Тень чужака

— Я читал все эти газеты, Майк. Если вы помните, в подписях под фотографиями убитых по имени была названа только одна жертва, а именно стюардесса. Еще об одной стюардессе было сообщено, что она похищена. Но, Майк, не думаю, чтобы нам с вами так уж важно было знать, кто такой Аркер. Или вам это важно?

— Джеймс, о чем вы? Ясно, говоря мне об убийстве какого-то Аркера, эти двое просто хотели прихватить меня. Взять за горло. И все. Если даже допустить, что Макнэлли сообщил бы вам, кто такой Аркер, это бы никому ничего не дало. Ни вам, ни мне.

— Так и будем считать. — Келли помолчал. — Ладно, Майк, давайте покончим с новостями из Фэрбенкса. Исследование веревок, которыми вас связали, показало: веревки не местные. Не местные в широком смысле, поскольку веревки такого типа не производятся и не продаются не только на Аляске, но и в Канаде. Мне лично это заключение кажется важным. Ребята, которые вас связали, не были уверены, найдут ли они в вашей квартире веревку. И прихватили свою, скорей всего купленную или взятую в том месте, откуда они выехали на дело. Поскольку точно установить, где имению, в Штатах или за границей, производятся веревки вроде этой, фербэнкская лаборатория не смогла, Макнэлли послал образец на исследование в центр. Умельцы из центральной лаборатории наверняка дадут точный ответ.

— Дадут. Но он не поможет нам узнать больше того, что мы знаем. Ребята приезжие. Это мы знаем. Но, Джеймс, об этом мы догадывались и до исследования веревок. Так ведь?

— Согласен. Остальное же, что я выяснил в Фэрбенксе, не принесло ничего нового. Исследование образцов продуктов из вашей квартиры показало: ни в чае, ни в остальных видах пищи нет и следа снотворных или наркотических веществ. Вот. — Келли положил на стол толстый пакет, запечатанный сургучной печатью. — Здесь результаты всех исследований. От и до. Боюсь, вы правы, они успели все убрать.

— Джеймс, большое спасибо за все, что вы проделали в Фэрбенксе.

— Майк, о чем вы! — Келли встал. — Я ведь ничего не сделал, только отвез образцы в лабораторию.

Несколько дней после этого Шутов занимался исследованием полосы залегания песка, частицы которого, по определению экспертизы, были оставлены возле вскрытого сейфа. Несмотря на то, что он всегда брал с собой кого-то из полицейских Кемп-крика, отлично знающих местность, и они методично, милю за милей, проверяли берег, пытаясь найти следы, которые мог оставить преступник, это ни к чему не привело. Ничего не дали и опросы людей, тех, кто жил поблизости или мог находиться в исследуемой местности накануне или сразу же после ограбления банка. Все они в один голос утверждали, что никаких подозрительных людей в прибрежной полосе и тайге в эти дни не видели.

24

Сначала, проснувшись, он сунул руку под подушку и лишь потом прислушался к телефону. Аппарат, стоящий на подоконнике, жужжал под самым ухом. Нащупав рукоятку «магнума» и медленно вытянув руку с пистолетом в сторону окна, посмотрел на часы. Два ночи. Так поздно здесь ему еще никто не звонил. Конечно, звонок мог быть обычным вызовом от кого-то из полицейских. Но мог быть и ловушкой. Он давно уже был готов к приему любых гостей. К окнам и дверям провел скрытую сигнализацию, которая при любой попытке проникнуть в квартиру включала сирену и наружное освещение. Два мощных прожектора. Их лучи ярко освещали поляну и путь к реке, что исключало любую возможность незаметного отхода, если бы кто-то попытался вдруг войти в дом. После случая с чаем он с самого начала брал нужные продукты только из оборудованного им самим тайника. Так что никто не смог бы повторить и трюк со снотворным.

Телефон продолжал жужжать. Не отводя от окна «магнум», снял трубку.

— Да?

— Миша, это Наташа. Прости, что звоню так поздно. Я тебя разбудила?

Господи, сколько бы я мог ей сейчас сказать… Он мог бы сказать, что по нескольку раз в день набирал ее номер, но к телефону или никто не подходил, или трубку поднимал ее брат. Мог бы сказать, что сейчас, услышав ее голос, понял: он без нее не может. Вообще он мог бы сказать еще тысячу вещей такого рода. Но вместо этого выдавил:

— Нет… То есть ты меня разбудила, но ничего страшного.

— Знаешь, если ты мне звонил в эти дни, я не могла подойти.

— Почему?

— У Коли было много работы. Он брал меня с собой на участок. Вечером же он всегда был рядом.

— Да, я забыл. Все дело в Коле.

— Миша, перестань… Я хочу тебя видеть.

— Да?

— Да. Очень хочу. Слышишь?

— Слышу. Я тоже очень хочу тебя видеть. Некоторое время он прислушивался к ее молчанию. Наконец она сказала:

— Ну вот.

Поскольку он больше ничего не услышал, он в конце концов спросил:

— А где Коля сейчас?

— Только что ушел на всю ночь.

— На всю ночь?

— Да. У нас тут… происходят всякие вещи.

Именно в этот момент он понял, ее голос ему не нравится. Переспросил:

— Всякие вещи?

— Да. Ты ведь слышал о Ноле Стевенсоне?

Слышал, подумал он. И сейчас очень бы хотел услышать еще хоть что-то о Гусе.

— То есть ты, конечно, о нем слышал? Да?

— Да, слышал. И… что с Нолом Стевенсоном?

— С ним… — Помолчала. — Я и раньше догадывалась, что Нола почему-то очень интересует Найт-гейт.

— Да?

— Да. Теперь же стало ясно, что его интересует не просто Найт-гейт, а именно наш дом.

— Ваш дом?

— Да. Если точнее, срубы. Ты ведь их помнишь? Срубы у нашего дома?

— Прекрасно помню.

— Вчера я пришла чуть раньше Коли. И увидела, как Нол вышел из одного сруба. Самого дальнего, у леса.

— Откуда ты смотрела? Прямо от дома?

— Да.

— Далековато от дальнего сруба. Это точно был он? Нол Стевенсон?

— Миша… Мы учились в одной школе.

— Значит, он вышел из сруба — и что дальше?

— Ушел в лес. Потом подошли Коля с Варягом. И мы вместе осмотрели этот сруб.

— И что?

— Нол там что-то искал.

— Искал?

— Да. В срубе в нескольких местах была разрыта земля.

Интересно, подумал он. Лучше нет, когда знаешь, что человек что-то ищет. И знаешь где. Потому что именно там можно рассчитывать на встречу.

— И… что вы сделали?

— Коля очень разозлился. Очень. Сказал, на всю ночь сядет в засаду. Только что ушел. С винтовкой.

— Значит, ты в доме одна?

— Одна. А что?

— То, что я за тебя боюсь.

— Не бойся. Во-первых, я не одна, а с Варягом. Потом, я ведь умею стрелять. Так что нам никто не страшен.

Он подумал, что он другого мнения.

— Что ты молчишь? — спросила она.

— Ничего. Может, мне подойти сейчас к вам на катере?