Темнейший князь
Шрифт:
И Красный, и Черный оглянулись через плечо, как бы спрашивая Уильяма: «Она настоящая?»
Он изобразил беспомощность, поведя плечами.
— Считайте Санни своей мачехой. Делайте, что она говорит.
О, это понравилось ей не меньше предыдущего признания — ее подбородок поднялся.
Мальчики уставились на него, прежде чем пробормотать в унисон:
— Мы больше не станем накачивать ее наркотиками.
На губах Уильяма заиграла улыбка.
— Ты влюбляешься в нее, — заметил тихо Зеленый.
— Сильно влюбляюсь, да. — зачем отрицать? — Она… много значит. — осмелится ли он сказать,
— И все же, она может тебя убить.
Еще как.
— Может, но не станет. — так же быстро, как он влюблялся в Санни, она влюблялась в него — правда светилась в ее глазах всякий раз, когда она на него смотрела. Или таяла в его объятиях.
— Идея твоей женщины о Белой, — сказал Зеленый. — Думаешь, есть шанс, что Санни могла бы?..
— Да, — ответил Уильям более мягко. Как только эта тема всплыла, он представил Санни беременную его ребенком — и ему это понравилось. Дикое чувство собственничества охватило его, требуя воплотить фантазию в реальность. Ему показалось, что в ней тоже ощутил страстное желание.
До начала брачного периода осталось всего несколько дней, они могли бы попытаться. Возможно. Все-таки…
Уильям знал, что лучше подождать. Ему хотелось провести больше времени с Санни, только вдвоем. «Посмотрите на меня, я планирую будущее, а не живу сегодняшним днем». Но война все еще бушевала, проклятье нависало, Люцифер еще жив, а Уильяму предстояло найти десятую корону ада. Пока у него не было ни одной зацепки.
Так много препятствий на их пути.
Шум привлек его внимание к камере Эвелины. Королевская ведьма проснулась. Крича не неизвестном ему языке, она пыталась подняться с койки со связанными за спиной руками. Когда ей это удалось, она метнулась в дальний угол клетки, прижимаясь спиной к стене. К ее волосам прилипли комья грязи, скрывая цвет прядей.
На ее коже запеклось столько грязи, что Эвелина, должно быть, упала в море этой дряни, прежде чем ее увезли. Ее радужки были прекрасны — зеленые с серебристой окантовкой, а зрачки большие, как блюдца. На ней было изодранное платье, такое же грязное, как и все остальное на ней.
— Где вы ее нашли? — спросил Уильям Зеленого.
— В борделе для бессмертных.
Почему она остановилась или работала в борделе, если надеялась спрятаться? На свадьбе ведьма наложила заклинание на Эвелину… по настоянию Люцифера. Если бы она когда-нибудь переспала с другим мужчиной или получила оргазм, Люцифер бы узнал. Также он бы узнал, где она и с кем.
— Впусти меня в камеру, — приказала Санни.
И снова мальчики посмотрели на него, спрашивая разрешения. Сгорая от любопытства, что же планирует сделать его единорог, Уильям кивнул, выпрямился и подошел ближе. Он пойдет с ней. Если Эвелина хоть как-то навредит Санни, то заплатит.
Хотя никто не прикасался к замку, Красный открыл дверь взмахом руки. Санни пошла вперед, но Уильям молниеносно оказался спереди, входя первым.
Эвелина встретилась с ним взглядом и съежилась в углу.
Пристально глядя на нее, чтобы передать серьезность своих намерений, он сказал:
— Причинишь вред девушке, нанесешь ей даже самую незначительную царапину, и я отдам тебя Люциферу в течение часа. Кивни, если поняла.
Дрожь сотрясала маленькое тело
ведьмы-оборотня, но, тем не менее, она кивнула. Посмотрела на Санни, Всадников, на Акселя, опять на Уильяма, только чтобы присмотреться к Акселю и визуально проследить за изгибами его крыльев. Ее глаза расширились, прежде ем она неразборчиво что-то сказала, казалось, призывая Посланника к ответу.— Кто-нибудь знает этот язык? — спросил Уильям.
Хор «нет» раздался разными голосами.
Санни сделала еще один шаг вперед, медленный и уверенный. Тем не менее, Эвелина взвизгнула и поползла вдоль стены, отодвигаясь все дальше. Когда Санни сделала второй шаг, девушка обнажила когти и зашипела.
Опустив плечи, Санни посмотрела на Уильяма. В ее глазах появились слезы, вид которых едва не вызвал в нем неудержимую ярость.
— Почему она меня боится? Я только хочу ей помочь.
— Иногда единственный способ помочь кому-то уйти. — Уильям притянул ее к себе, крепко прижимая к груди. Он обратился к парням. — Проследите, чтобы новости о поимке Эвелины дошли до Люцифера, не причиняя ей вреда.
— Или прикасаясь к ней, — добавила Санни, шмыгнув носом.
Он боролся с улыбкой. Такая мягкая, липкая сердцевина под твердой шоколадной оболочкой.
— Я позабочусь о том, чтобы Люцифер узнал. — голос Акселя эхом прошелся по подземелью. — Он может не поверить другим, но поверит Посланнику.
Его брат не ошибся. Ложь сгорает, не успевая сорваться с губ Посланника.
— И, — добавил Аксель, — я заберу девушку с собой. Смогу я спрятать в таком месте, куда Люцифер и его демоны не доберутся.
Без сомнения это место находится на небесах.
— Она частично ведьма, — проинформировал его Уильям. Посланники считали ведьм таким же злом, как и демонов. — Обладательница магии, как и я.
Аксель поднял бровь.
— Я никогда не знал, кем или чем являюсь. Поэтому не стал бы осуждать других за их суть.
«Этот мужчина нравится мне все больше и больше».
Его парни немедленно возразили, но Уильям взглядом заставил их замолчать. Что же делать? Хотя Эвелине безопасней на небесах, Посланники могут не вернуть ее, когда придет время.
— Что думаешь? — спросил Уильям Санни.
Красный нахмурился, зеленый насупился, а Черный пробормотал проклятье. Такое случалось впервые. Он не обращался за советом ни к кому, кроме Гадеса.
«Игнорируй боль».
— Думаю… — она потрогала воротник его рубашки. — Да. Позволю Акселю отвести ее в безопасное место. Но сначала потребуй уступку.
Уильям сверкнул улыбкой.
— Люблю, как работает твой мозг.
При слове «люблю» у нее перехватило дыхание.
О, черт. Он только что использовал ужасающее слово на букву л и…
Он…
Это и подразумевал. И не мог взять свои слова обратно.
Или эмоции.
Он любил, как работал ее нелогичный ум. Как она помогала нуждающимся. Любил ее мужество и силу. Ее чувство юмора и верность. Ее темную сторону. Ее мягкую сторону. Любил ее глуповатую, любил ее серьезную. Любил, когда она требовала от него всего наилучшего. Как отвечала на каждое его прикосновение. никогда не закрывалась от него. И никогда не станет. Каждый божий день она дарила ему воспоминание, которым он дорожил.