Тень Великого Древа
Шрифт:
– С почином вас, друзья! – сказал Хармон и открыл флягу доброго ханти.
Кружек не было, потому все по очереди приложились к горлышку.
– За Светлую Агаты и за Первую Зиму! – провозгласил Сорок Два.
– За Елену-Путешественницу и гильдию воздухоплавания, - сказал Хармон.
– За Глорию-Заступницу, - поднял тост Салем. – Пускай бережет всех хороших людей.
– И за Ульяну Печальную, - добавил Весельчак, - чтобы и дальше принимала чучела взамен нас, живых.
Выпили, согрелись у костра, поболтали чуток. Но Сорок Два прервал разговоры:
–
– И куда поедем?
– Вон там, у перевала, есть застава горной стражи. Езжайте туда, друзья, окажетесь под защитой. А я вернусь в город.
– Не пустят же, ворота заколотили перед штурмом.
– Серебряные забили, а Ржавые остались. Там часовые знают меня, отопрут калитку.
– Но в городе опасно! Авось ворвутся туда эти изверги…
– Я же кайр. Если город гибнет, мое место там.
Хармон не стал спорить и забрался в телегу. Салем и Весельчак переглянулись.
– Брат Сорок Два, я бы лучше с тобой, - сказал Салем из Саммерсвита.
– Я тоже, - сказал Весельчак.
Кайр поднял брови:
– Это для меня дело чести, а вам-то что? Первая Зима – не ваш город.
– Обижаешь, брат. Нас тут приняли, как своих, мы тут гильдию основали, даже цех открыли. По всем законам, мы – граждане Первой Зимы. Имеем полное право вместе с тобой в гробок заколотиться.
Калека усмехнулся:
– Ладно, поехали.
Все расселись по местам, Хармон взял вожжи.
– Я, пожалуй, все-таки на заставу поеду. Битвы – не моя стихия.
– Ха-ха, кто бы сомневался. Давай, улепетывай.
– Вы там присмотрите за цехом, защитите от мародеров.
– Ага.
– Я вас на дороге высажу и поверну к заставе, а вы – в город…
– Э, нет! Мы славные воины, и среди нас калека. Возьмем телегу, а ты топай пешком.
Сорок Два дал Весельчаку подзатыльник за «калеку», но в остальном поддержал:
– Верно, министр, иди пешком, растряси жирок.
Они высадили Хармона на развилке и покатили к дальним, Ржавым вратам Первой Зимы.
– Вчера я ходила в булочную возле станции дилижансов. Как и позавчера, и третьего дня… И всякий раз в каждом городе на пути нашего маршрута…
– Я что-то не пойму: ты любишь булочки или дилижансы?
Она совсем понизила голос, Менсону пришлось наклониться к самым губам:
– Булочная, ближайшая к главной станции города. Если хочешь вестей от Лайтхарта – заглядывай туда… Вчера я получила записку от брата. Он может нас принять.
– Принять за кого?!
– Где. Мост через Верхнюю Близняшку, день пути отсюда. Быстро соберемся, наймем дилижанс, к вечеру будем у брата. Нас не хватятся до конца битвы.
– Жена, я тебя не понимаю! Зачем нам бежать?!
– Если тебе не хватило сотни прежних причин, то вот еще одна: вечером Адриан очень рассердится.
– С чего бы? Его враги убивают друг друга, кто бы ни победил – владыке выгода.
–
Ты говорил, что у него есть план. Этот план не сработает.Стайка придворных подошла слишком близко. Менсон слету нахамил им и отогнал прочь. Повернулся к жене:
– Почему не сработает?
– Не скажу.
– Как это - не скажешь?! Ты моя жена! У тебя от меня нет секррретов!
– Но есть свобода воли. Ты волен любить Адриана и прощать ему все. Волен снова пить эхиоту и коверкать слова, волен забыть свободу и стать потехой для тирана. Ну, а я вольна не говорить того, что знаю.
Он крепко взял ее за плечи:
– Что за черрртовщина происходит? На чьей ты сторрроне?!
– На стороне своей совести, как и ты. Жаль, что это разные стороны.
Менсон рыкнул, замахал руками, разогнал стаю противной черной мошкары, что роилась между ним и женой. Сказал:
– Поди-ка ты к черту, святая Карен! Хватит упрекать меня! Любишь – люби, а не любишь – ступай во тьму.
Он зашагал обратно в трапезную, на ходу крича:
– Эй, жало, буди вожденка! Пора смотреть дальше!
Люди возвращались на места, зябко потирая руки. На террасе все озябли и теперь спешили согреться в жарко натопленной трапезной. Вошли Франциск-Илиан и Леди-во-Тьме, граф Куиндар и генерал Гор, герцог Лабелин и барон Хьюго Деррил, Серебряный Лис и владыка с супругами... Карен не появлялась. Ее пустующий стул зиял, точно дырка от выбитого зуба.
Франциск побеспокоился:
– Друг Менсон, ладно ли у тебя на сердце? Не омрачен ли тучами небосвод твоих чувств?
– Придет она, никуда не денется, - ответил шут.
Жало криболы начал будить Юхана Рейса. Шаван пытался вынырнуть из глубины сна, но скатывался обратно.
– Поскорее бы, - сказал кто-то. – Там, поди, интересное началось!
Болотник применил другое зелье, от которого бедолага начал повизгивать, точно щенок. Среди гостей послышались шепотки. А Карен все не появлялась.
Менсон спросил Франциска:
– У тебя есть конь?
– У меня лучшая конюшня в королевстве Шиммери. Четверых прекрасных скакунов привез сюда с собой.
– Одолжишь мне одного?
– Конечно. А зачем?
– Как досмотрим битву, сгоняю к мосту через Близняшку. Настигну дилижанс, в котором едет одна дамочка. Скажу ей, что она трусиха, изменщица и лгунья. Скажу: она меня так разочаровала, что даже слов не подобрать! А потом прискачу обратно и верну тебе коня.
– Благородная цель, - признал Франциск-Илиан. – Буду рад помочь.
Наконец, Юхан овладел собою и Предметом. Вот только огонек проснулся не в долине Первой Зимы, а здесь, в Майне. Птаха заново пустилась в полет до ориджинской столицы.
И тогда в трапезную вошла леди Лайтхарт. Приблизилась к адъютанту, что принимал ставки, подала ему кошелек:
– Здесь три елены, одна глория и четыре агатки. Все на победу Ориджина.
Потом села возле мужа.
– Идиотка, - с огромным облегчением выдохнул Менсон.
– Дурак несчастный, - прошептала Карен, сжав под столом его ладонь.