Темные удовольствия

— Не прикасайся ко мне, – прорычал я ей.

Она опустила руку и усмехнулась.

— Все еще такой обидчивый. Расслабься, Беккет, я здесь только для того, чтобы посоветовать держать себя в руках при отце, если не хочешь, чтобы он заставил тебя переехать домой, где он сможет за тобой присматривать.

Я коротко рассмеялся.

— Забавно, что теперь все, чего хочет мой отец, – это присматривать за мной. Если бы только он был рядом раньше… но тогда у тебя не было бы шанса растлить подростка, не так ли?

Колетт закатила глаза.

— Бек. Тебе нужно двигаться дальше. Прошлое - это прошлое, и тот факт, что ты не можешь его отпустить, заставляет меня думать, что оно, должно быть, действительно имело для тебя значение. – Она рассмеялась. — Как лестно.

Я рванул с места прежде, чем смог остановить себя. Резко схватил ее и с удовлетворением услышал, как она издала испуганный писк, когда я развернул ее к краю верхней ступеньки.

— Я так устал слушать, как ты болтаешь своим мерзким ртом. Каждый раз, когда ты это делаешь, я становлюсь ближе к решению сделать мир лучше, избавив его от тебя, – процедил я. Я ненавидел прикасаться к ней, но держать ее на грани падения было по-своему приятно.

В ее ядовитом взгляде мелькнул страх.

— Я бы обставил это как трагический несчастный случай… споткнуться и упасть в этих туфлях было бы очень опасно, особенно на лестничной клетке. Никто бы никогда не догадался, что карма наконец-то настигла тебя.

— Беккет. Не будь смешным. Прекрати. Ты действительно думаешь, что на тебя не подумают, если я пострадаю? Ты будешь подозреваемым номер один.

— Отлично, тогда, возможно, наше прошлое выплывет наружу, и все узнают, кто ты на самом деле… насильница, больная сука, которой нравятся маленькие мальчики.

Все исчезло, кроме страха в глазах Колетт. Я так долго ненавидел ее, что чувствовал себя могущественным, видя ее ужас. Я больше не был беспомощным, растерянным подростком. Я был мужчиной, и если я не хотел, чтобы она прикасалась ко мне, я мог остановить ее. Эта сила затопила меня. Я больше не убегал от прошлого, как это было, когда я глотал таблетки и ловил кайф целыми днями. Не игнорировал его, как делал годами.

Я встретился с ним лицом к лицу.

Колетт сглотнула и посмотрела вниз, а затем на меня.

— Если это выплывет наружу... тогда все узнают, кто ты. Жертва. Слабая, жалкая жертва… ты хочешь, чтобы так тебя воспринимали всю жизнь?

Ее слова задели за живое. Разумеется, я не хотел, чтобы кто-то знал. В тот вечер, когда я набрался смелости рассказать отцу, самым трудным было принять стыд и вину за случившееся, смириться с тем, что он будет смотреть на меня по-другому, как только узнает обо всем. Но он никогда не смотрел на меня по-другому, потому что никогда не верил мне.

Моя рука ослабла, пока я раздумывал, не столкнуть ли ее. Сделай это.

Колетт снова заговорила.

— Все будут видеть в тебе жертву. Они будут гадать, что ты сделал, чтобы это произошло... что, если ты сам попросил об этом, а потом передумал. – Она ясно видела нерешительность на моем лице.

Она должна страдать за то, что сделала. Она должна истекать кровью. Я видел это так ясно теперь, когда перестал убегать. Но разве Колетт не права? Готов ли я к осуждению в глазах людей, когда обо всем станет известно?

— Ты насильница, Колетт. Растлительница детей. Все должны знать.

— Тогда подай на меня в суд, Бек, ценой собственного будущего... в НХЛ не так уж много жертв #MeToo¹², правда ведь?

Ее ногти впились в мою руку, и с рыком разочарования я отбросил ее назад и отступил в сторону, так что она упала на пол, но не вниз по лестнице.

Меня затошнило, голова раскалывалась, а ладони стали скользкими. Это была своего рода паническая атака, просто от мысли, что все узнают о моем прошлом.

Они будут гадать, что ты сделал, чтобы это произошло... что, если ты сам попросил об этом, а потом передумал.

Издевательский голос заполнил мою голову, вызывая головокружение. Я обернулся, желая подышать свежим воздухом и убраться к чертовой матери с этой тесной лестничной клетки, подальше от женщины, которая тихо смеялась на полу.

Дверь была приоткрыта, и там стоял человек с побелевшим от шока лицом.

Это была Ева, и она все слышала.

В ее темных глазах заблестели слезы и покатились по щекам.

Слезы обо мне. Жалость. Ужас. Шок.

Я не мог этого вынести. Не мог встретиться с ней взглядом. Я перешагнул через Колетт и направился вниз по лестнице, не смея оглянуться.?

Я покинул кампус, оставив после себя след от горящей резины. Ева выбежала из общежития, догнав меня как раз в тот момент, когда я отъезжал. Я не мог разговаривать с ней прямо сейчас. Я не мог вынести выражения ее лица. Так что не стал тормозить и оставил ее стоять на тротуаре, провожая меня взглядом.

Я выехал из города на слишком большой скорости, рискуя собой и другими, как настоящий мудак.

Ты сломлен, Беккет. Тебя не спасти.

Я не думал о том, куда еду. Я не мог думать ни о чем, кроме темных глаз Евы и тех проклятых слез, скатившихся по ее щекам.

Я выехал на извилистую прибрежную дорогу, которая проходила вдоль скалистых утесов за пределами Хэйд-Харбора. Я часто ездил по ней, но никогда - на такой скорости. Моя нога уверенно давила на педаль газа, разгоняя машину все быстрее и быстрее, совсем как во время гонок. Прилив адреналина был похож на погружение в теплую ванну. Именно здесь я должен был находиться. Бросать вызов судьбе.

Машина закручивалась на поворотах, двигатель рычал, шины визжали. Я глубоко вздохнул. Ладони вспотели так сильно, что руки скользили по рулю. Сердце бешено колотилось.

Впереди был участок дороги со сломанным ограждением. Кто-то перелетел через него неделю назад и погиб в результате трагического несчастного случая. Я видел это в новостях. Я уставился на дыру в защитном ограждении. Она звала меня.

Если я сброшусь, мне больше никогда не придется видеть Колетт. Мне не придется притворяться, что все в порядке, когда это не так. Исчезнет чувство вины и стыда, ощущение, будто я худший, самый жалкий человек в мире. Нечистый. Грязный. Испорченный. Сломленный. Мне не придется видеть жалость в глазах Евы или ее слезы обо мне.