Тайна Ретта Батлера
Шрифт:
Мимо пары прошествовал Рэтт Батлер, ведущий под уздцы четырех коней.
Вскоре Рэтт, а за ним мужчина с женщиной, очутились на ярмарочном поле с загонами для скота, где были выставлены и уже проданы сотни коней и овец, которых почти всех увели.
К этому часу с серьезными делами уже было покончено, оставалось только продать с аукциона животных похуже, которых не удалось сбыть с рук, поскольку от них наотрез отказались взять солидные скупщики, рано прибывшие на ярмарку. Они уже решили, что ничего путного на аукционе предложено не будет и собирались отправиться в салун.
Завидев
Но сказать, что возле аукциона для торговли скотом толпа зевак поредела, было бы несправедливо. Она была еще гуще, чем в утренние часы. Теперь тут появились и люди более легкомысленные, чем торговцы скотом: свободные от работы поденщики, несколько солдат, приехавших домой на побывку, городские лавочники и тому подобный бездельный люд. Для них полем деятельности служили в основном ларьки с игрушками и всякой чепухой, палатки с выпивкой, шатры с восковыми фигурами, живыми уродами, прорицателями и игрой в наперсток.
Рэтт Батлер подозвал к себе аукционщика и обратился к нему:
— Не согласишься ли, приятель, продать четверку великолепных лошадей за хорошие комиссионные?
Аукционщик принялся тут же разглядывать товар, с интересом осмотрел армейские клейма на конях и обратился к Рэтту:
— Откуда они тебе достались, приятель?
— Я же не прошу за них много, — ответил Рэтт Батлер.
Аукционщик долго торговался, но потом согласился выставить коней на торги, правда, предварительно предложив условия, которые Рэтт Батлер безоговорочно принял.
Деньги Рэтт получал сейчас же и его не должно было волновать, за сколько предложит на продажу аукционщик его коней.
В общем-то, четыре коня принесли Рэтту Батлеру немногим меньше, чем голова Мигеля Кастильо.
Пока скупщики скота боролись за право обладать лошадьми из армейского обоза, мужчина и женщина, только недавно пришедшие на ярмарку, углядели стоящий на поле для торговли скотом шатер из новенькой парусины молочного цвета с красными флагами на верхушке. Вывеска гласила: «Добрая выпивка и вкусная пшеничная каша». Над шатром торчала небольшая железная труба, и мужчина, по достоинству оценив надпись, потянул жену в шатер.
Женщина была голодна и поэтому ее больше привлекла вторая часть надписи.
Войдя в шатер, они увидели там большую компанию, расположившуюся за длинными узкими столами, тянущимися вдоль стен. В дальнем углу стояла печь, топившаяся углем, а над огнем висел большой котел, настолько истершийся по краям, что обнажилась медь, из которой он был сделан.
Во главе стола сидела женщина, похожая на ведьму, в белом переднике. Она медленно размешивала содержимое котла.
По палатке разносился скребущий звук огромной ложки, которой женщина орудовала, не давая подгореть своей продукции.
Варево состояло из пшеничных зерен, молока, изюма и других составных частей. Каша, разлитая в миски, стояла тут же, на столе, застланном белой скатертью.
Молодые мужчина и женщина заказали себе по миске дымящейся каши и уселись, чтобы съесть ее не спеша.
Пока все шло отлично.
Пшеничная каша, как и предполагала женщина, была сытная. Она даже понравилась мужчине, больше привыкшему к спиртному, чем
к хорошей еде.Однако мужчина, побуждаемый инстинктом порочной натуры, подмигнул ведьме, орудующей в котле, и, получив согласие в виде кивка, протянул ей свою миску.
Она достала из-под стола бутылку, отмерила стаканом и влила в кашу виски. Мужчина передал ей деньги.
Варево, приправленное спиртным, пришлось ему гораздо больше по вкусу, чем в первоначальном виде.
Его жена с тревогой наблюдала за этим.
Но он стал уговаривать ее тоже приправить кашу и она, немного поколебавшись, согласилась, но только на меньшую порцию, чем ее муж.
Мужчина доел свою миску и потребовал вторую с еще большим количеством виски.
Очень скоро виски начало сказываться на поведении мужчины, и женщина с грустью убедилась, что ей хоть и удалось благополучно прибыть в городок, но тут ее семью поджидают новые неприятности.
После первой миски мужчина пришел в безмятежное расположение духа. После второй развеселился, после третьей принялся разглагольствовать, после четвертой в поведении его обнаружились качества, которые подчеркивали склад его лица: противную манеру сжимать губы и делано сверкать глазами.
Он стал сварливым, даже вздорным.
Разговор с соседями по столу пошел в повышенных тонах, как нередко бывает в подобных случаях.
Гибель хороших людей по вине дурных жен, крушение смелых планов и все в результате ранней неосмотрительной женитьбы — вот какова была тема беседы.
— Так и я себя доконал, — жаловался соседу по столу мужчина, жаловался с горечью, чуть ли не со злобой. — Женился в восемнадцать лет, как последний дурак и вот последствие, — и он указал на свою жену, как бы приглашая соседа полюбоваться на это жалкое зрелище.
Молодая женщина, его жена, очевидно привыкла к таким выходкам и держала себя так, будто и не слыхала его.
Она время от времени бросала взгляд на поле, где как раз аукционер сбывал с рук последнего коня, принадлежавшего Рэтту Батлеру.
Тот хоть и не должен был получить ничего больше от продажи, все равно смотрел, как торгуют его лошадьми, ведь возвращаться в салун ему не хотелось. Там его ждал Мигель Кастильо, а говорить им было не о чем.
«Нужно всего лишь передохнуть в городке, — сказал сам себе Рэтт Батлер, — и завтра вновь отправляться в дорогу. Нужно поскорее отыскать эти проклятые деньги, и тогда я смогу начать новую жизнь».
Потеряв интерес к происходящему после того, как был продан последний армейский конь, Рэтт Батлер посмотрел за приподнятый полог палатки, где торговали кашей и спиртным.
Там мужчина, сидевший рядом со своей женой, продолжал рассуждать, пьяно подмигивая своим собеседникам. А их у него появлялось все больше и больше.
— Все мое достояние — двадцать долларов, а ведь я свое дело знаю. Могу побиться об заклад, что на всем Западе не найдется человека, который обскакал бы меня в фуражном деле. И освободись я от обузы, — и он указал на свою жену, — цена бы мне была тысяча долларов. Но о таких вещах всегда узнаешь слишком поздно.
И Рэтт Батлер, глядя на красивую молодую женщину, понял, что его сердце не огрубело окончательно во время скитаний.