Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1]

Тем временем магазин понемногу стал оживать.

Сквозь парадные двери тот и дело входили шикарные дамы: обычно в одиночку, но иногда в сопровождении — реже мужей, чаще — дюжих молодцов, явных носильщиков; к каждой из–за шуршащей занавески выбегала девушка.

— Наверное, здесь бывает очень многолюдно, — обратив внимание своей наставницы на небольшую суету возле входа, когда в двери вошли одновременно несколько таких компаний, спросила Алики. — Разве у вас нет второго входа?

Выяснилось, что нет. Оказывается, всем столичным магазинам, равно как и прочим общедоступным заведениям, старинным еще указом Ратуши запрещено иметь более одного входа, причем выходящего на самое людное место, якобы для того, чтобы лучшим способом обеспечить безопасность заведения от грабителей, на самом же деле, чтобы бороться с людской безнравственностью.

— Есть даже специальный инспектор, — сообщила девушка–продавщица, — который ходит по магазинам, кафе, парикмахерским и прочим заведениям и проверяет исполнение указа.

— Занятно, — прокомментировала Алики досадную новость, несколько нарушавшую ее планы. — Знаете, а вот у нас в городе даже в самой захудалой лавчонке, где и торговать–то нечем, имеется второй выход. И ничего такого особенного не происходит. _ Было большое искушение сообщить, что, например, в лавке ее теток была дверь, которая вела на задний дворик, и в тот же дворик выходили двери еще двух лавочек, в то время как все три лавки фасадами глядели на разные улицы. Так что вторые двери иногда приносили довольно ощутимый доход, потому что хотя чуть ли не весь город знал, кто, как и для чего пользуется ими, но все же видимость благопристойности соблюдалась неукоснительно.

— Сразу видно, что законы выдумывают мужчины и только для себя, — понимающе улыбнулась девушка. — А нам приходится самим заботиться о своей репутации и изворачиваться, в то время как любой мужчина может совершенно открыто приехать на любую «цветочную аллею».

— Мне, к счастью, беречь свою репутацию пока необходимости нет, — ответно улыбнулась Алики и чуть заметно подмигнула. — Мне просто необходимо съездить кое–куда, и я не хочу, чтобы об этом узнали мои домашние.

— И вы не собираетесь вести себя неблагоразумно, — с пониманием продолжила девушка.

— Как можно! — всплеснула руками Алики. — Я сама воплощенное благоразумие… И как правило мне это всегда удается.

Девушки весело рассмеялись.

— Ваше «кое–где» находится очень далеко от этого места? — шепотом спросила Алики девушка.

— Это не существенно, — заговорщицки же ответила Алики. — А временем я располагаю.

Девушка кивнула.

— Тогда я посоветую вам, — голос девушки почти дошел до самой крайней степени интимности, — поехать на Набережный бульвар. Там находятся книжные развалы, выставляются картины, полно мелких лавочек, где продается всякая дешевая всячина. Так что вы можете оставить вашу карету в начале бульвара, а в конце его взять другую. А если, возвратившись, вы принесете с собой парочку книжек или каких–нибудь безделушек, то это послужит вполне достаточной причиной вашего сколь угодно длительного отсутствия.

— Да, это хорошая мысль, — ответила Алики после недолгого раздумья. — Благодарю вас, дорогая. — Алики встала, все еще держа в руках путеводитель; тут же поднялась и девушка. — Сколько я вам должна за вот эту брошюрку, пирожные и потраченное на меня время?

— Брошюре грош цена, пирожные за счет заведения, а потраченное время… Если вы будете столь любезны, я бы осмелилась предложить вам кое–что из того, что мы с вами обсуждали, — скромно потупив глаза, предложила продавщица. — Сущую безделицу, но… Мы ведь имеем с каждой покупки комиссионные. Вы меня понимаете?

— Конечно, конечно! — воскликнула Алики. — Я полностью рассчитываю на ваш вкус. _ «И на скромность», — добавила она про себя.

— Извольте подождать минуточку, — обрадовалась продавщица и тут же исчезла за своей занавеской.

Алики со вздохом подумала, что вот она и потратила деньги, «поддавшись столичным соблазнам», от чего предостерегал ее Рет — Ратус. Впрочем, решила она, это было бы его самым меньшим разочарованием на сегодня, если бы он узнал о ее планах.

Девушка вернулась гораздо раньше, чем через минуту. В руках у нее был красиво упакованный сверток, размерами и весом несколько успокоивший Алики; счет был тоже довольно умеренным.

Протягивая девушке деньги, Алики заметила с некоторой неловкостью:

— Простите, я не знаю, сколько у вас полагается давать чаевых. Понимаете, мне не хотелось бы показать себя скупердяйкой, но и транжирой быть тоже не хочется.

— Об этом есть отдельная глава в вашем путеводителе, — услужливо подсказала девушка. — Тринадцатая страница.

Алики заглянула на указанную станицу и снова полезла в кошелек, отсчитав раза в полтора больше, чем там было обозначено.

— Позвольте дать вам еще один совет, — сказала девушка, провожая ее назад, к двери. — У нас, в Столице, не очень жалуют провинциалов, которые шагу не могут пройти без путеводителя.

Алики поблагодарила ее кивком, еще раз кивнула на брошенное вдогонку: «Заходите еще, сударыня!» и вышла из магазина.

Швейцару она тоже сунула монетку, швейцар в ответ махнул ее кучеру, и тот лихо подрулил к тротуару.

— Вот что, — сказала Алики, усаживаясь. — Я бы еще хотела посмотреть что–нибудь интересное. И купить что–нибудь почитать для себя. Удивительно, но чем богаче господа, тем скучнее у них книги. Самые интересные давала мне наша кухарка.

Она принялась было листать путеводитель, но кучер сам пришел ей на помощь:

— Тут и думать нечего, сударыня, — заявил он. — Вам надо просто прогуляться по Набережному бульвару. Там вы и насмотритесь всего, что душа пожелает, и книжек купите самых разных.

— Вы думаете? — задумчиво произнесла Алики.

— Не извольте сомневаться!

— Ну что ж, — уступила Алики. — Тогда едем на Набережный бульвар!

Дверца захлопнулась, и кучер хлестнул бичом.

Это оказалось совсем рядом. Алики не успела даже толком просмотреть нужную ей страницу путеводителя; но то место, куда ей было надо, она нашла и запомнила.

Выйдя из кареты, Алики сразу увидела уходящую дугой вправо широкую серую ленту Набережного бульвара, зажатого с одного бока серой же стеной домов и узкой непроезжей улицей, отделенной невысоким каменным заборчиком, а с другой ограниченного коваными перилами набережной. И все это пространство было сплошь заставлено открытыми лотками, лотками, прикрытыми какими–то подобиями палаток и тентов, пюпитрами, переносными витринами, занимавшим не только обочины, но и самую середину бульвара и разделяя его на два потока… И все пестрело такими непривычными в слякотной серости зимы, и потому казавшимися еще более броскими, яркими, аляповатыми, вызывающими красками развешанных на парапете набережной и выставленных на пюпитрах картин, расставленных на прилавках или просто на булыжнике мостовой безделушек, поделок и подделок самого разного свойства и качества… И все было заполнено людьми, копошащимися, грудящимися возле прилавков и пюпитров, стоящими и снующими, молчаливо разглядывающими и ожесточенно о чем–то спорящими и жестикулирующими, молодыми и пожилыми, простыми и богато разодетыми, мужчинами и женщинами… И над всем этим висел гул, в который сливались и голоса, и шелест одежд, и шлепанье ног по серому размокшему снегу, и шорох шин, и стук копыт многочисленных подъезжающих и отъезжающих экипажей…

А за темной полосой рекой, изгибы которой в точности повторял Набережный бульвар, напротив, за высокой кованой оградой с мудреными золочеными узорами решеток в глубине огромного сада возвышались крыши, шпили и купола Императорского дворца — города в городе, столицы Столицы, сердца Великой Империи.

И, как ни странно, соседство людского муравейника и величественных творений архитектуры не казалось кощунственным или унизительным…

Кучер дал Алики вдоволь насмотреться вокруг, и только после напомнил о своем присутствии покашливанием. Девушка оторвалась от открывшегося ей зрелища и увидела искрящиеся весельем глаза кучера.