Тайный ребенок для безжалостного дона

— Хорошо?

— Хорошо что? — спрашиваю я, обращаясь к ней.

Зеленые глаза устремлены на меня.

— Ты осматривал комнату, что ты думаешь? Твоему Высочеству это нравится?

Я закатываю глаза.

— Чья это рубашка? — спрашиваю я, игнорируя ее и указывая на одежду на ее теле.

Меня это беспокоит и мне интересно. Я ожидаю, что она скажет, что это Тони.

— Моего бывшего парня, — говорит она, слегка зевая.

Я выгибаю бровь.

— Разве девушки обычно не сжигают дерьмо от своих бывших?

— Это была бы трата отличной рубашки, — сухо говорит она. — Плюс, отношения закончились неплохо. Мы до сих пор время от времени разговариваем.

— Конечно, хочешь, — бормочу я.

— Ну, продолжай. Ты разбудил меня в этот безбожный час, послушаем, что ты скажешь.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но медлю. Я провел последние тридцать четыре часа, размышляя о том, что произошло между нами. Я думал о том, что ей сказать и что делать в этой дурацкой ситуации, но теперь, когда я здесь, у меня не хватает слов. Я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на нее.

— Почему ты спала со мной? — её глаза расширяются при этом вопросе, и секунду спустя она смеется.

— Подожди, это первое, что ты собираешься спросить? Почему я тебя трахнула? Потому что, если честно, Роман, никакого сна здесь не было, — тянет она.

Я стискиваю зубы, чувствуя мышечный покалывание в челюсти.

— Просто ответь на вопрос.

Мне просто нужно было трахнуть одну женщину, которая меня безмерно бесит. Конечно, она не собирается делать это легко. Мне не следовало приходить сюда сегодня утром. Я не спал и устал. Я могу быть немного раздражительным. Есть вероятность, что я огрызнусь, и этот разговор превратится в ругань — и, зная Елену, шансы на это невероятно высоки.

— Почему? Хочешь сделать это снова? — спрашивает она. Она приближается ко мне. Ее палец подносится к моему лицу и проводит по моей челюсти. У меня кипит кровь, но я отбрасываю ее руку.

— Ой, да ладно, Роман. Обычно тебя гораздо труднее разозлить, — надувается она.

Я в волнении провожу рукой по волосам. Дыши, Роман.

Я пытался оценить, где у нее свободное пространство относительно того, что произошло, но, поскольку она не желает этого делать, я мог бы также сказать, что у меня на уме.

— Это была чертова ошибка, — начинаю я.

Выражение ее лица остается пустым.

— Что?

— Ты хоть понимаешь последствия того, что произошло той ночью? — задаю я вопрос. — Даже если убрать тот факт, что я дон, а ты женщина в моей семье, или тот факт, что никто из нас не нравится друг другу, ты младшая сестра моего лучшего друга, что делает тебя запретной. Я нарушил правило, занявшись с тобой сексом.

Она закатывает глаза.

— Успокойся, Роман. Обещаю, ты не сгоришь только потому, что трахнул меня.

Моя грудь поднимается и опускается. Мне не следует сейчас вести с ней этот разговор. Она отдохнувшая и незарядная. Я полная противоположность.

— Ты никому не можешь рассказать, — заявляю я, произнося слова, которые изначально хотел сказать. — Мне плевать, что ты думаешь о случившемся. И мне плевать, почему ты это сделала…

Она меня прерывает.

— Зачем ты это сделал?

Мой взгляд обостряется. Я бы ответил на ее вопрос, если бы у меня был ответ. Я столько раз прокручивал это в голове. Неудивительно, что она меня привлекает; женщина практически излучает сексапильность.

Ее ресницы трепещут.

— Я могу сказать тебе, почему я это сделала, — говорит она.

Я выгибаю бровь, предлагая ей продолжить.

— Потому что ты был там. Мне было грустно думать о моей матери, а ты был теплым телом, которое было доступно. Для меня это ничего не значило. К тому же, я всегда хотела заняться ненавистным сексом, и ты — главный кандидат на это. Так что избавься от трусиков, Роман. Насколько я понимаю, между нами ничего не произошло.

Мне почти хочется рассмеяться, потому что ее слова ранят больше, чем должны. Они вообще не должны причинять боль. Я должен быть рад, что она так думает. Я рад.

— Хорошо. Так ты никому не расскажешь?

— Что ты зациклился на том, чтобы я держала рот закрытым? — щелкает она.

— Твой брат — моя правая рука. Твой отец мой консильери. Они мне нужны оба, и я не потеряю их из-за ошибки.

Ее зеленые глаза горят. Она откашливается и отводит взгляд.

— Хорошо, я поняла. Я не скажу ни слова. В любом случае, завтра я уезжаю в Бостон.

— Хорошо.

Проходит несколько секунд, пока я смотрю на нее. Мне надо уйти, но что-то меня удерживает. Может быть, мысль, что я был слишком резок. Или то, что даже сейчас, глядя в ее лицо, наполненное тщательно сдерживаемой яростью, я не хочу ничего, кроме как притянуть ее ближе и трахнуть в последний раз. Или хотя бы поцеловать ее сочные розовые губы.

Безумие. Вот что это такое. Ничего, кроме безумия.

Затем дверь открывается, и входит ее брат. Мы оба смотрим на него.

— Научись стучать, Тони! — кричит Елена, подходя к своей кровати и садясь.

Его глаза скользят по ней, прежде чем перейти ко мне. В этом есть намек на подозрение. Он не доверяет мне свою сестру. Он никогда этого не делал. Я не знаю почему, и сегодня не тот день, чтобы спрашивать.

— У нас проблема, Роман, — заявляет он.

Я напрягаюсь.

— Что это?

Его горло перехватывает, когда он сглатывает.

— Галлос.

Моя челюсть напрягается.

— Что, черт возьми, произошло?

Мы выходим из комнаты Елены, не оглядываясь назад. Честно говоря, я рад, что она уезжает. Она чертовски сильно отвлекает меня, с чем я не могу справиться, пытаясь сохранить свою империю на месте.

— Все было на месте, — говорю я, зажимая переносицу. — Я дважды проверил каждую деталь для вас, ублюдков. Я контролировал каждый шаг. Я почти передал тебе посылку в коробке, перевязанной чертовым бантиком. Так где, черт возьми, я тебя потерял?

У меня возникает искушение вытащить пистолет и выстрелить в мужчину, стоящего передо мной на одном колене. Он отводит глаза, опустив взгляд в землю. Я отправил в Китай десять человек на самолете с двухмесячным запасом наркотиков и дорогого оружия. Только один из них вернулся.

— Мы собирались взлететь, но все пошло не так, — трясущимся голосом говорит Лоренцо. — Они ворвались внутрь и начали стрелять внутри самолета. Все были мертвы за несколько минут.

— И как, скажи на милость, ты, блядь, выжил? — спрашиваю я, чувствуя, как дергается мышца на моей челюсти.