Тайные страсти

Марселла неодобрительно нахмурилась, вспомнив грубость Гарета по отношению к гостям и к ее собственной матери, еще больше оттолкнувшей девушку от него. А уж к потрясению, вызванному столь жадным поцелуем, Марселла совершенно оказалась не готова.

Это не был любящий жест и задумывался он, скорее, как наказание или, возможно, предупреждение. Тем не менее под внешней грубостью поцелуя Гарета Марселла неожиданно почувствовала глубоко скрытую потребность в любви, которая волной тоски поднялась и в ее душе. Однако нельзя терять бдительность, напомнила себе девушка, нельзя позволить Гарету проникнуть сквозь барьер тщательно взращиваемой неприязни.

Марселла сделала глубокий вдох, стараясь при этом, чтобы он не показался тяжелым вздохом. После выполнения формальностей бракосочетания она ожидала, что у нее появится какое-то необыкновенное ощущение и она будет осознавать себя совершенно по-другому, превратится в нечто иное, как металл в опыте алхимика превращается в золото. На самом же деле, единственным заметным изменением оказалось тяжелое кольцо на безымянном пальце ее левой руки.

Марселла всячески противилась желанию дотронуться до этого непривычного украшения, опасаясь, как бы Гарет не догадался о ее состоянии.

Между тем гневное выражение лица мужа несколько смягчилось, став почти спокойным. Словно забыв о присутствии Марселлы, он равнодушно смотрел в окно кареты, по стеклу которого растекались дождевые капли.

В том, что никакого свадебного путешествия не будет, сомневаться не приходилось. Да и вряд ли она получила бы удовольствие от поездки по Европе в обществе этого человека, впрочем, как и от ночи наедине с ним в городском доме Нортрапов. Даже несколько дней в поместье на лоне природы казались сейчас более уместными, в общем, все, что угодно, лишь бы этот фарс с женитьбой не выглядел такой хладнокровной сделкой. К чему притворяться, будто их союз не является браком по расчету?!

Марселле пришлось отбросить эти Горестные мысли, так как более насущные заботы потребовали в данный момент ее внимания. Пронизывающая холодом сырость стала постепенно пробираться в карету. Руки девушки замерзли и, несмотря на ткань платья, покрылись гусиной кожей. Правда, отправляясь из отчего дома, Марселла предусмотрительно захватила с собой для защиты от холода легкий шерстяной плащ. К сожалению, из-за поспешного отъезда из церкви она не успела забрать его из наемной кареты, в которой прибыли родители. А красивое платье, сшитое по последней моде, представляло собой слабую защиту от суровой стихии. Даже тяжелое ожерелье, охватывавшее шею девушки подобно какому-нибудь средневековому орудию пытки, не согревалось теплом ее тела, а оставалось холодным, как воздух запоздалой весны.

Дрожь озноба снова заставила Марселлу содрогнуться, и она с тоской взглянула на пальто, небрежно брошенное мужем на сиденье рядом с собой. Казалось, Гарет совершенно не чувствовал холода, хотя подобное пренебрежение скорее всего объяснялось всего лишь более практичным костюмом. Как бы там ни было, Марселла решила, что скорее умрет от холода, чем попросит милости у графа Вольфа.

— Возьмите пальто, — неожиданно раздался в тишине знакомый бархатисто-стальной голос.

Марселла виновато вздрогнула, встретившись с устремленным на нее леденящим душу взглядом зеленых глаз.

«Неужели этот человек, кроме всего прочего, еще и читает чужие мысли?»

Марселла какое-то время колебалась, испытывая явно противоречивые чувства. Она так и не успела принять какое-то решение, как Гарет уже подхватил плотное пальто и бросил его на колени жены.

— Возьмите, — повторил он тоном, не допускающим возражений. — Я не хочу, чтобы говорили, будто графиня Шербрук умерла, подхватив простуду в день своей свадьбы.

— Да, действительно, это была бы трагическая история, — притворно сладким голосом согласилась Марселла, копошась в складках плотной ткани.

Исчерпав, видимо, все ресурсы милосердия, а вместе с ними и потребность в разговоре, Гарет снова погрузился в молчание. Марселла, в свою очередь, тоже с радостью проглотила слова благодарности и зарылась в теплые складки пальто, которое идеально подошло бы ей, если бы она весила в два раза больше и была бы на несколько дюймов выше ростом.

«Благословенное тепло», — подумала Марселла со вздохом облегчения и откинулась на подушки кожаного сиденья, поплотнее запахнув пальто и погрузив подбородок в широкий воротник. Она тут же пожалела об этом, осознав, что одежда сохранила запах своего владельца — слабый аромат пряного мыла, к которому примешивался едва различимый мужской запах его тела, который подействовал на Марселлу словно экзотические духи. Сладкая теплота внезапно затопила девушку, охватывая жаром каждую частицу ее существа, прежде чем взорваться сладострастным огнем внизу живота. Теперь Марселле казалось, что даже ожерелье раскалилось добела, а тяжелый кулон, при каждом толчке кареты прикасаясь к обнаженной части округлой груди, буквально обжигал ее кожу.

Марселла переменила позу, с неудовольствием осознавая, что находится во власти самых примитивных чувств и не в силах противостоять захлестнувшему ее потоку эмоций. Она торопливо опустила глаза, опасаясь, как бы Гарет не прочел по ним, какие желания расцветали сейчас у нее в душе. Сегодня вечером граф Вольф будет вправе получить то, что причитается ему по праву, однако подобная перспектива почему-то больше не пугала Марселлу. Да, можно было презирать его как бессердечного разбойника, но отрицать мужскую притягательность этого человека было просто невозможно.

И тем не менее Марселла понимала, что должна это сделать, иначе как она сможет отстранить мужа от своего ложа, чтобы не допустить раскрытия ее обмана?

Впрочем, рано или поздно Гарет непременно узнает об этом. Как бы ни была Марселла неопытна в любовных делах, она знала, что мужчина легко определяет, с кем он делит постель: с женщиной или с девственницей. Марселла же умышленно увековечила этот обман, и теперь слишком поздно говорить правду.

Нет, она вовсе не отказывалась нести ответственность за свои поступки. Только беспокойство за судьбу брата заставило ее солгать, и Марселла сто раз повторила бы эту ложь, если бы полагала, что сумеет таким образом вернуть Кларри домой. Сейчас ей было крайне важно установить с мужем хорошие отношения для того, чтобы воспользоваться его средствами для поисков брата и одновременно с этим найти способ достойно отомстить Вольфу.

Пока Марселла перебирала свои мысли, карета покатилась более плавно, тряска прекратилась, а тихое шуршание колес по грязи и шлепанье копыт сменились отчетливым цокотом. Это означало, что они уже добрались до городских мостовых. Через некоторое время карета остановилась перед величественным особняком, четкие пропорции которого вырисовывались в серой изморози при свете угасавшего дня.

— Ваше новое жилище, графиня, — последовало бесполезное пояснение Гарета.

Между тем кучер открыл дверцу кареты и почтительно подал девушке руку. Придерживая пальто, наброшенное на плечи на манер плаща, Марселла с благодарностью воспользовалась предложенной помощью, чтобы спуститься с узкой подножки, и подождала, пока Гарет выйдет из кареты. Еще раз взглянув на особняк, новобрачная обнаружила, что смотрится он еще более внушительно, чем это могло показаться на первый взгляд. У Марселлы мелькнула горькая мысль: уж не придется ли ей провести в этом мавзолее всю свою оставшуюся жизнь?..

Ступая по широким, в виде плит ступеням, она двинулась вслед за Гаретом к парадному входу. В этот момент двери особняка широко распахнулись навстречу супругам удивительно радостным сиянием, вмиг развеявшим мрачное впечатление, брызнул желтый свет ламп. В холле виднелись силуэты слуг, выстроившихся для встречи новой хозяйки.

Новобрачных уже ждали, а это означало, что Марселле, вопреки ее опасениям, не придется провести ночь в доме наедине с Гаретом. Вместе с мужем Марселла прошла в выложенный мрамором с золотыми прожилками холл. На одной из резных панелей красовалось изображение фамильного герба Нортрапов со знакомым оскалившимся волком и зловещим девизом: «Homo homini lupus est». «Человек человеку волк», — машинально перевела она эту фразу. Что ж, трудно найти другие слова, кроме выражающих звериную жестокость, чтобы описать поведение Гарета по отношению к ней.