Темные удовольствия

— Вот как? Тогда потанцуем немного?

Я открыла рот, чтобы отшить незнакомца, как вдруг вмешался другой голос.

— Она не может. Она уже пообещала этот танец мне.

Беккет встал между мной и парнем, каким-то образом умудрившись его и его прикосновения исчезнуть за считанные секунды. Полагаю, когда ты видишь, как кто-то вроде Беккета нависает над тобой, то убираешься с дороги.

Он притянул меня ближе и положил руки мне на бедра. Его ладони были такими огромными, что я почувствовала себя маленькой. Такое чувство я испытывала только рядом с ним. Оно не было ужасным.

— Опять нарушаешь правила? Ты и впрямь не умеешь быть хорошей, не так ли? – наклонился он, чтобы сказать мне на ухо.

Мою кожу покалывало от его горячего дыхания.

— Я следую правилам только тех людей, которые имеют надо мной власть.

— Например, как работодатель твоей мамы? – напомнил он мне с ухмылкой, которая вывела меня из себя.

— Ты хотел, чтобы я осталась в квартире и пропустила вечеринку, на которую собиралась пойти вся компания?

Кто-то сильно толкнул меня в спину, и я упала на Беккета, прижавшись к его телу. Он бросил злобный взгляд через мое плечо на проходящего мимо футболиста, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Я хочу, чтобы ты поняла, что провоцирование меня влечет за собой последствия.

— Верно. Последствия для правил, которые ты придумал, чтобы мучить меня… какие именно? Увольнение моей мамы, чтобы я задушила тебя во сне?

— Увольнение твоей мамы - не единственное наказание, которое у меня припасено в рукаве, Золушка. В джакузи я предупредил, что отшлепаю тебя и трахну в эту идеальную персиковую попку, если ты не будешь следовать моим правилам.

Я закатила глаза.

— Пустые разговоры. Я не боюсь тебя, Беккет.

Мы терлись друг об друга; у нас не было возможности избежать этого, так как толпа давила на нас, сближая. Его тело было сильным и чертовски твердым напротив моего, я чувствовала его неповторимый аромат, даже на фоне отвратительного запаха пота, исходящего от стольких пьяных людей в тесном пространстве. Каждый раз, когда кто-то толкал нас, моя голова оказывалась на его груди, а его губы касались моей макушки.

Я положила руки ему на талию, чтобы не упасть. Проклятье. Он был в отличной форме. Я знала, что у него под футболкой скрывались идеальные пропорции, а на животе красовались твердые кубики пресса. Возможно, я слишком часто вспоминала эту картину идеальной мужской силы.

— Ты звучишь так, словно хочешь, чтобы я доказал тебе обратное, крошка.

— С чего бы мне хотеть этого? – я насмешливо хмыкнула. Мои щеки запылали, а кожа натянулась.

Он смотрел на меня сверху вниз, изучая меня. Он видел меня всю, каждую частичку. Мне негде было спрятаться от парня, которому я рассказала свои самые сокровенные и темные секреты.

После долгой паузы Беккет пожал плечами.

— Давай убираться отсюда. Я расскажу тебе дома.

Я проглотила комок смущенного волнения в горле.

— Ох, вот как?

Беккет не был в Нью-Йорке. Колетт солгала мне. Возможно, пришло время узнать правду самой.

— Конечно, пойдем.

16.Беккет?

Когда мы вернулись домой, в нашей комнате воцарилась блаженная тишина. На самом деле, стало довольно уютно, когда Ева включила настольную лампу и задернула шторы. Я сбросил куртку и ботинки у двери и теперь, примостившись на краю кровати, наблюдал за ней.

Она нервно передвигалась по комнате. Приводила в порядок свой стол, натягивала теплые носки, завязывала волосы.

— Твой шрам… – внезапно начала она.

Мое настроение испортилось.

— А что с ним?

— Где тебя лечили? – Она села на свою кровать в двух метрах от меня, повторяя мою позу.

Я злобно усмехнулся ей.

— Ты бы знала это, если бы потрудилась навестить меня.

Блядь. Зачем я это сказал? Последнее, чего я хотел, это чтобы Ева узнала, как она разбила мне сердце, когда проигнорировала меня и мое восстановление.

Она сглотнула, ее руки на коленях сжались в маленькие кулачки.

— Я приходила к тебе.

Мое настроение испортилось еще больше.

— Остановись прямо сейчас, Золушка, пока я не вышел из себя.

— Но это правда! Я приехала в больницу, чтобы навестить тебя... Но Колетт сказала, что тебя отправили в Нью-Йорк на лечение.

Колетт? Меня кольнуло любопытство. Солгать о том, где я нахожусь, без сомнения, было очень похоже на Колетт, но вряд ли это был единственный способ, которым Ева могла связаться со мной. Прежде чем позволить себе почувствовать облегчение от того, что Ева все-таки попыталась навестить меня, я напомнил себе, что она могла бы позвонить.

Горькая правда заключалась в том, что если бы Ева захотела увидеть меня, проверить, как я, она бы нашла способ.

Я встал, внезапно потеряв терпение.

— Это бессмысленный разговор. Ничто из того, что ты скажешь, не исправит то, что ты сделала и не поможет тебе избежать наказания.

Она хмыкнула и закатила глаза, посылая толчок злого желания к моему члену. Черт, как же я хотел оставить отпечатки рук на ее круглой попке.

— Ты и твои наказания. Я начинаю думать, что ты способен лишь на одни угрозы, Андерсон, – поддразнила она тоном, призванным нажать на все мои кнопки.

Ева хотела поиграть. Было бы невежливо не услужить ей. Она встала и поравнялась со мной, прижимаясь своей грудью к моей, совсем как на танцполе. Трудно было думать там, стоя так близко, когда музыка гремела вокруг нас. Комната растворилась, толпа потеряла значение... все исчезло, кроме нее.

— Вот как? – пробормотал я, крепко сжимая ее бедра, чтобы она не могла вырваться. Я коснулся губами ее виска. — Ты действительно хочешь, чтобы я доказал, что ты неправа? Нет необходимости быть такой грубиянкой... просто попроси, Иви, и я поставлю тебя на колени.

Ева издала короткий недоверчивый смешок, но в ее глазах был жар, который противоречил ее беспечности. Она могла ненавидеть меня, злиться на меня, ей могло быть все равно, жив я или нет, но ей также было любопытно. Между нами была пламя, не похожее ни на что. Электричество, которое бывает редко… может быть, даже раз в жизни. Ева чувствовала это. Она хотела этого.

— Покажи все, на что ты способен, – пробормотала Ева. Она облизала губы, ее зрачки расширились.

Было приятно видеть, что я влияю на нее так же сильно, как она на меня. Я даже не мог отрицать это. Ее прикосновения по-прежнему были единственными, которые я мог выдержать. Единственными, которых я жаждал. Почему я должен отказывать себе в этом?