Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1]

На это Хастер и вовсе не знал, что ответить.

Но Шуту этого и не было надо — он уже томно глядел на Прекрасную Герцогиню.

— Ах, красотуля! — заворковал он. — И как ты только с этим немодным хлыщом рядом стоишь? Отправь его к «мастерам»! Лучше уж меня к себе в постельку допусти, а? Нет? Ну дай хоть плечико поцеловать… — Он жадно подался к ней, но юная дама не стала ждать, чтобы он потянул с нее палантин, сама приспустила с плеча мех и подставила под поцелуй нежную кожу. Все ахнули, а Шут, будто того и ждал, ткнулся губами куда–то рядом с бретелью платья, а потом преподнес даме леденцового петушка, извлеченного из цилиндра. — Любовью за любовь! — провозгласил он,

Громко ахнула где–то рядом шокированная княжна Зэйне, и Шут, моментально уловив, оказался рядом и растроганно сказал:

— Ах, бедняжка! Ах, ах! — и тут же уставился на герцога: — А ты, герцог? Что же ты не заботишься о своей даме? Ведь она ангел и юдоль всех болезных. Заботься, заботься о ней! — Шут заговорщицки подмигнул. — А о вашей супруге мы уж сами позаботимся.

Герцог побледнел, а княжна, решившая, видно, что ее минула чаша, насторожила уши. И зря!

Шут вдруг подался вперед и доверительно зашептал герцогу прямо в ухо, так, что могли слышать все желающие:

— А знаешь, почему она, — он «незаметно» ткнул пальцем в корсаж княжны, — знаешь, почему она так не любит прозрачные кружева на юбках и разрезы? — (Хастер вздрогнул и, побледнев, глянул на герцогиню, но та, видимо, не поняла) — Знаешь? — повторил Шут и, «понизив» тон до интимного, сообщил на весь зал: — Потому что у нее нога деревянная! Вместо отсохшей после сифилиса!! — рявкнул он дико и визгливо засмеялся.

В могильной тишине сомлевшая княжна грохнулась наконец на пол. Так же резко Шут оборвал смех и, брезгливо глянув на нее, бросил снова герцогу:

— Только об этом никому.

Он вновь посмотрел на княжну и снял скорбно звякнувший свой цилиндр:

— Прими, дитя, и ты залог моей любви.

И на почти бездыханное тело упал леденцовый петушок на палочке, миниатюрный символ его жезла.

Вокруг княжны засуетились дамы, кто–то доставал и совал ей под нос нюхательную соль… А Шут, продолжая распространять вокруг себя дерзости на грани оскорбления и шутки самого дурного тона, пошел как ни в чем ни бывало дальше к трону.

— Привет, твое сегодняшнее величество! — склонился он в низком поклоне перед Королем — да так и не разогнувшись, рухнул прямо на пол у него в ногах на ворох крокусов и ландышей с чувством глубокого удовлетворения от выполненного долга.

— Музыка для Короля! — чуть опешивши, возгласил церемониймейстер.

В музыкантской ложе тут же не в лад взвизгнули расстроенные скрипки, вслед ними бросились подвывающие флейты, не в такт им подрагивал одной струной контрабас, и что–то совершенно четвертое залепетала арфа.

Хастера эти звуки вывели из глубокого забытья и побудили к хоть каким–то действиям.

После произошедшего он не счел звуки так называемой музыки столь уж неприятными и даже заметил герцогине, которая не увидела, кажется, в случившемся ничего особенного, кроме глупой и грубой выходки распоясавшегося Шута, что аборигенам островов Ботис подобная музыка наверняка понравится. Герцогиня этому сравнению даже рассмеялась, и Хастер, решив про себя, что она не так умна, как ему было показалось, счел за благо тоже не напрягать пока мозги и нервы, а, как заяц закрывает длинными ушами глаза и продолжает жевать свою капусту, чтобы не видеть оскаленной волчьей пасти, продолжать делать вид, что как бы ничего не произошло. «Пустяки, вс–е–е пустяки», — попытался подпеть он скрипкам и даже обрадовался, когда объявили «Королевское угощение для гостей».

Строй вдоль дорожки распался, гости начали расходиться по зале, неохотно принимая у подходивших лакеев «королевское угощение», состоящее из большого бокала вина и даже на вид неаппетитных пирожков. Опять в зале появились пронырливые подростки. Теперь они внимательно следили за тем, чтобы гости съедали свои пироги до крошки и выпивали вино до дна. Давясь под взглядами мальчишек, высокородные господа и дамы, цвет Империи, хлебали жутчайшую кислятину и зажевывали ее пирогом с непонятной начинкой. Хастер вновь невольно вспомнил своего лотерейного протеже «отведывателя пищи» и подумал, что по величине подвига ему бы и достойно быть Королем.

Герцогиня маленькими кусочками откусывала пирог, вина отпивала по чуть–чуть, будто лизала. Глядя на жалкое зрелище, Хастер только порадовался, что обычай запекать в угощение для подданных Короля дохлых мышей и прочих гадов окончательно канул в прошлое — а ведь лет сто еще назад здесь развлекались и так.

Мысли герцогини имели, видимо, схожее, кулинарное, направление.

— Интересно, как получается у них испечь такую гадость? — задумчиво проговорила она, мужественно отщипывая очередной кусочек.

— У них было время потренироваться, целых четыре года, — ответил Хастер.

Хастер продавил внутрь себя последний кусок пирога, большим глотком допил кислятину и с облегчением сунул бокал ближайшему мальчишке.

— Не хотите ли повторить? — услужливо спросил тот.

— Лучше сам выпей за мое здоровье.

— Нам не положено, — радостно ответил малец.

Герцогиня тоже наконец расправилась с королевским угощением, сдала бокал и совершенно по–детски засунула в рот дареного петушка.

— Какое наслаждение заесть этот жуткий вкус, — сладостно проговорила она, хрустнула леденцом и протянула Хастеру палочку с остатками. — Возьмите и вы.

Хастер такого подарка не ожидал, но, помыслив, поблагодарил и отказался.

— Давайте отойдем поближе к двери, — предложил он. — Скоро начнется…

— К какой из них? — резонно поинтересовалась герцогиня, поскольку дверей в зале хватало. Во внутренние покои вели две двери: та, через которую входил Король, и боковая, которой пользовались его подданные, на террасу же выходили три большие двери. Когда начнется — а когда именно начнется, не знал никто из присутствующих (разве что за исключением Шута), — будет открыта только одна из этих дверей.

— Вероятность, что мы будем выходить на террасу, равна трем пятым, — задумчиво сказал Хастер и повел свою даму поближе к стеклянной стене, выходящей на террасу.

— Неужели так и будет? — восхищенно глядя на него, произнесла герцогиня.

Хастер загадочно усмехнулся. Вокруг тоже прислушались, но никто, кончено, ничего не понял. Однако почему–то его слова вызвали всеобщее облегчение; публика зашепталась.

— А в прошлый раз с крыши посыпались какие–то дикари в черном на веревках и, поразбивав все окна, погнали нас к выходам, — припомнил кто–то. — У графини Рельос случился обморок. А меня чуть не затоптали.

— А я, помнится, лет двадцать назад так прижался к княжне Лете, так прижался, — шептал на ухо некий немолодой вельможа своему гораздо менее молодому спутнику.

Воспоминания шелестом заполнили залу. Бойцы вспоминали минувшие дни.

Хастер, посмотрев на свою даму, слегка побледневшую, произнес ободряюще спокойно:

— По крайней мере, отсюда можно выбраться через окна, сударыня. Я вам помогу.

Но не успела побледневшая дама ответить ему улыбкой, как с великолепной, богато украшенной хрустальной люстры начал сыпаться разноцветный шелестящий дождь из мелких стеклянных бусин.