Тайные страсти
Шрифт:
— О!..
Гарет снова улыбнулся:
— Дайте-ка мне сообразить. Вероятно, вы подумали, будто я настолько расстроен вашим жестким обращением со мной, что решил покончить жизнь самоубийством?
— А что еще я могла подумать… обнаружив вас вон там…
Щеки Марселлы вспыхнули от смущения. Действительно, если принять точку зрения Гарета, то ее предположение казалось просто нелепым: так, всего лишь лихорадочные фантазии обиженной новобрачной. Но ведь она испугалась за него… и за себя.
«Гарет не погиб и даже в мыслях не держал ничего подобного», — напомнила себе Марселла в приливе женской обидчивости. Впрочем, в следующий момент у нее возобладало чувство
— Хорошо, допустим, я судила неверно… но и вы должны признать: мало кому из жен приходилось видеть своих новоиспеченных мужей гуляющими среди ночи по крышам.
— Принято к сведению, мадам. Я тоже признаю, что мое собственное поведение не выдерживает никакой критики. Не пригласите ли вы меня к себе, дабы мы могли вместе обсудить столь вопиющий недостаток?
В непринужденном тоне Гарета Марселла уловила нотку надежды и облегченно вздохнула, чувствуя, что одержала победу. Возможно, сегодняшнее происшествие пробудило в его сердце более глубокое чувство к своей молодой жене? «Тем не менее, действовать следует очень осторожно», — напомнила она себе, — иначе Вольф так и останется не прирученным».
Стараясь умерить раздражение, Марселла ответила:
— Это было бы весьма приятно, милорд. Надо признаться, мне очень неловко вести серьезный разговор, высовываясь из окна четвертого этажа.
— Если вы сделаете милость и немного отодвинетесь, я с удовольствием присоединюсь к вам, — произнес Гарет, уверенно ступая на крышу.
Не успела Марселла сделать несколько шагов вглубь комнаты, как Гарет уже перебрался на слуховое окно над ее спальней. Затем в проеме показалась пара мускулистых ног, а еще спустя мгновение Гарет проскользнул в полутемное помещение.
— Вот это зрелище, милорд, — восхитилась Марселла. — Немногие мужчины могли бы последовать вашему примеру.
— Немногие джентльмены, — поправил ее муж, пренебрежительно улыбаясь и непринужденно облокотясь на подоконник. — Множество же менее утонченных господ в полной мере обладают подобными талантами. И среди них те, кто учил меня.
— Так вы действительно были взломщиком?
— Был, мой маленький Жаворонок… и довольно удачливым, если учесть мой возраст. Не могу сказать, что особенно горжусь своими поступками той поры, но тогда вопрос стоял жестко: украсть или умереть с голоду.
Марселла достаточно хорошо знала историю жизни Гарета, поэтому — как можно было ожидать — не пришла в ужас от столь откровенного признания. Однако она не удержалась от вопроса:
— А как же работные дома? Догадываюсь, это не самое приятное место, но там, по крайней мере, детям дают еду и подыскивают места учеников ремесленников.
— Учеников… Сюда больше бы подошло слово «рабов», — с горечью сказал Гарет. — Действительно, первые недели после смерти матери я находился на попечении прихода. Потом меня пристроили к одному краснодеревщику по имени Греншоу — этакий мерзкий жук, ростом не выше, чем я был в двенадцать лет. Его последний подмастерье сбежал незадолго до моего появления, и Греншоу не терпелось выместить злобу на другом… на любом мальчишке.
— Он бил тебя?
Гарет покачал головой.
— Греншоу был грубым человеком, но не из числа тех, что пускают в ход кулаки. Он держал меня в узде с помощью голода, давая мне корку хлеба и крошку сыра утром и такую же порцию вечером. Этого было достаточно, только чтобы не умереть с голоду.
— Боже, какое варварство, — невольно вырвалось у Марселлы, преисполненной негодования к жестокому хозяину и симпатии к маленькому Гарету.
Вероятно, Гарет догадался по лицу
жены, какие переживания обуревали ее душу, и улыбнулся.— Полностью согласен с тобой, милая. Я испытываю такие же чувства. Однако голод — это еще не самое страшное.
Боль воспоминаний омрачила черты Гарета; он немного помолчал, потом продолжил:
— Видишь ли, Греншоу опасался, как бы я не убежал от него, как предыдущий мальчишка. Чтобы этого не произошло, он каждую ночь запирал меня в мастерской и выпускал только рано утром. Так продолжалось недели две… пока однажды утром я не собрался с силами и не ударил его как следует по голове ножкой стола. Только тогда я смог вырваться.
Гарет небрежно пожал плечами.
— В это время я связался с компанией парней, занимавшихся карманными кражами, и стал учеником совсем другого рода. Ну а в результате печального опыта жизни у краснодеревщика я начал испытывать ужас перед закрытыми помещениями. С тех пор я никогда не засыпаю, не оставив зажженными несколько свечей или лампу… на случай, если проснувшись среди ночи, на мгновение забуду, где нахожусь.
От внезапного волнения у Марселлы снова сжалось горло. Она вспомнила множество свечей в спальне Гарета в том логове, на берегу реки, и его настойчивое желание зажечь все лампы в ее комнате. Воображение Марселлы нарисовало перед ней образ испуганного голодного мальчика, храбро выдержавшего описанные выше жестокости и пробившегося из тьмы к свету.
Она порывисто подошла к туалетному столику и резко повернула фитили ламп. Комната вмиг озарилась теплым светом.
— Вам больше не придется тревожиться по поводу темноты, милорд, — взволнованно обратилась она к мужу. — Я теперь всегда буду оставлять лампу зажженной для вас.
Какое-то мгновение Гарет молча смотрел на Марселлу, при этом на его аристократическом лице отражались надежда и недоверие, потом медленно поднял руку и легко коснулся щеки жены.
— Если это обещание, мой маленький Жаворонок, — еле слышно проговорил он, — то я настаиваю, чтобы ты сдержала его как сегодня, так и во все последующие ночи.
Вместо ответа Марселла подставила ему свои губы. Гарет приник к ним с тихим стоном, выдававшим нетерпение, перекликавшееся с ее собственным нетерпеливым ожиданием, которое ласки мужа довели до упоительных высот блаженства. На этот раз их любовное слияние началось с чувственного неторопливого танца взаимного наслаждения, который завершился яростным великолепным взлетом чувств, насытивших их обоих.
Потом они лежали в объятиях друг друга, обмениваясь бесконечно нежными словами, непроизвольно срывающимися с уст всех влюбленных. А когда слова сменила сонная тишина, лампы на туалетном столике продолжали разливать вокруг свое благосклонное сияние.
Глава 18
Пробудившись от мирной дремоты, Марселла медленно открыла глаза и с удивлением обнаружила в нескольких дюймах от себя пасть разъяренного зверя. Подавив готовый сорваться крик, она натянула до подбородка одеяло и плотнее прижалась к спящему мужу, потом задумчиво провела рукой по нанесенному на бицепс Гарета рисунку, наслаждаясь ощущением прикосновения к обнаженному телу любимого.
Разве найдутся слова для описания некоторых обязанностей жены, решила Марселла, вспоминая уроки любви, в которые она так ревностно углубилась этой ночью. Марселла с готовностью подчинилась опытному наставничеству Гарета и оказалась на редкость способной ученицей в науке Афродиты. Гарет же доказал, что является не менее одаренным учителем, поэтому Марселла жаждала вновь повторить на практике изученное.