подотдела переулков работы больше, чем у всего уличного отдела в целом. Разве это справедливо? - Что же вы предлагаете? - Переименовать уличный отдел в отдел переулков. А в этом отделе организовать подотдел улиц. - А еще следовало бы увеличить отдел общественного питания и зрелищ. Ну хотя бы за счет электробытового отдела, - предложила Сидорова из общепита. - Странная логика, - возразила электробытовая Сидорова, - мы и так едва управляемся, а у вас и так на две единицы больше. Просто смешно! - Тогда можно перевести к нам единицу из винно-водочного. - Так мы вам и дали!
– обидно засмеялась винно-водочная Сидорова.
– Но это местничество - и все! - У нас местничество, а у вас не местничество? - Если позволите, я хотела бы сделать одно замечание...
– тихо сказала Примерова. Чтобы не подавлять инициативы членов комиссии, Зинаида Васильевна не вмешивалась до этого в прения и, скромно усевшись в стороне, благожелательно поглядывала на спорящих.
– Мне думается, комиссии следует только в общих чертах выработать предложения
– возбужденно зашумели члены комиссии. И ни один из них не подозревал, какие перемены произойдут в Шумиловске благодаря невинному ВОВу.
С заседания комиссии Примерова и Фигуркин возвращались вдвоем. - Ты не обижаешься на меня за то, что я рассказала им о ВОВе? - Я не обижаюсь, но ты зря так торопишься. Сначала нужно пустить элсоназ, а уж потом я бы вплотную занялся ВОВом. Кстати, я сделал так, как ты просила. Элсоназ уже выдает десять тысяч. Ты довольна? - Конечно, конечно...
– откликнулась без особого энтузиазма Примерова. Но знаешь, Костенька... Только дай слово, что ты не станешь сердиться. - А в чем дело? - Нет, ты дай слово. - Ну хорошо, даю. Говори. - Понимаешь, сегодня по радио передавали, что в Горнаиме делают составитель мощностью в пятнадцать тысяч вариантов. - Ну и что?
– зловеще спросил Фигуркин. - Ты же обещал не сердиться... Пойми, Костенька, наш элсоназ должен давать хотя бы двадцать тысяч... - Но это же бесполезная, глупая гонка... - Костя, почему ты стал со мной так разговаривать? Что бы я ни сказала, ты возражаешь. О чем бы я ни попросила, - ты обязательно отказываешься. Ты избегаешь меня, ссылаясь на приезды каких-то несуществующих теток из Армавира... - Почему несуществующих? Ко мне действительно приезжала тетя из Армавира...
– неуверенно возразил Фигуркин. - И дедушка из Томска? - И дедушка... - И ты ходил встречать его на вокзал? - Конечно. - Тогда объясни мне, каким образом ты в это же время оказался в музее? - В музее? - Да, в музее! - В каком музее?
– Не зная, что ответить, Костя сам задавал первые попавшиеся вопросы. - В городском. - Я? - Ты. Только, пожалуйста, не говори мне, что поезд из Томска опаздывал, и ты решил пока поднять свой культурный уровень. - А я не говорю. - Раньше ты готов был сделать для меня все. А теперь не хочешь даже улучшить элсоназ. - Но послушай, Зина. Чтобы элсоназ работал еще быстрей, нужно снять электронные фильтры. - Так сними их! - А ты представляешь, какие бредовые варианты станет предлагать элсоназ без фильтров? - Я все представляю и все понимаю, - сухо сказала Зина.
– Кроме одного: почему ты ведешь себя таким образом по отношению ко мне? Забудем про элсоназ. Объясни, пожалуйста, что случилось? - Ну ладно, ладно, я сделаю с этим распроклятым элсоназом все, что ты хочешь!
– быстро сказал Костя. Больше всего он боялся выяснения отношений.
– Сколько ты хочешь, чтобы он составлял? Двадцать тысяч? Двадцать пять? Говори, не стесняйся. - Тридцать!
– не упустила случая Примерова.
– Тридцать тысяч! - Хо-ро-шо!
– согласился Фигуркин и многозначительно добавил: - Но не забудь, что ты сама об этом просила.
9 А в городской конторе по составлению наименований шла тайная подготовка к реваншу. В подвале за дверью со строгой надписью "Вход посторонним категорически воспрещен" раздавались резкие пулеметные очереди - это электронный составитель наименований печатал свои варианты. А у входа в подвал дежурил вахтер, который никак не мог привыкнуть к странным звукам и при каждом неожиданном треске и взрыве вздрагивал и затыкал уши. В результате беспрерывных коротких замыканий свет то и дело гас. Поэтому вахтер на всякий случай держал рядом с собой зажженную свечу, что придавало происходящему некую странность и загадочность. Сычкин и Рыбацкий прошли мимо вахтера и спустились в подвал. Работа была в разгаре. Пахло паленой краской и канифолью. Повсюду лежали блоки электронного составителя, а между ними деловито сновали мастеровые. - Как дела?
– спросил Сычкин. - Полный порядок, - ответил кибернетик помоложе. - Скоро закончите? - Как договорились. - Молодцы. Точность - вежливость королей, - пошутил управляющий. - Только тут вот какое дело, - начал Рыбацкий.
– Сегодня в газете есть сообщение, что в Горназе машина, к сожалению, будет выдавать не десять, а тридцать тысяч вариантов. - Все течет, все меняется, - пояснил Сычкин. - Мы не можем уступать какому-то Горназу, - продолжал Рыбацкий.
– И, значит, наша машина должна быть лучше горназовской. - Догнать и перегнать!
– привычно вспомнил управляющий. - Догнать - это можно, - сказал кибернетик постарше. - И перегнать можно, - добавил тот, что помоложе. - А сколько вариантов сможет давать машина? Тридцать пять тысяч даст? - А чего ж ей не дать! Не маленькая. - А сорок? - Так это в зависимости... - Зависимость будет!
– твердо пообещал Сычкин.
– Принцип материальной заинтересованности - движущая сила! - Наше дело поощрить, ваше - постараться. - Пятьдесят тысяч в час, - вот что мне нужно!
– заявил решительно управляющий.
– Пятьдесят или даже сто! Перегонять так перегонять! - Ну что ж, можно и сто, - переглянулись кибернетики.
– Только не много ли? - Чем больше - тем лучше. Отличное - враг хорошего!
– сформулировал Сычкин.
– Ох, Борис Петрович, - сказал заместитель управляющего, когда они вернулись в кабинет.
– Насчет ста тысяч это ты того, погорячился. - Ничего, Рыбацкий. Смелость города берет!
– Управляющий был явно доволен собой и своим решением.
– Сто тысяч - это же звучит. И в кабинете эхом зазвучало: "Сто тысяч! Сто тысяч! Сто тысяч!" - Наш электронный составитель будет первым не то что в городе или, скажем, в Европе - во всем мире! А ты представляешь, что значит первый в мире?! - В мире! В мире! В мире!
– снова подхватило эхо. - Это же слава! Это же авторитет! Это же обмен опытом в международном масштабе! И Сычкин увидел себя выступающим с высокой трибуны и услыхал гром аплодисментов, которыми его наградили поднявшиеся в едином порыве слушатели.
10 Но пока Сычкин еще только мечтал о славе, Примерова и возглавляемый ею Горназ находились уже в центре внимания городской общественности. И когда Шумиловск посещали ответственные гости и столичные деятели искусств, Мартушкин, по праву считавший себя виновником славы элсоназа, непременно тащил их в показательное учреждение. Вот и сейчас он неожиданно появился в кабинете Примеровой. - Вы уж извините, Зинаида Васильевна, пятую делегацию на этой неделе привожу к вам. Но пристали как ножом к горлу: покажи да покажи! - Кто пристал? - Да они, киноартисты, которые к нам на гастроли приехали. - Киноартисты?!
– радостно вспыхнула Примерова.
– Так вы бы хоть предупредили, мы бы как-то подготовились.
– И она торопливо достала из сумочки зеркало и пудреницу. - Ну что вы, Зинаида Васильевна, зачем специально готовиться? Пусть изучают жизнь как она есть. Работникам литературы и искусства это полезно. И теперь Примерова с Мартушкиным водили киноартистов по Горназу. Сотрудники учреждения чаще обычного сновали с папками в руках по коридору. Артисты ослепительно улыбались, талантливо, по системе Станиславского, играя неподдельный интерес к тому, что им говорила Примерова. А Мартушкин успел уже наизусть сочинить небольшую статью, которая называлась "Полезная встреча" и кончалась словами: "Встреча вылилась в серьезный, волнующий разговор об искусстве. Актеры рассказали о своей работе и поделились творческими планами". (Может показаться странным, что Мартушкин мыслил такими же готовыми фразами, как Сычкин. Но ведь Борис Петрович черпал свои формулировки из статей того же Мартушкина. А Мартушкин тоже не сам их выдумывал, а брал на вооружение у других Сычкиных.) - Нам очень жаль, - говорила Примерова, - что нет фильма о таких конторах, как наша. Ведь у нас есть свои конфликты, своя романтика. - Конечно! Я бы сам с удовольствием снялся в таком фильме!
– сказал актер, сыгравший столько положительных героев, что даже близкие начали принимать его за хорошего человека. Здесь была миловидная актриса, сыгравшая в тридцати фильмах двадцать пять веселых подружек и пять невеселых. Здесь был актер, специализировавшийся на военных ролях, но ни разу не получивший роль старше младшего лейтенанта. Здесь был и мрачный исполнитель комедийных ролей. И артист-трезвенник, так аппетитно выпивавший на экране, что при виде его хотелось закусить. - А вот, товарищи, наш электронный составитель, - сказала Примерова.
– Он может составлять до тридцати тысяч вариантов в час. - Боже, какая прелесть!
– восхитилась актриса-подружка.
– Правда, Федя? - А что же он составляет?
– мрачно спросил комедийный артист. - Новые названия. - Нужное дело!
– авторитетно сказал положительный. - А для фильмов названия он тоже придумывает?
– пошутил трезвенник-алкоголик. - В нашем городе нет, к сожалению, киностудий, - сказал Мартушкин.
– Но если бы понадобилось, элсоназ мог бы придумывать названия и для фильмов. - Боже, как интересно!
– воскликнула подружка.
– Правда, Федя? - А теперь, я думаю, - обаятельно улыбнулся положительный герой, - мы поблагодарим Ирину Семеновну... - Зинаиду Васильевну, - поправил Мартушкин. - Ох, простите... Мы поблагодарим Зинаиду Васильевну за эту чрезвычайно интересную экскурсию.
– Актеры зааплодировали.
– И пригласим ее к нам на концерт! - Конечно, конечно!
– подхватила подружка.
– Это было незабываемо!
11 И вот наконец наступил тот долгожданный день, когда заведующие отделами, подотделами и столами собрались на торжественные испытания элсоназа. - Товарищи!
– звонко начала Зинаида Васильевна.
– Через несколько минут начнет работать первый в мире электронный составитель названий. Трудно переоценить значение этого аппарата. И мы не можем не гордиться тем, что такое изобретение было сделано в стенах нашего родного Горназа! Присутствующие громко зааплодировали. Изобретатель неловко раскланялся и, подойдя к пульту управления, включил рубильник. На панели, пульсируя, замерцал рубиновый огонек. В тишине послышался всеобщий вздох. - В общем так, - буднично и вяло сказал Фигуркин.
– Сейчас я включу вариантовыдаватель, и элсоназ станет выдавать варианты. Но для этого элсоназ должен знать, для какой именно продукции он составляет названия, ну, например, для мыла или для печенья. - Давай для одеколона, - пробасил заведующий одеколонным подотделом отдела парфюмерии.
– Гост 16 дробь 127. - Хорошо, - согласился Костя. Чуть побледнев от волнения, он заиграл на каких-то клавишах, пощелкал тумблерами и нажал на красную кнопку. - Внимание! Говорит элсоназ, - раздался голос.
– Прослушайте варианты названий для одеколона гост 16 дробь 127. Варианты предлагаются в алфавитном порядке: алая астра, алый арбуз, алый абрикос, алый абажур, алый ананас...
– Аппарат говорил все быстрей и быстрей.
– Алая акация, алая абстракция, алая Абхазия.
– Вскоре нельзя было разобрать ни одного слова. Все слилось в один высокий протяжный вой. - Что случилось?
– встревоженно спросила Примерова, пытаясь перекричать элсоназ. - Все в порядке!
– прокричал в ответ Фигуркин.
– Скорость тридцать тысяч. Как вы просили. - Но ведь ничего нельзя разобрать. - Конечно. При такой скорости так и должно быть. Элсоназ завывал еще некоторое время. Затем Фигуркин взглянул на часы, щелкнул тумблером, и вой прекратился. - Вы прослушали варианты названий для одеколона гост 16 дробь 127, объявил элсоназ.
– Благодарю за внимание. Наступила тишина. Присутствующие ошалело смотрели друг на друга. - Ну вот, - сказал Фигуркин, указывая на счетчик, - элсоназ за пять минут составил две с половиной тысячи вариантов. - Какие же это варианты?
– усомнился ехидный заведующий мармеладным подотделом.
– Это же, простите, сплошное завывание. - Совершенно верно, - согласился изобретатель, - но это завывание записывалось на магнитофон. И если запись пустить в тридцать раз медленней, то каждое слово будет звучать достаточно разборчиво. - Но какой же смысл в том, чтобы сначала в тридцать раз увеличивать скорость элсоназа, а потом в тридцать раз понижать?
– не унимался дотошный мармеладник. - Товарищи, это уже технические детали...
– поспешила вмешаться Примерова.
– А теперь, я думаю, нам следует ото всей души поблагодарить Константина Львовича за его замечательное изобретение. Тридцать тысяч названий - это же потрясающе!
– И Зинаида Васильевна громко зааплодировала. Присутствующие без особого энтузиазма последовали ее примеру. - Побольше названий хороших и разных!
– сказал жизнерадостный Мартушкин, Сказал так, будто уже видел свою статью на первой странице газеты.