Теория большого взрыва
Шрифт:
Вадим с силой потёр кулаком грудь, сердце дрогнуло и заныло ещё отчётливее. И вдруг он увидел, как наяву, больные глаза Александра Ивановича в тот последний вечер, когда они уже прощались на Курском вокзале. Себя он сейчас, конечно, не видеть не мг. Но понимал: чувствует то же, что ощущал со дня исчезновения Белки до обнаружения её тела Александр Иванович. Боль, бессилие и надежда сменяли друг друга, раздирая на части душу и сжимая жёсткими безжалостными пальцами горло и сердце.
Только в тот вечер у его преподавателя надежды уже не было. Она умерла вместе с Белкой, девушкой, которую он любил. И Вадиму вдруг стало так страшно и так невыносимо, нестерпимо больно, что он чуть не завыл в этом чужом зелёном дворе. Он даже представить себе не мог, что, возможно, больше никогда
Глава двадцать восьмая. Похищение
Ехали они не очень долго, час с небольшим, как показалось Ангелине. Поначалу она попыталась считать секунды, прошедшие от одной смены направления до другой, и запоминать, куда поворачивала машина, но быстро сбилась и поняла, что это бессмысленно. Однако даже в такой опасной и безнадёжной ситуации вместо того, чтобы впасть в отчаянье, Ангелина постаралась взять себя в руки и получить хотя бы какую-то информацию.
В машине знакомо пахло, такой же запах был когда-то в старой «копейке» её родителей. И она поняла, что её везут не на иномарке, а на отечественной колымаге, причём, судя по всему, не новой. Так могло пахнуть только в продукции отечественного автопрома. Да и сиденье по размерам и ощущениям напоминало те, что были их первой модели. Ага, значит, не «Волга». «Жигулёнок» или «Москвич». «Запорожец» вряд ли, их на дорогах уже почти не осталось… Да и звук двигателя у него другой.
В её детстве на их короткой дачной улочке были все марки отечественных машин, и они, дети, научились различать на слух, чьи родители едут на выходные и вот-вот покажутся из-за поворота. Конечно, с тех счастливых лет прошло много времени, но «Запорожец» она с другими машинами бы не спутала. Так что, скорее, всё же «Жигули». Ангелина ещё раз вслушалась в глухой моторный гул и сама с собой согласилась: да, пожалуй.
Как бы узнать что-нибудь ещё? Ангелина завозилась, словно ей что-то мешало (это, впрочем, было правдой: все четыре конечности, а так же левый бок, на котором она лежала, уже сильно затекли и онемели), и будто невзначай резко выпрямила ноги, сильно задев ими кого-то, сидевшего рядом. Этот кто-то от неожиданности ойкнул. Голос был детским. Тот самый мальчик?
– Что ты?
– спросила явно молодая девушка и тут же осеклась. Не ответил и мальчик. Видимо, кто-то дал им знак молчать.
Маловато, конечно, но кое-что всё же удалось узнать. Ангелина, чтобы продлить иллюзию занятости важным делом и уверенности в себе, принялась мысленно загибать пальцы.
Во-первых, похоже, кроме неё в машине трое: ребёнок, девушка, голос которой раздался со стороны переднего пассажирского сиденья, и водитель, он же главный в этой странной компании. Во-вторых, мальчик, если он сейчас едет с ними, не случайно оказался во дворе и к ней подошёл тоже не просто так. У него было задание заманить её во двор. И ему удалось выполнить его. Молодец, мальчишка, убедительно играл, просто талант растёт. Ангелина сердито поелозила на сиденье. А вот она не молодец. Влипла так влипла. И что её понесло в тот день следить за «следунами»? Сидела бы в лофте, за крепкой дверью.
Ага, и как долго бы? Ведь если её хотели похитить, то могли это сделать и позже. До возвращения Рины ещё несколько дней. Вполне успели бы. Не могла же она безвылазно сидеть в квартире все эти дни. Да и неизвестно, вернётся ли Рина вообще. Ведь явно происходит что-то непонятное и тревожащее.
После обнаруженных в рассказе «Медные буки» пометок, Ангелине пришла в голову мысль, что их встреча с Риной вовсе не случайность. Но зачем всё это? И предложение пожить в лофте, и горы красивой одежды, Рининой одежды, и шляпа с сильно опущенными полями, солнцезащитные очки… Неужели всё это для того, чтобы сделать их сходство с Риной ещё более явным? И выдать её, Ангелину, за Рину? Как в «Медных буках»? Рина уехала, но она осталась вместо неё… Так, что ли? Но для кого? У Конан Дойля эрзац-героиня нужна, чтобы жених считал, что с ней всё в порядке. Для чего подмена понадобилась Рине, которая хотя и собиралась за муж, но вряд ли опасалась чьих-либо коварных происков? Или всё же чего-то опасалась?
Но неужели она могла вот так преспокойно подставить её, Ангелину?..В этот момент машина, уже довольно долго скакавшая по кочкам плохой дороги, остановилась, двигатель замолк. Захлопали дверцы. Всё происходило в полной тишине. Ни девушка, ни ребёнок больше не издавали ни звука. Вдруг сильные руки схватили Ангелину за пояс джинсов и верёвку, стягивающую руки за спиной, выволокли из машины и попытались поставить её на ноги.
Получилось плохо. От неожиданности и тысяч иголочек, будто вонзившихся в онемевшее от неудобной позы тело, пленница сильно пошатнулась и едва не упала, но чьи-то, гораздо более осторожные руки поддержали её и помогли утвердиться на ногах.
– Спасибо, - поблагодарила Ангелина и услышала то ли короткий всхлип, то ли громкий судорожный вздох.
На неё накинули какую-то одежду с капюшоном. Видимо, чтобы возможные свидетели не увидели связанных рук и повязки. После этого её, шатающуюся из стороны в сторону, прихрамывающую и морщившуюся от боли, повели куда-то. Скрипнула то ли дверь, то ли калитка, Ангелину с двух сторон подхватили под руки и помогли спуститься по нескольким крутым ступеням, а буквально через несколько шагов заволокли вверх по трём ступеням в какое-то строение. В доме — а судя по ступеням, это был всё же дом, а не сарай — её завели в какую-то комнату, посадили на скрипучую панцирную кровать без матраса и оставили одну.
Дверь комнаты захлопнулась, приятно щёлкнул замок, и Ангелина настороженно прислушалась. Пошевелиться она рискнула, только когда шаги за дверью стихли. Повязку с неё не сняли, руки были по-прежнему связаны, но Ангелина всё же почувствовала себя намного лучше. Она всегда с трудом переносила чужие прикосновения и слишком близкое присутствие людей. «Ты словно в тайге выросла, - удивлялась мама, начитавшаяся разных «умных» статей в глянцевых журналах, - у тебя личное пространство непозволительно большое для жительницы мегаполиса». Ангелина на это улыбалась и пожимала плечами: что ж поделаешь? Такая уж она уродилась. Поэтому и в машине, рядом с незнакомыми людьми, и по пути к месту заточения, ей было очень некомфортно в том числе и из-за нарушенных личных границ, а не только от объяснимого страха. Но сейчас наконец-то никто её не трогал, не дышал и не двигался рядом. «Жизнь налаживается,» - изо всех сил гоня паникёрские настроения, подумала Ангелина и тихонько встала.
Повязку она безо всякого труда сняла, опустившись на колени у кровати и потёршись о сетку головой. Платок, а это был именно он, поддался сразу же. Вместе с ним за сетку зацепились и растрепавшиеся волосы, Ангелина зашипела от боли, выдёргивая их аккуратными движениями головы, недолго пожалела себя и принялась оглядываться.
Комнатка, в которой её оставили, была крохотной, метров шесть, не больше. Окна в ней не имелось, а все стены были уставлены старыми деревянными стеллажами. В центре помещалась кровать, на которую её и усадили, под потолком тускло светила слабая лампочка. Клавиши выключателя нигде не было видно, похоже, он располагался за дверью. И Ангелина порадовалась, что её похитители не погасили свет.
Ну, всё понятно, кладовка, в которую из другой комнаты притащили кровать, чтобы ей было где сидеть. Заботливые какие. Впору умиляться и благодарить. Тут Ангелина вспомнила осторожные руки девушки, поддержавшие её на улице, и устыдилась. Кто бы ни была эта особа, но она явно не жестока. Уже хорошо. Вот как бы с ней пообщаться? Да ещё бы и без мужчины. Глядишь, и удалось бы уговорить отпустить её.
Ангелина попыталась найти что-нибудь, обо что можно было бы перетереть верёвку, связывающую руки. Но кроме кровати и деревянных пустых стеллажей в комнатке ничего не было. Она встала, подошла к полкам и, повернувшись к ним спиной, потрогала их, попыталась вдавить в древесину ногти. Ничего не вышло. Что ж, это точно не сосна или какое-нибудь другое мягкое дерево, которое можно легко продавить и которое вряд ли справилось бы с её путами. Если же долго тереть верёвку о ребро этой твёрдой полки, то должно получиться. Но потрудиться придётся немало. Дерево всё же, а не железо. С другой стороны, кто её торопит? За дверью, вон, тишина, ни голосов, ни движения. Или попробовать о кровать? А что, может, и выйдет освободить руки...