Темный. Плохой. Дикий

— Да, — сказал я. — Ни по почкам, коленям или шее.

— Вот именно, — согласился он. — Я не собираюсь изводить тебя нравоучениями, уверен, что ты прекрасно умеешь читать возбуждение женщины. Ты поймешь, когда она будет достаточно горячей, чтобы играть.

Он раздвинул ягодицы Кэт и застонал, когда увидел, какая она мокрая.

— Кажется, у тебя появился фанат, — рассмеялся он. — Думаю, моя грязная маленькая Кэт наслаждается этим. — Она зашевелилась в его хватке, дыхание стало прерывистым. — Ты хочешь, чтобы Каллум причинил тебе боль, не так ли, Кэт?

Она кивнула, застонав.

— Ответь мне.

— Да, сэр, пожалуйста, сэр.

— Хорошая девочка. — Он жестом указал мне за спину, и я, повернувшись, обнаружил целый шкаф гребаных игрушек. Трости и флоггеры, вроде того, что был на сцене. Плоские деревянные лопатки, чем-то похожие на ракетки для пинг-понга. — Думаю, нам стоит начать с падла, — сказал он. — Хорош для близкого контакта, позволяет легко читать сабу.

— Ты хочешь, чтобы я ударил ее этим?

— Только если захочешь.

— Если ты уверен. — Я снял его со стены. Он был тяжелее, чем выглядел. Ручка приятно ощущалась в моей руке, будто была сделала для моей хватки.

— Если ты все сделаешь правильно, с постепенным увеличением силы, задница твоей сабы будет хорошенько разогрета. Чем дольше разогрев, тем легче она справится с болью. Слышал о том, что лягушку лучше варить медленно? (примеч.: Лягушку варят медленно — научный эксперимент (при этом — реально проводившийся в XIX веке), описывающий медленное сваривание в кипятке живой лягушки. Сутью эксперимента является предположение о том, что если лягушку поместят в кипящую воду, она выпрыгнет, но если она будет находиться в холодной воде, которая медленно нагревается, то она будет адаптироваться к повышению температуры и будет медленно погибать)

— Да, слышал такое.

— Не уверен, что лягушка просидит так долго, но аналогия работает. Конечно, бывают моменты, когда ты можешь захотеть быстрого, резкого наказания. Правила существуют для того, чтобы их нарушать, но для этого их нужно знать. — Он шлепает Кэт по заднице, равномерно ударяя снова и снова. — Видишь, как расцветает ее кожа, Каллум? Разве это не чертовски красиво?

Я кивнул, у меня снова не было гребаных слов.

— Иди сюда, она не кусается.

Я пододвинулся, все еще неуверенный, будто в любую секунду он может слететь с катушек и замахнуться на меня.

— Почувствуй, какая у нее теплая кожа.

Я медленно потянулся к ее заднице, касаясь пальцами кожи. Мой член, блядь, дернулся, и я резко отступил назад.

— Да, мило.

— Ты готова получить немного необходимой боли, Кэт?

— Да, сэр, — прошипела она. — Пожалуйста, сэр.

— Думаю, тебе стоит просить об этом Каллума, не меня.

Она обернулась через плечо, ее великолепные зеленые глаза смотрели на меня. Мой член снова дернулся.

— Пожалуйста, Каллум. Пожалуйста, сделай мне больно.

Маска отошел, жестом приглашая меня занять его место. Я приближался медленно, осторожно, ничего не понимая, но действительно чертовски возбужденный. Я хотел бы, чтобы это была Софи, хотел бы, чтобы она просила меня о боли. Скоро. Скоро так и будет.

Я перевел дыхание, снова глядя на Маску в поисках подтверждения.

— Короткие, резкие удары, — сказал он. — Почувствуй ее боль, Каллум. Ее тело покажет тебе, что правильно.

Черт. Костяшки пальцев побелели вокруг паддла, сердце билось, как гребаный паровоз. Я был чертовски нежен с первым ударом, она почти не издала ни звука. Со вторым ударом я не совершил такой же ошибки, и она вздрогнула подо мной, тяжело дыша.

— Вот так, — сказал он. — Почувствуй, когда она будет готова для следующего, ее тело подскажет тебе.

Когда почувствовал, что она расслабилась рядом со мной, я ударил ее снова, на этот раз сильнее, и она напрягла мышцы, застонав. Я нашел свой ритм, чувствуя и наблюдая, и опуская этот гребаный паддл на ее кожу, когда она чувствовала, что готова для этого. Она сходила с ума, дыхание было чертовски прерывистым, самые мягкие охуенные стоны срывались с ее губ.

— Сильнее, — подсказал Маска. — Она сделана не из стекла.

Я ударил ее сильнее, и на этот раз звук от удара был чертовски громким. Она взвыла, и это отдалось у меня в члене, запах ее киски дразнил мои ноздри. Ее стоны подбодрили меня, инстинкт взял верх. Я шлепал ее чертовски хорошо, слушая ее дыхание, чувствуя напряжение в ее ногах, когда она дергалась под паддлом.

Это было чертовски круто.

Я чувствовал себя гребаным королем.

— Заставь ее умолять, — прорычал он. — Ты здесь главный, Каллум, дай ей это понять.

— Умоляй меня, — проворчал я. — Сейчас.

— Пожалуйста… — прошипела она. — Еще, пожалуйста…

Я дал ей больше, дал ей чертовски много. Я почувствовал, что весь горю, и остановился лишь на мгновение, чтобы снять толстовку. Опустил руки на ее задницу, чувствуя жар, ее аромат сбивал меня с ног, мягкая припухлость ее чертовски розовой задницы угрожала сразить меня.

— Сосредоточься, — рявкнул Маска. — Читай ее тело, Каллум, читай ее.

Я снова взял себя в руки, сосредоточившись только на ней, на том, как она дергала ногами, когда я наносил ей удар, на стонах, вырывающихся из ее горла. Я чувствовал это, чувствовал ее. Почувствовал, когда она была готова, когда ее задница была обнажена для боли.

И я знал, знал, что делать.

— Раздвинь ноги, — прохрипел я.

Она беспрекословно повиновалась. Блядь, это было так чертовски хорошо. Я шлепнул ее по бедру, и она зашипела от боли. Я знал, куда ударить, знал, когда остановиться, знал это раньше нее. Она расслабилась, уступая, ее дыхание было поверхностным, ноги дрожали, а затем она застонала, словно тихое мяуканье. Я еще раз шлепнул ее, на всякий случай, и остановился, чтобы перевести дух.

Маска был рядом со мной, сильная рука на моем плече.

— Молодец, — сказал он. — Очень вовремя.

Мое сердце, блядь, расцвело, и это было странно. Я снова почувствовал себя ребенком, как когда старый Джимми сказал мне, что я хорошо рисую. «Молодец, парень, — сказал он, — у тебя прирожденный талант. Когда-нибудь ты станешь художником».

— Спасибо, — буркнул я.

Кэт не двигалась, просто лежала, тяжело дыша. Ожидая. Она ждала.

— Думаю, Кэт хочет задать тебе вопрос, — улыбнулся Маска.