Тайная улыбка

– Привет! – раздался голос мамы. – Кто там? – спросила она из коридора. – Кто это?

– Мама, это я.

– Миранда?

Мама была в халате. Волосы жирные, лицо опухло от сна.

– Ты заболела? – спросила я.

– Заболела? – Она потерла лицо. – Нет, просто немного устала. Дерек пошел купить садовую бечевку, я и подумала, что немного вздремну перед ленчем.

– Не хотела тебя будить.

– Не имеет значения.

– Я принесла тебе цветы.

– Спасибо. – Она взглянула на них, но совершенно безразлично, мельком.

– Чай или кофе? Я приготовлю.

– Хорошо бы. – Она присела на краешек одного из стульев.

– Так что: чай или кофе?

– То, что хочешь сама. Мне все равно.

– Кофе. А потом пойдем на прогулку.

– Не могу, Миранда. У меня… ну, в общем, есть дела, я должна кое-что сделать.

– Мама…

– Внутри болит, – сказала она. – Не болит только во время сна.

Я взяла се руку и поднесла к своему лицу.

– Обещаю сделать все, – сказала я, – все, чтобы тебе стало лучше.

Она пожала плечами. За нами засвистел чайник.

– Слишком поздно делать что-нибудь, – вздохнула она.

– Я любил ее, – сказал Тони.

Он пил уже третью банку пива, его речь была почти нечленораздельной. Казалось, что все в нем изменилось: щеки обвисли, заросли щетиной, волосы какие-то жирные, доходят до воротника, спереди на рубашке кофейное пятно, ногти не подстрижены.

– Я любил ее, – повторил он.

– Знаю.

– Что я сделал неправильно?

– Так нельзя переживать, – тихо проговорила я.

– Я не мог хорошо рассказать об этом, но она знала.

– Мне кажется… – начала я.

– А потом… – Он поднял банку пива и осушил ее. – Потом, когда она убежала… оставив только записку на столе, я хотел, чтобы она умерла, и она умерла.

– Здесь нет никакой связи, кроме той, которая у тебя сложилась в голове.

– Твой чертов Брендан. Очаровал. Обещал ей многое.

– Например?

– Головокружительную романтику, брак, детей. Все, из-за чего мы так с ней ссорились последние несколько месяцев.

– А-а, – протянула я.

– Хотя в конце концов я смирился. Она должна была узнать это.

Я продолжала пить вино и ничего не отвечала. Думала о Лауре, о смеющейся Лауре. Голова откинута назад, рот открыт, блестят белые зубы, темные глаза сияют жизнью.

– Увы, она мертва.

– Да.

В воскресенье я снова бегала. Семь миль в тумане моросящего дождя. Пила с Карлой кофе. Она тоже знала Лауру и захотела, чтобы мы провели целый час вместе, восклицая с оттенком сострадания, как все это ужасно.

Я занималась счетами компании. Работала без устали и была перевозбуждена. Находила любые занятия, чтобы не оставалось свободного времени. Никого не хотела видеть, но и не хотела быть сама с собой. Рассортировала старую корреспонденцию. Выбросила одежду, которую не надевала больше года. Просмотрела всю электронную почту и уничтожила сообщения, которые не хотела сохранить.

Наконец позвонила Биллу по мобильному телефону и сообщила, что хочу поговорить с ним. Он не спросил, могу ли я подождать до завтра, а просто сказал, что находится в Гуикнеме, но вернется к шести. Мы договорились встретиться в баре около Кингз-Кросс, который раньше был просто забегаловкой, но сейчас стал изысканным местом встречи художников-минималистов, где подавали коктейли, чай со льдом и тому подобное.

Я приняла еще одну ванну, переоделась, сняла широкие брюки с завязкой на поясе, надела джинсы и белую рубашку, застегивающуюся на пуговицы. Пришла в бар на пятнадцать минут раньше назначенного времени. Когда он появился, то поцеловал меня в макушку и скользнул на место напротив. Он заказал томатный сок со специями, а я попросила «Кровавую Мери» для храбрости. Мы чокнулись, и я стала расспрашивать его о том, как он провел выходные.

– О чем ты, Миранда?

– Хочу прекратить у тебя работу, – сказала я.

Чтобы прийти в себя от неожиданности, он сделал глоток и снова поставил его на стол.

– Хорошая мысль, – сказал он.

– Что?

Он улыбнулся мне с такой добротой и нежностью, что я постаралась не показать, что у меня на глазах выступили слезы.

– Я набираюсь мужества, чтобы сказать тебе об этом, а все, что можешь ответить ты, – так это «хорошая мысль».

– Да.

– И ты не собираешься умолять меня, чтобы я осталась?

– Тебе нужно начать с самого начала.

– Правильно.

– Подальше от всей семьи и их дел.

– Ты тоже член семьи.

– Спасибо.

– В хорошем смысле.

– Знаю.

– Чувствую, что моя жизнь превратилась в отвратительную мешанину, и мне нужно поскорее выбраться из нее.

– Что собираешься делать?

– Попытаюсь найти работу в компании по декоративному оформлению интерьеров, что-нибудь в этом роде. К настоящему времени у меня достаточно связей. Должна я уведомить тебя за три месяца до увольнения или как? И дашь ли ты мне рекомендацию?

– «Я знаю Миранду Коттон с тех времен, когда ей исполнился один день от роду…» Вот такую ерунду?

– Что-то подобное. – Я глотнула и вертела в руках свой бокал.

– Не заставляй меня быть сентиментальным, Миранда. Мы же будем встречаться по-прежнему. Ты ведь не собираешься уезжать из города?

– А если собираюсь?

– Что? Уехать из Лондона?

– Может быть.

– О! – Он поднял свой бокал. – Удачи тебе. Я всегда верил в то, что нужно сжигать за собой мосты.

– Я знаю… Билл!

– Да?

– Я никогда не была влюблена в Брендана. Все было не так, как казалось людям.

Билл пожал плечами:

– Никогда не думал о нем хорошо. Всегда он сжимал мне руку, когда мы разговаривали, и три раза повторял мое имя в одном предложении.

– Значит, ты мне веришь?

– В общем и целом, – сказал он с улыбкой. – Более или менее.

– Спасибо… – Мои глаза снова обожгли слезы, я расслабилась от благодарности. – Думаю, нужно взять еще «Кровавую Мери».

– Хорошо, я пойду домой. Пей все, что тебе нравится, но работать в новом доме начинаем в восемь.