Тайна заброшенной часовни

— Послушай, — помолчав, спросил у Брошека Влодек, — им что, перца на хвост насыпали?

— Э, нет, — подумав, сказал Брошек. — Похоже, они правы.

Между тем девочки, обменявшсь несколькими словами с паном Ендрусем, столь же стремительно побежали обратно. А пан Адольф, видимо, окончательно обессилев, опустился на один из километровых столбиков и скорчился, всем своим видом давая понять, что его просто скрутило от боли.

Дело оборачивалось серьезно; пришлось нарушить покой отца. Правда, отец уже много лет специализировался в области фармакологии, но как-никак у него был диплом врача. Девочки буквально на него насели, и его робкие протесты ни к чему не привели.

— Человеку плохо! — кричала Ика. — Долг врача…

Отец отложил авторучку, придавил рукопись пресс-папье и отправился к пану Адольфу. Ика несла аптечку, Альберт — грелку, Влодек и Брошек — раскладушку, которая должна была заменить носилки. На этой раскладушке пана Адольфа притащили в дом под красной черепичной крышей, и отец тщательно его осмотрел. Пани Краличек сохраняла присутствие духа, чего нельзя было сказать про панну Эвиту, которая разрыдалась, и даже голос у нее перестал быть таким скрипучим.

К счастью, отец исключил самое опасное: воспаление желчного пузыря, приступ почечнокаменной болезни, а также аппендицит. Диагноз он поставил такой: острое, но не опасное отравление.

Пан Адольф решительно отказался от уколов, поэтому его только напоили каплями Иноземцева и обложили теплыми грелками. Он извинился за доставленное беспокойство, растроганно (хотя все еще страдальческим голосом) поблагодарил своих спасителей за братскую помощь, а затем потребовал, чтобы его оставили одного: он примет снотворное и постарается побыстрее заснуть, чтобы забыть эту пренеприятнейшую историю. И заперся на ключ.

Команда «скорой помощи» отправилась домой. Водитель автобуса трудился всего лишь над второй шиной, а на долину Черного Камня уже спустились сумерки. Хуже того: вечер был очень прохладный. Правда, похолодание могло предвещать улучшение погоды, однако продрогших туристов завтрашний день не интересовал, и они с обреченным видом приплясывали возле автобуса в тщетной надежде хоть немного согреться. Пожалев их, Икина мама открыла на веранде нечто вроде бесплатного буфета с раздачей горячего чая и бутербродов. Дом был слишком мал, чтобы вместить сорок с лишним человек, и туристы толклись на пятачке между часовней, палаткой магистра и сараем; часть из них уныло молчала, а часть громко сетовала на судьбу. Ночь становилась все холодней и тревожнее. Мама призвала на помощь девочек и Влодека. Они робко попытались протестовать, но мама решительно их осадила, пообещав, правда, освободить от очередного дежурства по кухне.

На свободе, таким образом, остались только Брошек и Пацулка. Опасаясь, что мама и для них найдет какое-нибудь занятие, они поспешили убраться с ее глаз долой и приняли самое разумное в данной ситуации решение, а именно отправились навестить магистра Потомка.

Магистр отдыхал. В конце концов, он в тот день прочитал пять весьма обстоятельных лекций, а потом целый час беседовал с Икиной мамой. И, естественно, почувствовал страшную усталость, а вместе с усталостью пришла тревога. Магистру очень не нравились постоянная суета, движение, перешептывания, шорохи и шаги возле палатки.

Неудивительно поэтому, что он встретил двоих молодых людей со вздохом облегчения.

— Неспокойно мне, дорогие друзья, — сказал он. — Боюсь, сегодня ночью глаз не удастся сомкнуть.

— Верно, — сказал Брошек, — вы совершенно правильно оцениваете обстановку.

— А вы как считаете? — спросил магистр у Пацулки.

— Ба! — заявил Пацулка таким тоном, что магистра бросило в дрожь, он плотнее закутался в плащ, несколько раз нервно зевнул, а его темные глаза ярко блеснули в слабом свете фонарика.

— Пан магистр, — сказал Брошек. — По нашему мнению, сегодняшний тревожный вечер может быть использован преступником. История с автобусом выглядит весьма подозрительно. Пожалуй, вам следует занять пост в спальном мешке за часовней, мы же будем дежурить в вашей палатке, притом не по одному, а по двое. И время от времени кто-нибудь будет приносить вам термос с горячим кофе.

Магистр просиял.

— Вы замечательные ребята!

— Ну, — буркнул Пацулка.

— Я как раз сегодня говорил об этом с… — начал он и осекся.

Брошек холодно усмехнулся.

— Мы так и знали, что Икина мама все из вас вытянет, — сказал он. — Но сейчас это уже не имеет значения. Вы принимаете наш план?

Смущенный магистр, разумеется, план безоговорочно одобрил, рассыпался в благодарностях и выразил свое уважение, признательность и восхищение. Слушать его было приятно, но время не стояло на месте. Уже совсем стемнело. Условились, что первый раз Брошек принесет кофе около одиннадцати, и магистр отправился на свой пост за часовней.

Конечно, в тот вечер об ужине не могло быть и речи. Домочадцы вынуждены были ограничиться чаем с бутербродами, оставшимися после кормежки туристов. Мама очень устала и, напомнив Ике и Брошеку об их обещании, уже в девять часов легла спать. Разведка донесла, что она мгновенно уснула своим знаменитым беспробудным сном. Тогда было решено, что первыми на дежурство в палатке магистра заступят Ика и Альберт.

Брошек и Пацулка должны были сменить их в одиннадцать. А Влодеку (так определила жеребьевка) надлежало наблюдать за автобусом до самого его отъезда. Правда, вероятность того, что кто-нибудь из туристов пожелает прихватить с собой картину из часовни, была ничтожно мала, но горький опыт с пропавшей скульптурой доказывал, что нельзя доверять даже собственной тени. И Влодек, покрутившись возле автобуса, стал помогать водителю.

Брошек и Пацулка, оставшись одни, молча сидели на веранде.

Около десяти поднялся порывистый ветер и разогнал тучи. Пацулка вдруг радостно заерзал на скамейке.

— Звезда! — тихо сказал он.

Брошек поднял глаза. Действительно, ветер своего добился: в черном небесном океане одна за другой засверкали крохотные яркие точки. Улыбнувшись им, Брошек внось погрузился в размышления. Он последовательно, день за днем, факт за фактом, рассматривал все события минувшей долгой дождливой недели.

И вдруг в голову ему пришла мысль совершенно невероятная, однако, при всей своей фантастичности, не лишенная смысла. Чем дольше Брошк сопоставлял ее с целым рядом очевидных фактов, тем более разумной она ему казалась.

Наконец он не выдержал.

— Мой мудрый Пацулка, — прошептал он, — что ты скажешь насчет…

И задал Пацулке несколько вопросов, на каждый из которых тот ответил утвердительным кивком. Потом они обменялись крепким рукопожатием. Это была своего рода клятва — торжественное обещание, что теперь преступнику недолго осталось ждать торжества правосудия. В заключение Брошек поинтересовался мнением Пацулки насчет кое-каких подозрений, возникших у них с Икой относительно особы Толстого.