Театр французского классицизма
Шрифт:
Если начать с Нерона, следует вспомнить, что он дан здесь в первые годы своего царствования, которые, как известно, были счастливыми. Поэтому мне не было дозволено изображать его столь жестоким, каким он стал впоследствии. Равным образом, я не изображаю его и человеком добродетельным, ибо таковым он никогда не был. Он еще не убил мать, жену, воспитателей; но в нем уже таятся зародыши всех его преступлений: он уже начинает рваться из своей узды. Под лживыми ласками он скрывает от них свою ненависть, factus natura velare odium fallacibus blanditiis. [161] Одним словом, здесь он чудовище нарождающееся, но не осмеливающееся еще проявиться и ищущее оправданий для своих злодейств. Hactenus Nero flagitiis et sceleribus velamenta quaesivit. [162] Он не переносит Октавию, принцессу примерной доброты и непорочности, fato quodam, anquia praevalent illicita: metuebaturque ne in stupra feminarum illustrium prorumperet. [163]
161
Умея
162
До сих пор Нерон старался прикрывать свой разврат и злодейства. (Там же, кн. XIII, гл. XVII.) (лат.)
163
Либо по какому-то року, либо из-за стремления к недозволенному. К тому же опасались, как бы он не бросился развращать знатных женщин. (Там же, кн. XIII, гл. XII.) (лат.)
Я даю ему в наперсники Нарцисса. В этом я следую Тациту, который говорит, что Нерон не мог покорно снести смерть Нарцисса, ибо в этом вольноотпущеннике было поразительное соответствие с затаенными еще пороками государя: cujus abditis adhuc vitiis mire congruebat. Этот отрывок свидетельствует о двух вещах: он доказывает и то, что Нерон уже был порочен, но скрывал свои пороки, и то, что Нарцисс поддерживал его в дурных наклонностях.
Я избрал Бурра, чтобы противопоставить честного человека этому зачумленному двору; я предпочел выбрать его, а не Сенеку, и вот по какой причине: они оба были воспитателями молодого Нерона, один в военном деле, другой в науках; они были знамениты: Бурр — военным опытом и строгостью нравов, militaribus curis et severitate morum; Сенека — красноречием и благородным складом ума, Seneca, praeceptis eloquentiae et comitate honesta. [164] Вследствие добродетельности Бурра о нем чрезвычайно скорбели после его смерти: Civitati grande desiderium ejus mansit per memoriam virtutis. [165]
164
Тацит, Анналы, кн. XIII, гл. II.
165
Граждане не переставали сожалеть о нем, помня о его доблести. (Там же, кн. XIV, гл. I.) (лат.)
Все их усилия были направлены к тому, чтобы противостоять надменности и свирепости Агриппины, quae, cunctis malae dominationis cupidinibus flagrans, habebat in partibus Pallantem. [166]
Больше я ничего не говорю об Агриппине, ибо слишком многое можно было бы сказать о ней. Я старался изобразить именно ее особенно хорошо, и моя трагедия — не в меньшей степени трагедия опалы Агриппины, чем смерти Британника. Эта смерть была для нее ударом; и казалось, говорит Тацит, по ее испугу и горестному изумлению, что она была столь же неповинна в этой смерти, как Октавия. Агриппина теряла с ним свою последнюю надежду, и это преступление заставило ее бояться другого, еще большего: Sibi supremum auxilium ereptum, et parricidii exemplum intelligebat. [167]
166
Которая, разжигаемая необузданною страстью к пагубной власти, имела своим пособником Палланта. (Там же, кн. XIII, гл. II.) (лат.)
167
Она поняла, что у нее отнята последняя опора и что подан пример убийства родственников (лат.).
Возраст Британника был так хорошо известен, что мне не было дозволено представить его иначе, как молодым принцем, обладавшим большим сердцем, большой любовью, большой искренностью, — качествами обычными для юноши. Ему было пятнадцать лет, и, говорят, он был очень умен; может быть, так это и было, а может быть, его несчастья заставили поверить тому, невзирая на то что он не мог этого проявить: Neque segnem ei fuisse indolem ferunt, sive verum, seu periculis commendatus, retinuit famam sine experimento. [168]
168
В действительности ли он, как говорят, обладал неплохими природными дарованиями, или это мнение вызвано сочувствием к его опасному положению, — но такое мнение о нем удержалось без подтверждения фактами. (Тацит, Анналы, кн. XII, гл. XXVI.) (лат.)
Не следует удивляться, что около него не было никого, кроме столь жестокого человека, как Нарцисс, потому что уже давно был дан приказ, чтобы около Британника были только люди без веры и чести: Nam ut proximus cjuisque Britannico neque fas neque fidem pensi haberet olim provisum erat. [169]
Мне остается сказать о Юнии. Не нужно смешивать ее со старой кокеткой, которую звали Юния Силана. Здесь другая Юния, — Тацит называет ее Юнией Кальвиной, из рода Августа, сестра Силана, которому Клавдий обещал Октавию. [170] Эта Юния была молода, красива и, как говорит Сенека, festivissima omnium puellarum (прелестнейшая из всех девушек). Ее брат и она нежно любили друг друга, и их враги, говорит Тацит, обвинили обоих в кровосмешении, тогда как они были виновны лишь в некоторой нескромности. Она дожила до царствования Веспасиана.
169
Давно
было предусмотрено, чтобы все приближенные к Британнику лица были людьми без чести и совести (лат.).170
Юния Кальвина. — Этот персонаж у Расина существенно отличается от своего исторического прототипа. Юния Кальвина из рода Августа изображена в записках Сенеки и у Тацита легкомысленной и безнравственной женщиной. Она была выслана из Рима за кровосмесительную связь со своим братом еще при предшественнике Нерона, императоре Клавдии, и потому не могла быть невестой юного Британника.
…которому Клавдий обещал Октавию. — Клавдий — Клавдий Нерон, был императором Рима с 41 по 54 г.
Октавия — дочь императора Клавдия; стала женой Нерона, но супруг ненавидел ее и дважды отправлял в ссылку. По приказанию Нерона ей вскрыли вены, и она умерла, когда ей не было еще двадцати лет.
Я заставил ее удалиться к весталкам, хотя они, согласно Авлу Геллию, не принимали никого моложе шести лет и старше десяти. Но народ берет здесь Юнию под свое покровительство; и я счел, что, из уважения к ее происхождению, к ее добродетели и к ее несчастью, ей могло быть дозволено нарушить закон о возрасте, как нарушали его для консульства столь многих великих мужей, заслуживших эту привилегию.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Нерон, император, сын Агриппины.
Британник, сын императора Клавдия и Мессалины.
Агриппина, вдова Домиция Энобарба, отца Нерона, и по второму браку — вдова императора Клавдия.
Юния, возлюбленная Британника.
Бурр, воспитатель Нерона.
Нарцисс, воспитатель Британника. [171]
Альбина, наперсница Агриппины.
Стража.
171
Нарцисс — историческое лицо, вольноотпущенник, любимец императора Клавдия.
Действие происходит в Риме, в одной из палат дворца Нерона.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Альбина
Как! Вы, боясь спугнуть Нерона поздний сон, Пришли здесь ожидать, пока проснется он? Мать цезаря, одна, без стражников и свиты, Блуждает близ дверей, что для нее закрыты? Молю вас, госпожа, вернитесь в свой покой.Агриппина
Альбина, каждый миг теперь грозит бедой. Я здесь его дождусь: он стольких мук мне стоит, Что даже сон его меня не успокоит. Увы, свершилось то, чего давно я жду: С Британником Нерон вступает во вражду. Он буйством одержим, пока еще таимым; Он страшным стать готов, наскуча быть любимым. Британник тяготит его; и потому Сама я, что ни день, докучливей ему.Альбина
Как! Вы, кому Нерон обязан возвышеньем, Величьем царственным, самим своим рожденьем? Кем так отважно был сын Клавдия смещен И властью цезаря Домиций облечен? [172] Всей чести от него достойна Агриппина: Долг сына — вас любить.Агриппина
Да, это — долг, Альбина: Коль благороден он, — гордиться должен мной, Возненавидит мать, — коль низок он душой.172
...властью цезаря Домиций облечен? — Речь идет о Нероне; до того, как Клавдий усыновил сына Агриппины, тот носил имя по отцу — Люций Домиций Агенобарб. Именем «Тиберий Клавдий Нерон» он стал называть себя только в 50 году н. э.
Альбина
Коль низок он душой? Ах, госпожа! не всё ли Нам знаменует в нем задатки доброй воли? Три года правит он, народом свято чтим, И доблестью своей он украшает Рим. Наш край, обласканный его рукой державной, Правленья консулов припомнил опыт славный: Народ в нем чтит отца. [173] И юноша Нерон Со старцем Августом почетом уравнен.Агриппина
173
Народ в нем чтит отца. — Еще в должности консула Нерон сумел обещаниями снискать себе расположение сенаторов и народа; став императором, Нерон также поначалу осуществил несколько полезных для государства мероприятий.