Тайные хроники Холмса
Шрифт:
— Кто убийца? — спрашивал Лестрейд.
— Неужели вы до сих пор так этого не поняли? — донесся до меня ответ моего друга.
Мне было совершенно очевидно, что Холмс, который сам нередко испытывал склонность к театральным эффектам, сейчас просто наслаждался сложившейся ситуацией. Тем не менее вскоре он смилостивился. Взяв у Лестрейда программку, он вынул из кармана карандаш и манерным жестом провел жирую линию под одним из напечатанных там имен, после чего, слегка поклонившись, вручил программку инспектору.
Лестрейд взглянул на имя, удивленно уставился на Холмса и, получив в ответ утвердительный кивок, прочистил горло и сделал шаг вперед.
— Дамы
В течение нескольких секунд стояла гробовая тишина, потом послышался шорох торопливых шагов, поскольку те, кто были рядом со злодеем, поспешно от него отходили, так что вскоре он оказался в одиночестве посреди сцены.
«Человек-змея» скинул с себя накидку и остался в одном трико из шкуры леопарда. Одеяние это было вполне уместным, поскольку, когда он присел на корточки и стал пятиться от нас к дальнему краю сцены, во всем облике — в сильном и гибком теле, напряженных мышцах рук, сверкающем взгляде — чувствовалось сходство с этой огромной хищной кошкой, когда ее загоняют в угол.
Никто из присутствующих и вскрикнуть не успел, как он, подобно сжатой пружине, распрямился и прыгнул, причем не к краю сцены, у которой находились дюжие полицейские констебли, а вперед, к просцениуму, где перед самым опущенным занавесом стояли мы с Холмсом и Лестрейдом.
Лишь удивительное присутствие духа Холмса помешало Вигору проскочить мимо нас в темную пустоту зрительного зала. Холмс успел схватить боковую тюлевую часть занавеса и резко дернул ее вниз: она, как сеть, упала сверху на летящую в прыжке фигуру.
Я воздержусь от изложения потока ругани и проклятий, которые изрыгало «Чудо из Хаммерсмита», пока констебли не надели на него наручники и не увели прочь. Достаточно будет заметить, что репутации «французского соловья» был нанесен окончательный и непоправимый удар, не оставивший присутствующим никаких сомнений относительно ее нравственности. Даже Лестрейд, несмотря на свое тесное знакомство с преступным миром, был шокирован таким потоком площадной брани.
— Это просто возмутительно, — сказал он, когда мы сошли со сцены. — Певица, конечно, не была дамой безукоризненного поведения, но это не повод для того, чтобы поливать ее такой бранью.
— Тем не менее вы арестовали преступника, за которым пришли, — резонно заметил ему Холмс.
— Благодаря вам, мистер Холмс. Но, простите, я так и не понял, где же, черт возьми, он мог спрятаться в уборной певицы. Если верить Баджеру и мисс Бадд, они там все обыскали, даже под стол заглянуть не забыли.
— А под стул — забыли, — возразил Холмс. — Этот Вигор — «человек-змея», он мог складываться самым неестественным образом. Когда мисс Бадд отправилась в «Краун» исполнять поручение своей хозяйки, он бесшумно вышел из-за ширмы, где спрятался загодя, и, подняв с пола чулок, напал на мадемуазель Россиньоль сзади. Поскольку в тот момент мадемуазель Россиньоль была занята вторым чулком, она не заметила его приближения.
Вспомните, Лестрейд, мое замечание о том, что даже мне, холостяку, не надо обладать чересчур богатым воображением, чтобы представить себе картину преступления. Что делает женщина, когда снимает чулки? Ответ очевиден — она поднимает юбки, чтобы облегчить себе задачу. Однако юбки мадемуазель Россиньоль были
в полном порядке. Мало того, они были очень тщательно расправлены вокруг стула.Вопрос о том, почему так случилось, напрашивался сам собой, и ответ на него только один. Это сделано для того, чтобы убийца мог обезопасить себе второе убежище, такое, которое не было бы обнаружено даже при поверхностном обыске уборной. Ни один человек, даже самый что ни на есть усердный, не осмелился бы прикоснуться к телу мадемуазель Россиньоль, а тем более заглядывать ей под юбки.
Второй вопрос является логическим следствием первого. Кто мог спрятаться на таком незначительном пространстве? И на него можно было дать лишь один ответ — Вигор, «Чудо из Хаммерсмита», единственный «человек-змея», фигурирующий в программке сегодняшнего концерта. Вигор прятался под стулом до тех пор, пока Баджер с мисс Бадд не побежали за управляющим. Как только они вышли, убийца незамеченным выскользнул из своего укрытия.
Что касается мотива преступления, думаю, вам его называть не нужно. Брань в адрес мадемуазель Россиньоль со всей очевидностью свидетельствует о том, что совсем недавно чувства, которые она испытывала к Вигору, были отданы Майро — дрессировщику тюленей.
Пораженный и немного пристыженный Лестрейд тепло пожал знаменитому детективу руку.
— Благодарю вас, мистер Холмс. Должен признаться, что иногда у меня возникали сомнения в том, что вы правильно разгадали эту загадку. Теперь вы с доктором Ватсоном, как я понимаю, собираетесь нас покинуть? Ну, что ж, хочу вам пожелать всего самого наилучшего. Мне еще предстоит здесь задержаться, чтобы проследить за всем и предъявить Вигору обвинение в убийстве.
Мы вышли из театра, и Холмс нанял кеб. Кучер натянул поводья, и мой друг с веселым блеском в глазах сказал:
— Я уверен, Ватсон, что это дело вы опишете во всех деталях. Ваших читателей ждет занимательнейшая история, которую вы подадите им должным образом.
— Да, Холмс, наверное, — ответил я с наигранным безразличием. — В этом деле, несомненно, много необычного. Однако то же самое можно сказать и о многих других ваших расследованиях, поэтому трудно решить, какие из них больше заслуживают публикации.
На самом деле я уже тогда принял окончательное и бесповоротное решение: отчет об этом деле никогда не должен будет появиться в печати [22] .
22
Доктор Джон Г. Ватсон сохранил свое обещание и не отдал в печать отчет об этом деле, хотя бегло и упомянул о нем в рассказе «Вампир в Суссексе». Имени мадемуазель Россиньоль он там не называет, а лишь говорит о Вигоре, сведения о нем в числе других хранились в справочной картотеке Шерлока Холмса под литерой «В». — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.
Мне не хотелось лишать моих читателей, особенно тех, кто восхищался несомненным талантом мадемуазель Россиньоль, которую я все еще даже про себя не могу назвать мисс Лизи Биггс, тех иллюзий, которые и я в свое время испытывал в отношении «французского соловья». Мне кажется, что для них самих будет лучше оставаться в блаженном неведении относительно истинного положения дел.
Поэтому я решил написать конфиденциальный отчет исключительно для собственного удовлетворения и с единственной целью: сохранить в памяти все детали этого дела, которое напоминает мне одну добрую старую поговорку: «Не все то золото, что блестит».