Темная радуга

– Конечно, в отличие от вас, горе-туристов. Знаю я одного парня, способного смастерить надежную тару, да еще и язык за зубами держать, - оживился Панька.

Что бы мы без него делали, ума не приложу.

Минут через двадцать блужданий мы остановились в переулке Желтой Лопаты перед двухэтажным домиком с эмблемой бутылки, из окон которого на нас глядели всевозможные емкости. Однако ничего подходящего так и не нашлось.

Хозяин, Гури Рондольф, русоволосый парень лет тридцати, одетый в ладно скроенные хлопковые штаны и светлую косоворотку, приветливо поздоровался с нами, а Павлика похлопал по плечу и заговорщески подмигнул.

– Что, Павлик, вечному студенту требуется бутыль литров на пятьдесят для родниковой водички? Не перепились еще на твоей Руси богатыри - добры молодцы, а?

– Спасение выпивающего - дело рук разливающего, - скромно ответствовал Павлик, лукаво улыбнувшись, но тут же посерьезнел.
– У нас к тебе дело, Гури, к тому же не для посторонних ушей.

Мастер кивнул и пригласил всех в жилую комнату. Павлик в двух словах рассказал о нашей проблеме.

– Понимаю, - согласился Гури.
– Я-то, грешным делом, собирался сам к тебе сегодня вечерком заскочить, давно ведь не виделись, а вы мне работу на дом принесли. Ладно, приходите ко мне через пару дней ближе к вечеру. Попробую сделать то, что вам нужно.

– Сколько это будет стоить?
– спросила я.

Гури посмотрел на меня как-то странно. Я ощутила непонятное волнение. Что-то знакомое промелькнуло в его взгляде. Что? Я не знала. Но почувствовала, что об этом он хочет сообщить или напомнить ТОЛЬКО МНЕ! Я лихорадочно копалась в памяти, но ничего не находила. Разгадка была где-то рядом, но упрямо ускользала. Шаман заметил мое замешательство и улыбнулся. Ладно, решила я. Если Сашка улыбается, то мне не о чем беспокоиться.

– Такая вещь стоит не денег, - Гури перестраивался мгновенно.
– Такая вещь стоит доброго ужина и хороших песен в славной компании. А деньги... За бутылку для волшебной жидкости деньги брать нельзя. Все волшебство пропасть может. Тут надо поработать от души, по принципу: подарок к подарку - тогда эликсир и в бумажном пакете сохранней будет, чем в самой прочной емкости. Так что, до встречи.

Гури обменялся с ребятами рукопожатием, а потом галантно склонился над моей рукой и поцеловал ее, снова пристально на меня посмотрев. И как будто вспышка озарила мои склеротичные мозги. Вспомнила я, где видела эти глаза. На другой земле, при других обстоятельствах точно также на меня смотрел человек, который любил меня, и которого любила я. Мне даже показалось, что за внешностью Гури Рондольфа я вдруг на мгновение увидела того, другого, что Гури Рондольф это просто магическая маска, скрывающая от всех такого знакомого мне землянина. Это происходило на Земле. Два с половиной месяца назад...

... Мы стояли под козырьком Домодедовского аэропорта. С серого утреннего неба, плотно затянутого тоскливыми облаками, моросил мелкий дождь, покрывая мокрым глянцем все, до чего мог дотронуться мягкими водяными лапками. Ничего не было сказано, ничего не было решено. Неопределенность наших отношений пропитывалась этим моросящим дождем и становилась все невыносимее. Я пыталась не разреветься, несла какую-то чушь. Он тоже вяло шутил, бросал ничего не значащие фразы. "От меня до тебя шагать целый год, это - в лучшем случае..." - мажорно ("очень кстати"!) неслось в гитарном сопровождении туристско-провожательное песенное напутствие из стоящей невдалеке компании. Ну да, и вправду, если пешком. Ведь тысячи километров лёту до его затерянного на карте городка. На самом деле, конечно, не затерянного, но такого недостижимо далекого. Равновелики версты разлук для идущих в точку Б, и для тех, кто остался в точке А. И никуда от этого не денешься... Объявили посадку. Прощальный поцелуй вышел скомканным и неуклюжим. Мы оба не знали, когда увидимся вновь. Он неловко и чуть-чуть виновато улыбнулся и скрылся в толпе, а я медленно побрела к остановке автобуса, отрешенно глядя в тяжелое свинцовое небо.

Перегружен был порт разношерстной людскою толпою,

Порт надсадно гудел, как осиный встревоженный рой.

И простуженный дождь озверело плевался водою,

И вертел во все стороны ушастой своей головой.

И откуда-то сверху сипел репродуктор нещадно,

Объявляя посадку в какую-то Тмутаракань.

А на взлетно-посадочной было кому-то отрадно,

А кому-то неладно, а кому-то и вовсе за грань.

Разметался асфальт мокрым зеркалом, вдребезги битым,

Став похож на паркет во дворце из лучистого льда.

Улетал самолет синей птицей из сказки забытой,

Уносящий тебя от меня неизвестно куда.

Все пути ведут в Рим, но не каждый доходит до Рима,

А из тех, кто дошел, вряд ли в Цезари выбился вдруг.

Почему ж мы спешим убежать от того, что любимо,

Расписав небеса кружевами дурацких разлук?!

Я так и не отправила ему эти стихи. Надеялась, что он сделает первый шаг сам. Но он его не сделал...

Гури все еще ждал моего ответа, ждал остро и пронзительно, готовый сам взорваться изнутри и взорвать все вокруг, и будь, что будет. Когда-то я так же ждала его приезда в Москву. Кожа на моей руке плавилась от прикосновения его губ и вместе с кожей стремительно плавилась я сама.

– "Королева в восхищении"12, - с трудом пробормотала я, не глядя ему в глаза и боясь разреветься, как тогда, в аэропорту. Черт бы побрал тебя, Огурец/Гури Рондолдьф(нужное зачеркнуть, ненужное выкинуть)! Ну, зачем ты снова появился на моем пути?!

– Я буду ждать, - одними губами произнес Гури, и выпустил мою руку.

***

Старый Мойса сидел в кресле, курил трубку и разговаривал с портретом молодой женщины, висевшим на стене напротив него.

– Если бы ты уже видела эту девочку, Лейси. Когда мы с тобой удирали с Архипелага Ведьм, ты была такая же молодая, и тебе так же было страшно, как и ей сейчас. А она таки тебе бы понравилась. Ей предстоит такая нелегкая дорога, что боже мой. Жаль, что ты не дожила до сегодняшнего дня. Мы могли бы вместе тряхнуть стариной и помочь ей. Ты ведь такая выдумщица. А один я уже мало что могу. И все же, как ты считаешь, я таки еще на что-то гожусь, или пора на печку? Конечно, какой-то прок от меня еще есть, это тебе твой Мойса говорит, а он слов на ветер не бросает. Лейси, Лейси, ну почему ты ушла без меня? Что же мне старому делать?

Изображение на портрете вдруг затуманилось и исчезло, а вместо него замелькали странные картинки. Старик внимательно вглядывался, не переставая бормотать: "Так, так, так, понятно, Лейси, понятно". Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось и с портрета снова смотрело молодое женское лицо.

– Спасибо, Лейси. Я сделаю все, что ты сказала, - Мойса раскурил потухшую трубку и надолго задумался.

***

На какое-то время я выключилась из окружающей действительности и не помнила, как мы покинули лавку Гури, как шли в сторону дома. Я машинально отвечала на реплики мальчишек, но о чем мы говорили, осталось для меня тайной за семью печатями.

На центральной площади, как и вчера, клубился народ. И все еще пребывая в ступоре, я чуть ли не носом въехала в спину какого-то знатного горожанина в длинном белом плаще, расшитом золотыми нитками. Это привело меня в чувство. Я открыла, было, рот, чтобы извиниться, но так и осталась стоять, демонстрируя зубы. Реакция господина оказалась куда быстрее моей. Он моргнул, быстро сделал глубокий вздох и над площадью прокатился густой баритон:

– Пуха пушистая! Ты откуда взялась?

– С неба свалилась, - только и смогла ответить я и тут же угодила в крепкие объятья.
– Ты-то что здесь делаешь? Я думала, что сюрпризы для меня уже закончились, но людям свойственно ошибаться. Хвост, мой золотой Хвостик, меньше всего я ожидала увидеть именно тебя.