Тёмная радуга

— Я не знаю, чьи это стихи, — сказал он, все также ни на кого не глядя, — но вот почему-то вспомнились.

— Клево! — высказался Панька, выражая мнение большинства.

Ну, они-то, может быть, и не знали, что тут Гури декламировал, зато лично я была отлично осведомлена на этот счет. Это были МОИ стихи! Мне захотелось надеть эту мандолину или виолу на голову декламатору, но я просто оцепенела и смотрела на этого притворщика, кажется, не мигая. Счастье, что в гостиной царил полумрак, и моя пылающая физиономия не бросалась в глаза, а за треском дров в камине никто не расслышал, как лихорадочно колотится сердце. Он знал, какой произвел эффект, но в мою сторону не глядел, уж и не знаю — почему. Стеснялся, видимо, если слово «стеснение» совместимо с этим героем-любовником хоть в одном из миров. Пришлось сделать над собой героическое усилие, пока публика не заметила моего состояния. Кажется, мне это удалось.

Вечер незаметно перешел в ночь. Пора было отправляться спать. Я поднималась по лестнице последней, чувствуя, КАК! Гури смотрит мне вслед. Поддавшись порыву, я обернулась и кивнула ему, пока он взглядом не пробуравил дырку в моей спине. С него станется! Он понял правильно: встал с дивана, подбросил в камин дрова и уселся обратно. Кеша ткнулся носом мне в лицо и тихо сказал:

— Иди и ничего не бойся. В конце концов, Гури не черный вампир, а обыкновенный человек. Не съест же он тебя, в самом деле.

Не вампир-то, не вампир, но если б я знала, что ты, черт возьми, такое, Гури Рондольф!

Я открыла дверь в спальню и дракон, вскарабкавшись на постель, свернулся калачиком и закрыл глаза. Подождав, пока за стеной Шаман ляжет спать, я тихонько выскользнула из комнаты. Стараясь не шуметь, спустилась в гостиную и уселась в кресло напротив любимого мужчины.

Несколько минут мы молча глядели друг на друга, и за эти чертовы несколько минут его внешность стремительно менялась. Осталась прежней только одежда, из которой на меня смотрел мой любимый Женька Гурский, он же Гурец или Огурец (по обстоятельствам).

— Ну, здравствуй, — сказал он, когда метаморфоза полностью завершилась. — Не ожидала?

— А ты? — ответила я вопросом на вопрос, чтобы хоть как-то выиграть время и собраться с мыслями.

Но Гури (пусть он, как и Хвост, остается под этим именем, раз уж мы на Церре, а не на Земле), как всегда, не дал мне ни минуты.

— Иди ко мне, — позвал он.

Однако на сей раз, я решила проявить характер. Слишком много накопилось вопросов, на которые я хотела получить ответы.

— Нет. Сначала ты мне все объяснишь. Почему ты здесь под другой внешностью? И в каком качестве? Ты двойник или это какое-то колдовство местного разлива, что, считав мои мысли, спрятанные внутри меня неизвестно даже мне самой куда, ты принял облик знакомого мне человека? И как мне тебя называть, Огурец пупырчатый? Здешним имечком или тем, которое я знала на планете Земля?

Гури не ожидал подобного натиска и смутился. На Земле бы с ним такого не произошло, но мы были не на Земле. Он долго молчал, видимо, решая, стоит ли мне все объяснять. На моем лице читалось, что я намерена во что бы то ни стало докопаться до истины, чего бы мне это не стоило, даже прибегнув ко всем магическим средствам, имеющимся в моем арсенале. В конце концов, он сдался.

— Я двойник. К сожалению, бывший. Так тоже бывает. На Церру я попал во сне. Заснул на Земле, а проснулся здесь, пять лет назад примерно. И магия моя настолько слабая, что ее только на работу да на пару-тройку примитивных фокусов и хватает. Ну, например, я в принципе, постоянно был в курсе, что происходит с моим двойником. Чаще всего я просто слышал разговоры, знал содержание писем, но иногда и картинки видел перед тем, как уснуть. Знаешь, вроде бы уже засыпаешь, а тут тебе такую своеобразную киношку показывают. А в один прекрасный день вдруг неизвестно откуда пришла четкая мысль — связь с двойником оборвана навсегда, и теперь я не знаю, что там на Земле происходит. Я поперся в Академию Магов, и они с грустью сообщили мне, что я перестал быть двойником. И не только я, а и прочие двойники Сола, и это связано с атакой черного облака, какая-то специфическая магия пришельцев. При этом все, кто попал сюда позже, когда город был восстановлен, двойниками быть не перестали, как тот же Павлик.

Собственно, из-за моих мизерных магических способностей меня и в Магическую Академию не взяли. Вернее так. Я позанимался там совсем немного, освоил какие-то азы, а дальше продвинуться не смог. После этого пару месяцев проваландался в Академии Боевых Искусств, но искусство мордобоя мне быстро надоело. В конце концов я вспомнил о своем техническом образовании и прибился к Гильдии ремесленников, где с Гури и познакомился. И потом мы стали вместе работать, организовали мастерскую.

Мы с ним очень сдружились, да и имена у нас почти совпадали. Я ведь когда сюда попал, то решил выпендриться и назвался Гуру. Только тут этого никто не оценил, не знают на Церре сего термина. Ну, и убрал я тогда вторую букву «у» и остался просто Гур.

Настоящий Гури Рондольф не обладал магией. Он погиб во время налета черного облака рядом с нашей мастерской. Вышел проводить покупателей, а тут все и случилось. Меня тогда спасло только то, что я был в дальней части дома, раскладывал товар по полкам. И когда за окном полыхнуло… Все, кто оказался тогда на улице, не выжили, а в Желтом секторе всегда людей на улицах много было…

Пока была вся эта трагическая неразбериха, она длилась несколько часов, пока потом искали выживших, у меня было время на то, чтобы принять решение — как быть дальше. Я пошел к Верховному Магу и попросил, чтобы мне придали внешность Гури, и наделили возможностью ее развеивать и восстанавливать обратно. А потом появился в доме своего друга, снабженный памятью всей его предыдущей жизни, сказал его матери, что спасся чудом. Моя же память о том, что со мной происходило, осталась при мне.

— И мать Гури не почувствовала подмены?

— Она умерла через месяц после той трагедии. Не молодая уже была, а Гури был поздним ребенком. Муж ее, отец Гури, умер за год до налета черного облака. Перед смертью она сказала мне, что все поняла сразу, но благодарна мне за то, что я попытался создать иллюзию, и жалеет только, что я не ее настоящий сын.

Одного я не понял. Как ты умудрилась при первой же встрече практически содрать с меня маску? Мне понадобились все мои силы, чтобы Павлик и Шаман не увидели моего настоящего лица. Когда я услышал: «Королева в восхищении!», то с содроганием ждал, что ты, как Маргарита, с отчаянием закричишь на весь мир: «Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера!» [13] . Черт, я не поручусь, что это не оказалось бы магическими словами, заставившими исчезнуть мой камуфляж.

13

М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

— Не знаю, как у меня это получилось. Видимо, присутствие дракона повлияло. Этих, по выражению старого Мойсы, пернатых обмануть невозможно, а Кеша ко мне находился ближе всех, ибо сидел за пазухой.

— Помнишь, ты просила меня соврать, что я люблю тебя?

Еще бы я не помнила! Такое не забывается. Хотела бы я посмотреть на человека, страдающего амнезией даже на такие любовные признания…

* * *

…Взлеты и падения, падения и взлеты… От самых неизведанных глубин к бездонному вечному небу, и снова бездна, снова пропасть, и снова высь, снова бесконечный свет, и где-то там, за пределами понимания, взрыв, рождение новой вселенной и отчаянный — на грани безумия — шепот: «Соври, что ты меня любишь…»

«Люблю…»

Мягкое предзакатное солнце, робко пробивавшееся сквозь беспорядочно переплетенные ветви высокого кустарника, обрамленного деревьями, стыдливо спряталось за набежавшее облачко, как будто за всю историю своего существования ни разу не видело и не слышало ничего более шокирующего. Облачко оказалось покладистым и притянуло к себе небольшую серую тучку, та, свою очередь, не замедлила ухватить за хвост ближайшую пушистую подружку, подружке идея пришлась по вкусу…

В общем, на какое-то довольно продолжительное время солнце исчезло из поля зрения двух сумасшедших, не придумавших ничего лучше, как забрести в укромный уголок посреди бурелома, чтобы бешеная страсть, терзающая обоих, смогла, наконец, найти выход. Иначе бы они просто взорвались…

— Соври, что ты меня любишь!..

— Люблю…

— Еще!

— Люблю… люблю…люблю…

…Ну почему нельзя было заняться реализацией вышеупомянутой страсти дома?! Почему приспичило искать приключений в совершенно неподходящих для этого условиях? Что за мазохизм такой обуял нас с Женькой? Ну и как довесок к счастью обладания друг другом, и надо сказать, неслабый, мы обрели вьющуюся над разгоряченными телами чертову тучу комаров. «А в Подмосковье водятся лещи…». Не знаю как насчет лещей, а вот комары там водятся, это святая правда, святей не бывает! В силу выбранной дислокации количество кровососущих насекомых на квадратный сантиметр обнаженной кожи у Женьки значительно превышало мое, поскольку мой Ромео, как и подобает истинному джентльмену, прикрывал собой прекрасную даму, то есть меня.