Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
Лицо экономик чуть смягчилось.
– Как зовут лудильщика? – внезапно спросила она у Лайоша.
– Равири, – выдал тот, молясь про себя, чтобы компаньон действительно назвался при визите настоящим именем.
Секунду-две экономка ещё разглядывала посетителя, потом кивнула:
– Верно. Либо вы говорите правду, либо вы с тем драконидом из одной шайки. Что вы хотели?
– Увидеть, где погиб брат, и узнать, где он похоронен. Он жил тут, над гаражом?
– Да. Там остались некоторые его личные вещи, если хотите – можете взглянуть.
– Благодарю, – чуть поклонился Шандор.
Экономка отперла дверь возле гаража, и вслед за ней
– Вот, – экономка указала на сундучок, стоявший возле аккуратно застеленной кровати.
Шандор присел на корточки и откинул крышку сундучка. Внутри оказалось несколько книг, небольшой саквояж, в каких механики обычно носят самые необходимые инструменты, очки, шлем и перчатки шофёра паромобиля, шкатулка с табачными принадлежностями, ещё какие-то мелочи. Сыщик вынимал предмет за предметом, бережно раскладывая их вокруг себя по полу. Горничная откровенно скучала, но вот Нотти был всё так же похож на взведённую пружину, а экономка продолжала сверлить посетителя взглядом.
– Если вы хотите забрать вещи, вам нужно будет предоставить документ, подтверждающий родство, – заметила экономка. Лайош печально покачал головой:
– У меня с собой ничего нет, да и зачем мне их забирать. Думаю, Эдвард бы предпочел оставить всё своим друзьям.
– Друзьям! – фыркнула горничная. – Да не было у него друзей.
– Ну, у брата всегда был непростой характер, – уклончиво заметил «Луис», и опёрся об изножье кровати, чтобы встать. Но в тот же миг рука его соскользнула и, охнув, сыщик осел на пол.
– Что с вами? – на лице экономки появилась смесь тревоги и брезгливости.
– Прошу прощения… Это сердце, сейчас пройдет, чуть передохну. Можно попросить воды?
– Лили, – коротко бросила экономка. Горничная демонстративно закатила глаза, пользуясь тем, что мадам Сьюзи стояла к ней спиной, и вышла из комнаты. Нотти слегка переместился вдоль стены, чтобы не мешаться на проходе, но и не выпускать посетителя из-под надзора. Лайош сидел на полу, вцепившись рукой в изножье кровати, голова его свесилась на грудь, рот чуть приоткрылся.
– Выпейте, – вернувшаяся горничная уже протягивала сыщику стакан. Тот медленно поднял руку, взял стакан и в несколько глотков осушил его до дна. Затем, пошатываясь, поднялся.
– Благодарю. Можно увидеть, где всё это случилось?
– Пожалуйста, – передёрнула плечами экономка. – Только что вы там надеетесь увидеть? Всё давно убрали.
Они снова спустились по лестнице, вышли на улицу и проследовали к одному из поворотов широкой парковой аллеи. Экономка указала на зарубки, глубоко врезавшиеся в могучий каштан:
– Отсюда извлекли несколько обломков паромобиля. Сам взрыв произошёл вон там, но дорожку уже перемостили заново. Взрывом срезало второй такой же каштан – их сажал ещё прадедушка нашего хозяина.
– Печально, – отозвался Шандор, поглаживая кору раненого дерева. – А где похоронен Эдвард?
– Нигде, – сухо отозвалась экономка. – То, что осталось от тела, отправили в городской крематорий, пепел развеяли на центральном кладбище, в Углу Бедняков.
«Луис» стоически перенёс это известие. Потом, поколебавшись, положил свои гвоздики у корней старого каштана, обернулся к экономке и горничной, и вежливо поклонился им.
– Благодарю вас за доброту. И ещё раз прошу извинить за беспокойство.
Нотти, уже в одиночку, проводил посетителя и тщательно запер за ним
калитку. Вплоть до угла квартала сыщик шёл медленно, шаркая ногами, словно погружённый в глубокую печаль. Но когда из дома городского советника Фушара его уже наверняка не смогли бы увидеть, походка «Луиса» немедленно изменилась. Быстрым шагом сыщик направился вдоль улицы к верхней станции городского фуникулёра.* * *
– У них был роман, – спустя примерно полчаса заявил Шандор, опускаясь в кресло у камина. Равири и Абекуа, изнывавшие от безделья в снятой квартире, сидели рядом на диване. Второе кресло заняла Виола, свернувшаяся калачиком и укутавшаяся в плед. Девушка уже немного оправилась от пережитых волнений, но выглядела не выспавшейся, и за завтраком почти всё время молчала. Молчала она и сейчас, слушая рассказ Лайоша о допросе Абрахама Тропса и визите в особняк Фушара.
– Значит, всё-таки ищем ателье, – подытожил Те Каеа.
– Это, конечно, сужает круг поисков, но всё равно в городе несколько десятков только официальных ателье. А сколько портных берётся за заказы на дому? – с сомнением заговорил Вути. – И не стоит забывать, что ателье – это ещё не сам наш отравитель, а только ниточка к нему. Где-то есть лаборатория, в которой изготавливают это вещество, и есть печка, в которой пекут мятное печенье. Обычно при ателье, даже если там угощают посетителей, нет собственного производства, и вряд ли в нашем случае дело обстоит иначе. Мне лично с трудом верится, чтобы в одной комнате портной или портниха обмеряли посетительниц, а в другой отравитель в это время начинял мятное печенье своей дрянью.
– В любом случае это след, по которому уже можно идти, – отозвался Лайош. – Ла-Киш сейчас занимается тем, что пытается узнать в домах Санду и Эшту-Кальво, не знает ли кто-либо что-либо о платьях, шившихся для погибших девушек. Возможно, это даст более конкретную зацепку, и не придётся исследовать каждое ателье в городе. Впрочем, – сыщик потёр уже начавшую зарастать щетиной щеку, – в любом случае это должно быть место с претензиями. Женщины из высшего общества не поедут в какую-то каморку заказывать платье. Обстановка должна соответствовать кругу клиентов.
– Тогда возникает вопрос, кто бы это мог сознательно рисковать своим делом, репутацией и, в общем-то, собственной жизнью, чтобы устроить такое. И – ради чего? – сказал Равири.
– Это месть, – вдруг тихо подала голос Виола. Трое мужчин одновременно посмотрели на неё.
– Как вы сказали, барышня? – переспросил Абекуа.
– Месть, – повторила мадемуазель Энне. – Утром вы сами говорили, что убийца или убийцы намечают своих жертв чуть ли не наугад, просто из-за принадлежности тех к высшему свету и из-за их возраста. Если бы это проделывали какие-то безумцы, то почему они не убивают вообще всех членов семей городских советников подряд? В конце концов, какая разница – послать коробку мятного печенья или целый отравленный торт?
– Ну, ещё ведь не факт, что такой торт съедят, – запротестовал Равири.
– Конечно, – всё так же тихо продолжила девушка. – Но ведь никто из погибших не поделился печеньем с матерью, или сестрой, или братом, или отцом. Они съели всё сами. Их сначала приучили к этому веществу, заставили желать его – и девушки уже не могли отказаться от следующей порции. А она была больше и должна была, так или иначе, привести к их смерти.
– Логично, – Шандор в задумчивости тёр переносицу. – И поскольку покушения совершаются только на женщин и только определённого возраста, выходит…