Тайная улыбка
Шрифт:
– Лучше тебе войти в дом, пока они не убили друг друга, – наконец сказала она, и я последовала за ней в холл, где стоял горячий радиатор, хотя погода была довольно теплая.
В гостиной было сумрачно, потому что занавески были задернуты, и мне потребовалось несколько минут, чтобы точно определить, сколько детей в этой непроветренной, захламленной комнате. В детском манеже среди гигантской груды мягких игрушек мирно сидел малыш с соской во рту. На высоком стуле восседал карапуз, едва начинающий ходить, на нагруднике красновато-синяя полоса, рядом перевернутый горшок. На диване еще один ребенок – девочка, которая,
– Сколько детишек! – радостно воскликнула я.
За защитным экраном в камине жарко горели дрова, распространяя тепло; запах подгузников, пеленок и освежителя воздуха забивал мои ноздри. У меня возникло острое ощущение тяжести в груди.
– Они все твои?
Уже спросив это, я поняла, что вопрос глупый, математически бессмысленный.
– Нет, – ответила она, уставясь на меня с легким презрением. – Только один. – Затем с гордостью добавила: – Еще трое приходят после школы три раза в неделю. У меня хороший заработок. Я зарегистрирована.
Нежно подняла визжащего мальчика с высокого стула и вытерла ему рот уголком нагрудника.
– Ну, успокойся уже, – сказала она. – Ш-ш-ш!
Он сразу притих, его измазанный рот расплылся в широкой улыбке, а руку он запустил ей в густые темные волосы.
Усадив ребенка на необъятную плоть своих бедер, к которой он прильнул, как коала, она спросила:
– Итак, Симон?
Я не была готова к началу разговора, поэтому довольно резко спросила:
– Когда ты видела его в последний раз?
– Ты из полиции?
– Нет.
– Из социальной службы?
– Нет, я просто…
– Так по какому же праву ты врываешься в мой дом, стоишь с таким видом, словно здесь дурно пахнет, и задаешь мне вопросы?
– Прости. Я не хотела… Я просто беспокоюсь и, поверь, буду очень тебе благодарна, если сможешь помочь мне.
– Он надул тебя или что?
– Что?
В какое-то ужасное мгновение я подумала о том, что, возможно, Брендан побывал у сестры до меня и рассказал ей свою версию наших отношений.
– А почему еще ты могла бы прийти ко мне, прося о помощи?
Она опустилась на диван со своим сыном, другой ребенок, девочка, сразу тоже вскарабкался к ней на колени и уткнулся липким личиком в складки у нее на шее. Казалось, что Сьюзен даже и не замечает этого. Она взяла пульт дистанционного управления и стала беспорядочно переключать телевизионные каналы, затем сказала:
– Целую вечность не видела его. Каждый из нас идет своим собственным путем. У него своя жизнь, у меня своя. Зачем? Тебе-то что?
– Как я и говорила, я знаю Симона. Я знакома с ним уже почти год. Я немного беспокоюсь о нем. – Я присела на краешек дивана. – Думаю, он не совсем здоров.
– Ты что, врач?
Она отмахнулась от леденца, который раскачивался у нее перед лицом, словно отгоняя назойливую муху.
– Нет.
– Ему нужно сходить к врачу. Что я-то могу сделать? Он взрослый человек.
– Я
не имела в виду, что он болен как… Я хотела сказать… ну, его поведение было довольно странное и…– О, понимаю. Ты хотела сказать, что у него не все в порядке с головой, да? М-м-м?
Внезапно она заговорила, как Брендан.
– Не уверена. Именно поэтому мне и хотелось поговорить с тобой.
– У Си все в порядке.
Она встала с удивительной проворностью, дети упали в глубину дивана, издав вопль удивления.
– Да что ты себе позволяешь?
– Я не…
– Убирайся!
– Я просто пришла за помощью, – солгала я. Ее гнев моментально утих.
– Не представляю, чем я могу тебе помочь, – сказала она.
Сьюзен достала видеомагнитофон с бокового столика, вставила его под телевизор. По экрану побежали комические персонажи. Она громко включила звук, затем достала с полки коробку с печеньем, взяла три штуки шоколадного печенья, которые сразу сунула в три нетерпеливые ручки.
Я последовала за ней на кухню, где она тяжело опустилась на стул. Она налила себе большой бокал пенящегося лимонада и закурила сигарету.
– Он попал в беду?
– Не знаю, – осторожно начала я, рассчитывая на туманную и вводящую в заблуждение искренность. – Скорее, я хочу предотвратить беду, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Поэтому я подумала, что мне нужно прийти сюда и просто поговорить с кем-нибудь, кто знал его до того, как он попал под наблюдение.
– Что?
– Я думала…
– Наблюдение? – Ее смех был подобен громкой, тяжелой одышке. – Откуда у тебя появилась такая идея?
– Ты хочешь сказать, что его никогда не выгоняли из школы?
– А зачем – с нашей мамой и потом с няней, которая должна была присматривать за нами? За нами никто и не наблюдал. Осторожней подбирай слова, когда говоришь.
– Должно быть, я начала не с того конца, – сказала я умиротворяющим тоном.
Она глубоко затянулась и выпустила струйку голубого дыма.
– Си был неплохой мальчик, – сказала она.
– А как со школой?
– Он учился в школе Обертон, хорошо занимался, но ненавидел, когда ему указывали, что нужно делать, или критиковали его. Все было бы очень хорошо, если бы они не… – Она запнулась.
– Если бы что?
– Не имеет значения.
– Его наказали?
– Им не нравились такие умные мальчики, как он.
– Его исключили?
Она затушила сигарету, жадно допила остатки лимонада и встала.
– Хотела бы я посмотреть, на что они готовы сейчас, – сказала она.
Я уставилась на нее:
– Что произошло потом, Сьюзен?
– Можешь и сама понять.
– Сьюзен, пожалуйста. Что он сделал после того, как его исключили?
– Да кто ты на самом деле?
– Я уже говорила тебе, я знаю Брендана.
– Брендан? Что все это значит?
– Симона, хотела сказать.
– У меня побывало немало людей, которые суют свой нос в наши дела. Живи и дай жить другим, говорю я. В любом случае не верю, что ты хочешь помочь Си. Ты просто шпионишь.
И опять при этом слове, произнесенном с такой враждебностью, мне послышался голос Брендана, странным эхом зазвучавший в моей голове. Он мог отказаться от своего прошлого, мог изменить свое имя, и все же на каком-то глубоком уровне, всеми своими корнями он оставался неразрывно связанным со всем этим.