Тайна Ребекки
Шрифт:
Я смотрела на его походку. Он был без фуражки, и я отметила, что у него темные волосы. На боку – портупея, начищенные сапоги блестели на солнце.
«Вот!» – сказала я себе.
Он не видел меня, пока не добрался до вершины. Задумался о чем-то. Мало кому нравится, когда осознаешь, что все это время на тебя кто-то смотрел. Я тотчас представилась ему, сказала, что меня зовут Ребекка и что меня привезла сюда леди Бриггс. Он быстро пожал мне руку, но я его не заинтересовала. Он по-прежнему был погружен в свои мысли и почти не слушал меня. Как бы выяснить, чем он так озабочен? Думал ли он о своем отце, который умирал где-то в глубине дома, или колебался, не зная, как поступить: то ли идти дальше,
– Что это были за дети? – спросила я.
– Дети? – удивился он, но потом сообразил, о ком идет речь. – Бен и Люси… Карминов. Их мать работала у нас служанкой они безвредные, но бабушка не любит, когда они тут вертятся.
– А вы? – спросила я. – Вам тоже не нравится? Но ведь это морской берег!
– Верно, но это наш берег. – Он бросил в мою сторону короткий взгляд. – Частное владение.
– А вы владеете только берегом или и морем тоже? Я не верю, что море может кому-то принадлежать. Это богохульство.
– Вы правы, – сказал Максим со вздохом, вынул сигарету и прикурил. – Мне это тоже иной раз кажется непонятным. Почему бы тогда не предъявить права на небо? И воздух? Но уж так все сложилось издавна. И останется таковым навсегда.
Он снова замолчал, а я стала разглядывать его. Для Максима я оставалась гадким утенком, какими бывают девочки в переходном возрасте, – всего лишь родственница Евангелины, и ничего более. Почти невидимка. А преимущество невидимки в том, что ты имеешь возможность рассматривать кого хочешь и сколько угодно. И я могла свободно разглядывать его. Правильно очерченное лицо – лицо впечатлительного человека, и хорошие руки. Но более всего меня заворожил пистолет.
– Он заряжен? – спросила я после паузы, во время которой, уверена, он успел позабыть о моем существовании.
– Что? – переспросил Максим, выйдя из задумчивости. – Нет, не заряжен.
– Можно мне посмотреть на него?
– Нет, нельзя. Оружие – опасная вещь. Это не игрушка для маленькой девочки.
– Но я никогда еще не видела пистолета. Я не прикоснусь к нему, обещаю.
Мне кажется, он несколько удивился. Снова вздохнул, потом расстегнул портупею, вынул пистолет и показал мне, как его надо заряжать, и даже сунул пулю в ствол. Солнечные лучи упали на дуло и отразились от него. Он был гладкий и совсем не старый.
– А если выстрелить из него? – спросила я. – Вы сможете убить из него немца?
– Сильно сомневаюсь в этом, – сухо ответил Максим. – Во время атаки я поднял свой отряд, мы выбежали из траншеи и бросились на противника. Они открыли огонь из пулеметов, а я начал стрелять из своего револьвера. Но револьверная пуля в отличие от пулеметной летит не очень далеко. И у меня было всего шесть пуль. Ни одна из них не достигла цели. У меня возникла уверенность, что меня непременно убьют. Два моих самых близких школьных друга уже погибли. Мне дали месяц отпуска. Но по-настоящему я еще не сражался.
– А вы научитесь убивать?
– Если хватит времени научиться.
Поражаюсь, как это я тогда сдержалась и не ляпнула ему, что он так же глуп, как и его отец. Он не умрет. Он не имеет права умереть. Потому что у меня есть свой замысел, и ему предстоит принять в нем участие. Вряд ли Максим поверит мне, что непременно выживет, потому что я не хочу, чтобы он погиб. И поэтому я промолчала. А он вернул оружие на место в портупею. Представляешь? Тот самый пистолет, который он накануне чистил и смазывал. Все это время он хранился у него. Я никогда не спрашивала, убил ли он хоть одного немца из этого пистолета. Макс не любил говорить про войну, а я никогда не настаивала.
Так что вполне может быть, что он научился убивать, а может, и нет.– Мне надо идти, – сказала я после очередной паузы и оставила его стоять на тропинке.
Он смотрел на утес, о который бились волны. И забыл обо мне, как только я отошла. Но зато я запомнила все. Бегом я добежала до дома, где Евангелина и миссис де Уинтер о чем-то разговаривали.
Мы встретились с этой старой бестией спустя много лет. Мне уже исполнилось двадцать пять: высокая, очень сильно изменившаяся – жена Макса.
– Ты девочка-бабочка? – спросила она меня после ужина, когда мы остались наедине. Старуха рассматривала меня своими голубыми глазами весь вечер. Максим и единственный гость, Фрэнк Кроули, сидели за другим столом и пили портвейн. Наступил самый ответственный момент, когда старая миссис де Уинтер должна была оценить невестку. На следующий день должны были состояться настоящие смотрины, и в доме ждали приезда Беатрис.
Горгона оглядела меня с ног до головы, оценила мое дорогое изысканное бархатное платье, которое купил Макс, цвета рубина – цвета крови, разгоряченной огнем.
– Ты хорошо замаскировалась, моя дорогая, – вынесла свое суждение старуха, – даже я не сразу узнала тебя. Но ты так внезапно исчезла и появилась снова, как по мановению волшебной палочки. Маленький боец. Но твои глаза нельзя спутать. Ну что, ты уже успела сделать Макса подкаблучником?
– Нет, – ответила я, – мне не нравятся такие приемы. И мне они не нужны.
– Ни за что не поверю. – Она окинула меня острым взглядом. – Жене требуются три качества: красота, ум и способность рожать детей. Ты красива. Очень красива, и это уже почти опасно. Несомненно, умна. Я видела, какая ты наблюдательная, уже при первой встрече. Способна ли ты рожать? Помнится, Изольда не страдала бесплодием. Не будем забывать и про ирландского любителя приключений. Старые фамилии нуждаются время от времени в притоке свежей крови. Несколько необычная родословная, но неплохая. Все подходит. – Миссис де Уинтер нахмурилась, помолчала немного и пробарабанила какой-то марш кончиками пальцев по столу. – Конечно, я могу расстроить эту помолвку, как я уже расстроила одну, когда Макс остановил выбор не на той девице. Тебя это беспокоит?
– В сущности, нет, – ответила я.
Горгона опустилась на софу, и я села рядом.
Сколько ей было? Семьдесят? Восемьдесят? Она все еще оставалась настоящей Горгоной, но она уже выдохлась. А я молода, и к тому же Макс безумно влюблен в меня.
Сначала я охотилась за ним, а теперь он задыхался от любви ко мне. Мне всегда нравилось слово «навеки». Он предпочитал говорить «навсегда». И уверял, что только меня одну он может любить. Макс говорил, что я ему нужна и что он будет защищать меня. Он хотел быть со мной весь день и всю ночь. И он хотел быть во мне весь день и всю ночь. Иногда у него не хватало терпения раздеться. «Быстрее, моя дорогая, – торопил он и глухо стонал от возбуждения. – Быстрее, быстрее». Он уверял, что всегда мечтал о таких маленьких грудях и о такой бледной коже, зарывался носом в мои черные волосы, и их аромат пьянил его. Он говорил, что всякий раз тонет в моих глазах. И что умрет, если не женится на мне, если я откажу ему.
Зная это, я испытывала легкое сострадание к миссис де Уинтер. Время способно подрубить даже такую несгибаемую женщину, как она. Поэтому я старалась обращаться с ней помягче.
– Если вы попытаетесь разлучить нас, то потерпите поражение. Я подхожу вам больше всего, – прямо заявила я. – Но в любом случае не советую вам и пытаться. Вам уже трудно управлять Мэндерли, вы постарели. Нужен кто-то, кто взял бы бразды правления в свои руки. И это большое облегчение – передать их в нужные руки.