Темный мир

— Есть сигнал! — сказала Маргит.

37

Ну вот и все, подумал Волков далеким и достаточно изолированным уголком своего сознания, которое осталось неизменным. Он за много сот лет методом проб и ошибок научился «нанимать лоцмана» — создавать внутри себя квазиличность, которой плевать на причуды членов экипажа и даже самого капитана и чья задача — просто провести корабль по фарватеру, ни за что и краешком не задев и ничему не навредив. Ничто больше не касалось лоцмана. Пусть они там устраивают кровавые оргии и домашние журфиксы…

Окропленный его собственной кровью, кровью юной белокурой красавицы, кровью волка в обличье человека и кровью просто волка, нхо щита готов был наконец разорвать оковы и пройти через запретную стену. Волков чувствовал готовность камня принять истосковавшегося нхо, и чувствовал готовность щита — уступить и сдаться. Но надо было помочь…

— Ома-сике-санойн-этта-нукка-икуисести…

Голос раскатился по всем мирам, проникая в металл и камень. Сам воздух задрожал, и в нем образовались пустые места, похожие на морские раковины. Вой такой, как будто из-под земли рвался очередной выброс грязи, газа, нефти и труб, раскачивал помост. Над самым щитом медленно распускалась слепящая звезда стафы.

— …сатейсена-тана-илтана…

Что-то тяжелое оторвалось от потолка и с чудовищным грохотом обрушилось сзади.

— …сидаместани-митассин…

— Я умею, — сонно сказал Джор.

В его руках резак наконец повел себя правильно — пламя немедленно стало голубым, прозрачным, длинным, хищно-шипящим.

— Петли режь, — сказал Артур.

Джор кивнул.

Они копались с дверью, я прикрывал их с тыла и пытался понять, что ждет нас там, по ту сторону. Но вряд ли только металл защищал это странное помещение от проникновения снаружи…

— На себя — на себя — на себя… — пробормотал Артур, что-то скрежетнуло, и вот тут-то мне по мозгам пришелся еще один удар… даже не удар, неправильно говорю — а вот просто представьте себе, что вы распахнули окно в цветущий сад, полной грудью делаете вдох! — а там нашатырный спирт.

Просветление мозгов на грани воспламенения.

Моя войгини, видимо, как-то коснулась нхо Волкова в момент его наибольшей активности. Уж не знаю, заметил ли он меня в тот момент, но я его точно заметил.

Описать это невозможно — ну, будут какие-то внешние позы и символы, не несущие смысла. Можно разве что попробовать нарисовать — распространение этого не — человека на все вокруг, обволакивание собой предметов, других людей, их сущностей, их целей, настоящих и мнимых… все можно изобразить, только главного не будет: вот этой бесконечной ярости мертвого, твердого, холодного и раскаленного, — к живому, податливому и теплому. Ярости и презрения. Брезгливости.

Волков был наполовину мертвый внутри себя, вот в чем проблема. Он был наполовину мертвый изначально. Нхо того, кого он считал отцом, никогда не принадлежало живому. И Волков это знал, и не мог себе в этом признаться, и потому убивал любого, кто наводил его на эту мысль.

А теперь я тупо опишу место, где мы оказались. Потому что, боюсь, без этого трудно будет понять, что получилось чуть позже.

Итак, в центре всего возвышался сейд — черная скала, напоминающая очень вытянутое яйцо, вошедшее в землю под углом градусов в двадцать. Из земли он выступал метра на три — три с половиной, заостренным концом кверху; на сколько он уходил в землю, я даже не представляю. Думаю, до того момента, когда этот сейд был обнаружен людьми Волкова, он под землей скрывался полностью. Потом землю и камень вокруг него выбрали, создав котлован примерно пятьдесят на пятьдесят метров — половина футбольного поля, если что. Над этим котлованом поставили бетонный куб — если правильно помню, называемый «горном». Этакое хранилище для злого сейда. Чернобыльский саркофаг. Но особый — не наглухо изолирующий, а создающий приток и отток энергий извне, чтобы сейд не задохнулся и не рассыпался. В двух углах этого куба (не по диагонали, а по одной стороне основания) поставили — не знаю, как правильно это назвать, — как бы этажерки, много полок — вернее, площадок — размером метров примерно пять на десять, соединенных между собой лестницами и лифтами, некоторые полки были застеклены, а большая часть закрыта чем-то матовым, непрозрачным. Напротив них сооружен был искусственный утес, а под ним — красивая такая искусственная полоса прибоя с причудливыми камнями и кусками плавника. Там нас с Маринкой инструктировал Волков, прежде чем отправить в Весиалюэ.

Сейда оттуда видно не было… как, впрочем, и многоэтажных «этажерок» по сторонам — но что в этом удивительного?

Сейчас около сейда воздвигнут был деревянный помост от которого к утесу вела деревянная же лестница без перил Перед сейдом стоял Волков в спадающем с плеч маньяке из волчьих шкур; поза у него была такая, будто он пытается приподнять небосвод — неудобный и очень тяжелый.

Крыша над ним медленно раздвигалась в стороны, и огромное вогнутое зеркало ловило свет луны и отбрасывало его на сейд, на Волкова и на лежащий на помосте щит…

А выбирались мы из двери, выходящей в пустой угол этого куба, слева от «утеса». Тут, видимо, тоже что-то хотели поставить, но не успели, поэтому просто валялся строительный мусор.

— …верис-тонкре-талоссаан!

Слова отгремели, и настало молчание. Хотя нет, не совсем молчание: легкий шорох, все нарастающий и нарастающий — как будто волна откатывается и откатывается по гальке, чтобы сейчас вернуться, но нет — продолжает откатываться… откатываться… откатываться невыносимо долго…

Вернулась.

Мир дрогнул. Что-то посыпалось сверху, молотя по переплетенной арматуре. Низкий рык пришел снизу, буквально подбросив нас всех. Я видел, как из щита ударил в зеркало багровый ветвящийся луч света, или сноп огня, или такая темная молния, и зеркало распалось на куски, которые засверкали в воздухе, сгорая, как искры фейерверка.

Какое-то время Волков стоял в растерянности. Точнее сказать, он стоял так же, как стоял, но я ощущал его растерянность. Ведьмы все-таки сделали то, чего он не просчитал.

А потом он наконец ощутил меня.

Часовых на вышках, озабоченных пока что лишь фактом отключения сигнализации, но еще не успевших понять, что к тому есть не только технические причины, лучницы Марины сняли стрелами — обязательно но две в каждого, волки живучи. Дорога к «железному дому» была открыта, но Марина из осторожности послала вперед только двух разведчиц на край здания. Но за миг до того, как они коснулись крыши, мощнейший удар потряс основание мира, и огромное зеркало, собиравшее в единый пучок всю силу Всесхож- дения и посылающее ее вниз, на сейд и на все, что около него, вдруг вспучилось, вспыхнуло целиком и рассыпалось облаком тускнеющего пепла…

— Обломайся, гад! — скрипнула зубами Маринка и обернулась к своим: — Вперед, девочки!

План Шарпа был прост: запереть охранников в вагончике и тем самым вывести их из игры надолго и бескровно. Потом он найдет способ выпустить их обратно в тайгу…

Однако получилось совсем плохо. Что-то долбануло внутри «дворца» (так Шарп про себя называл бетонную коробку с проклятым метеоритом в середине) — долбануло не по-людски, но и он со своими мизерными способностями к магии и прочим штучкам почувствовал удар и жар, а волков его просто вздернуло мгновенно, это для них был какой- то супердопинг или боевой амфетамин (кто пользовался, тот знает) — и для ведьм, похоже, это тоже оказалось каким- то толчком, потому что рванули они до того, как он подал второй сигнал, что путь свободен…