Тень жары

Вели они себя странно и никакого интереса к комиссарскому телу не проявляли. Вся процедура заняла от силы минуты две-три. Потом туземцы ее отпустили и смылись, позабыв раненого товарища, заползшего в кусты, – "отряд не заметил потери бойца".

– Так тебя не обесчестили? – глупо удивилась я.

Варвара допила и облизнула губы.

Какое, к черту, бесчестие: просто обрили наголо, волосы сложили в огромный пластиковый мешок – и были таковы. Толкнут ее восхитительную шевелюру в какой-нибудь парикмахерской или фирме, изготовляющей шиньоны из натурального продукта, – представляю себе, сколько такая шевелюра может стоить.

Варвара провела ладонью по голове и заметила: мол, ничего, отрастут, зато у этого щенка уже ничего не отрастет.

– Что ты натворила?!

Варвара приподняла бровь, округлила глаза и приоткрыла рот – такой мимический рисунок можно прочесть в лице человека, услышавшего совершенную нелепицу.

– А чё они?

По этому характерному "А чё?" я определила, что в тот сумрачный полночный час она отлетела в миры своего пролетарского детства, очистилась от скверны высшего образования, сделалась девочкой тушинских окраин, с молоком матери впитавшей справедливый взгляд на вещи, согласно которому за око полагается – око, а за зуб – именно зуб. Однако ни глаз, ни челюсть, ни даже короткая стрижка молодого туземца ее не вдохновили. Она разыскала его в кустах, прислонила к дереву и...

– В детстве я очень хорошо играла в футбол, – пояснила Варвара.

Мне стало не по себе. В самом деле она рассказывала, что в детские годы увлекалась футболом, играла во дворе с мальчишками, и у нее был "мертвый", неберущийся удар.

Словом, она ногой заехала молодому человеку в пах. Чтобы наверняка избавить его от дальнейших хлопот, связанных с половой жизнью, она проделала эту процедуру еще дважды; пришла домой, посмотрелась в зеркало, выпила полбутылки водки, а остаток ночи поила мужа валокордином.

– Он теперь может устраиваться евнухом в гарем, это точно, – подвела итог Варвара, и тяжело вздохнула: – Сейчас бабе иначе не прожить... Иначе тебя кругом будут иметь все кому ни лень: на работе, в ЖЭКе в магазине, в парикмахерской. Они, – Варвара наполнила это "они" каким-то всеобщим, космическим содержанием, – они начинают с тобой считаться исключительно в одном случае. Если им хорошенько заехать по яйцам. Ладно, проехали это... Что там у тебя вкусного?

Я открыла общую тетрадку и принялась за чтение бесконечной саги "Родные и близкие". Значит, познакомились Миша и Оля, заключили счастливый брак; Миша был в прошлом боксер, располагал отдельными, апартаментами, набитыми всяким заграничным барахлом; Оля была девочка девятнадцати лет без определенных занятий...

– Мокрощелка, – прозорливо оценила Варвара.

Возможно... Словом, стали они жить-поживать, потом родился у них сынок; Оля стала веселиться с приятелями – Миша стал возражать; и супружеская жизнь дала трещину. Оля решила с ней покончить: договорилась с приятелями, сели они как-то все вместе выпивать, Миша зачем-то в холодильник полез – тут его топором и огрели, затем придушили и снесли в ванную.

– Омовение перед положением в гроб? – спросила Варвара.

Нет, чтобы кровь стекла. Оля потом уселась смотреть "видик", а с утра Мишу выкинули на свалку.

– Дальше! – сосредоточенно скомандовала Варвара.

Две подружки из Подмосковья сидели на живописном берегу речки, попивали винцо; повздорили немного – одна другую взяла да и утопила.

– И что тут "вкусного"? – хмуро поинтересовалась Варвара.

– Название речки. Очень красивое, говорящее прямо-таки.

– Ну?

– Эта речка называлась – Моча.

– Отменно! – кивнула Варвара.

– Дальше. Жили-были на одной лестничной площадке – молодой человек и молодая женщина. Сосед выпил вечером и направился к соседке в гости; заткнул ей рот кляпом, раздел и привязал ремнями к стулу.

– Банально, – поморщилась Варвара. – Хотя... Как это он ее употребил – на стуле?

Вовсе нет, у него и в мыслях не было лишить соседку чести. Он ее просто – обглодал.

– Что-что?

То, что слышала: обглодал... Начал ее кусать, отрывать куски мяса. Он так соседку объел, что ее едва в реанимации откачали... Потом вот еще... Молодая мамаша двадцати трех лет так извелась от плача девятимесячного ребенка, что взяла да и проткнула его кухонным ножом; потом легла спать, и говорят, хорошо выспалась... Налей-ка, Варя, сейчас мы переходим к роковой теме лесбийской любви...

– Я за это пить не буду! – вспыхнула Варвара. – Ненавижу педиков и лесбиянок!

Можно и не пить, а просто понаблюдать за развитием сюжета; собрались четыре девочки на квартире и стали друг дружке доставлять всякие удовольствия; потом кто-то кого-то приревновал; обиженная в лучших чувствах завалила разлучницу на пол и до смерти истыкала ножом.

– Ненавижу педиков и лесбиянок, – опять подтвердила прочность своих рабоче-крестьянских моральных устоев Варвара.

Можно и про нормальных: вот в Орехово-Борисово внук собрал приятелей, сели выпивать, мальчик отключился; а тут его бабушка пришла, принялась молодых людей укорять, что спаивают ее внучка, – ребята ее и покрошили на мелкие куски...

– Фигурально, так сказать, выражаясь? – сухо осведомилась Варвара.

Ну, отчего же–в прямом смысле слова: иначе бабушку нельзя было бы упаковать в ящик из-под телевизора, а по частям она как раз уместилась. Ящик отнесли на балкон. Самое интересное, что юноша вспомнил про бабушку только через четыре месяца. Или вот еще сюжет из семейной жизни. Жила-была семейка: он, она, двое детей; к папе с мамой часто любители винца захаживали; сидели как-то большой компанией на кухне, папа позволил себе что-то нелюбезное в адрес мамы произнести – ну и мама со товарищи папу, как свинью, ножом прикололи...

– Дальше!

Постой, это еще не все... То ли у них закуска кончилась, то ли просто охота к нестандартным ощущениям пришла, – словом, папу тут же освежевали, вынули у него сердце и зажарили на сковородке; дети, понятное дело, при сем присутствовали.

– Ё-мое! – густо прогудела Варвара; наверное, ее окраинная закалка дала трещину. – Перерыв! – она вышла из-за стола, достала из мойки пару стограммовых граненых стаканчиков и початую бутылку водки. – В самом деле – не город у нас, а Огненная Земля.

Под водочку с селедкой я не спеша прочла фрагменты другой саги – "Лучше быть бедным и живым, чем богатым и мертвым". Действовали в ней так называемые "новые русские" – точнее сказать, они не столько действовали, сколько выполняли роль мишеней. Генерального директора взорвали в машине вместе со всем семейством. Директора товарищества с ограниченной ответственностью расстреляли из автоматов возле казино. Директора совместного предприятия разорвали на куски гранатой. Какую-то предпринимательницу двое суток насиловали и пытали электрическим током, а потом утопили в колодце. Директора крупного концерна грохнули прямо на выходе из ресторана...