Терновая цепь
Шрифт:
«Ты ничего мне не должен», – возразил Джем, но Велиал уже растаял в воздухе; осталось лишь слабое мерцание, но вскоре погасло и оно. Единственным свидетельством демонического визита был черный круг в центре двора, куда не падал снег.
Эпилог
В этот год лето пришло в Лондон поздно, а в Чизвик-хаус еще позже, как будто в поместье существовала какая-то своя смена времен года, отличная от лондонской. Несмотря на голубое небо над головой, Корделии казалось, что сады окутаны тенью; деревья зазеленели, но на заросших сорняками цветниках распустилось лишь два-три цветка. Девушка невольно вспомнила ту ночь, когда она впервые увидела этот дом, демонов, притаившихся во тьме, ветер, который
Сегодня все было иначе. Конечно, сам особняк мало изменился, но изменилась сама Корделия. Она пришла сюда не только с Люси и не тайком от всех, как в прошлый раз, – нет, она была окружена друзьями, членами семьи, рядом были ее муж и ее парабатай. Сейчас Корделия не возражала бы даже против снегопада. Среди этих людей она в любую погоду чувствовала себя уютно и спокойно.
Земля в заброшенном саду слежалась за многие годы, и выкопать яму оказалось нелегко. Это заняло все утро, хотя они копали по очереди; но в конце концов им удалось вырыть прямоугольную яму, в которую помещался гроб Джесса. Его принесли из сарая и поставили на траву на краю.
Собираясь в Чизвик-хаус, друзья взяли с собой корзины с едой и напитками, хотя вовсе не собирались устраивать здесь пикник. Зато после физической работы было приятно угоститься имбирным пивом. Все были немного потными и взъерошенными, юноши сняли пиджаки и засучили рукава рубашек. Джеймс работал больше всех, и Корделия не уставала любоваться его мускулистой фигурой. Наконец, посоветовавшись с Мэтью, он решил, что яма уже достаточно глубока, выбрался наверх и обвел взглядом стоявших вокруг друзей. Здесь собрались все: Люси и Джесс, Томас и Алистер, Анна и Ари, Мэтью с Оскаром, Корделия и Грейс.
– Ну хорошо, – произнес он, опираясь на лопату, как могильщик в «Гамлете». – Кто хочет быть первым?
Друзья переглянулись – с некоторой робостью, как дети, которых застали за шалостями. Все, кроме Анны. Та никогда не выглядела робкой. Потом все посмотрели на Мэтью. Он сидел на траве и чесал Оскара за ухом. В конце концов, это была его идея.
– Понятно, – усмехнулся он. – Очень хорошо. Я покажу вам, как это делается.
И Мэтью, поднявшись, подошел к открытому гробу. Оскар залаял. Деревья отбрасывали кружевные тени на зеленый жилет Мэтью. Последние полгода он не стриг волосы, и они касались воротника рубашки. Юноша усиленно тренировался и теперь не выглядел ни худым, ни болезненным. И улыбался он теперь иначе, искренне, счастливо, а не так, как год назад, когда Корделия переехала в Лондон, и даже не так, как зимой в Париже.
Театральным жестом Мэтью извлек из внутреннего кармана бутылку с золотистой жидкостью. Бренди.
– Вот, – произнес он, наклонился и положил бутылку в гроб. – Думаю, никого из вас не удивил мой выбор.
Корделию, по крайней мере, вид бутылки не изумил, и она была уверена, что остальные тоже ожидали чего-то в таком духе. Когда зима наконец отступила, все почувствовали себя так, словно вышли на свет после долгого блуждания во мраке. Они поддерживали друг друга эти полгода, но всему приходит конец, и первой об этом заговорила Анна. Вскоре их маленький кружок должен был распасться. Джеймс и Корделия собирались в свадебное путешествие; Мэтью отправлялся в дальние страны один; Анна и Ари уезжали в Индию. Алистер и Томас планировали помочь Соне переехать в Сайренворт. После рождения Закари и нескольких месяцев, проведенных с родственниками, у нее почему-то пропало желание жить в Тегеране. Все друзья в той или иной степени изменились, но жизнь продолжалась, и Мэтью перед расставанием предложил провести в саду Чизвик-хауса необычную церемонию, во время которой каждый должен был похоронить предмет, символизирующий прошлое.
«Это не обязательно должно быть что-то неприятное вам, просто некая вещь, которую вы рассматриваете как часть своего прошлого, но не будущего», – сказал тогда Мэтью и с грустью улыбнулся, глядя на Корделию. После января они отдалились друг от друга; нет, это была не вражда, не обида, но той близости, что возникла
между ними в Париже, тоже больше не было; чувство, что они понимают друг друга без слов, исчезло. С другой стороны, Мэтью еще больше сблизился с Джеймсом, с Томасом и даже с Алистером. «Ты должна подождать, пока не заживет его сердечная рана, – говорил Корделии Джеймс. – А это возможно только в том случае, если вы будете держаться на расстоянии. Со временем все уладится само собой».На расстоянии. Да, Мэтью собирался очень скоро удалиться от нее на большое расстояние, и Корделия не знала, когда увидит его снова.
Мэтью выпрямился, отряхнул руки и с небрежным видом отошел прочь, чтобы бросить палку Оскару. Оскар побежал по лужайке, застыл и с подозрением принюхался.
Ари расправила плечи и вышла вперед. На ней было простое розовое дневное платье, волосы были собраны в небрежный пучок. Она продемонстрировала сложенный лист бумаги, слегка обугленный по краям.
– Это письмо, которое мой отец составил, чтобы шантажировать Чарльза, – объяснила она. – Для меня оно – символ тех стандартов, которым, по его мнению, я должна была соответствовать, но которые он не считал обязательными для себя. Я решила похоронить его потому, что хочу забыть о лжи, лицемерии, фальши. О том, что еще в прошлом году я пыталась быть той девушкой, которой хотел видеть меня отец, а не той, кем являюсь на самом деле. Надеюсь, однажды он поймет меня и изменится сам.
Когда она опускала письмо в гроб рядом с бутылкой, лицо ее было печальным. Морис Бриджсток все еще находился в Идрисе, но ему пришлось покинуть пост Инквизитора. Вскоре отцу предстояло отправиться на остров Врангеля; в этом уединенном месте он должен был следить за магическими щитами, охранявшими Идрис от вторжения демонов. Миссис Бриджсток подала на развод, однако, вопреки ожиданиям, отнюдь не впала в уныние. Напротив, получив свободу, она воспрянула духом, стала самой собой; с радостью принимала в своем доме Анну и всех друзей Ари. Теперь это был гостеприимный дом, где приятно было провести время, но Корделия понимала Ари, которая сожалела о том, что случилось с отцом, и хотела, чтобы он стал лучше. Ведь и ей самой не так давно довелось испытать ровно те же чувства.
Следующим к гробу подошел Томас. Этот юноша был в некотором роде загадкой. Он тяжелее остальных переносил смерть Кристофера, в уголках глаз у него появились морщинки – неслыханное дело для такого молодого человека. Однако Корделия считала, что они придают ему мужественности. Но вместе с тем Томас обрел уверенность в себе. Всегда, сколько Корделия его помнила, он пытался все время съежиться, стать меньше ростом, ему было непривычно существовать в своем массивном, мускулистом теле. Сейчас молодой человек держался непринужденно, словно увидел себя наконец таким, каким видел его Алистер: высоким, сильным, прекрасным.
Как и Ари, он держал лист бумаги, но эта бумага обгорела так сильно, что текст прочесть было невозможно.
– Я похороню здесь письмо, которое мы попытались отправить в самом начале работы над огненными сообщениями, – сказал он. – Здесь написаны вещи, о которых я сожалею.
– Это письмо я помню, – улыбнулся Алистер.
Томас выпустил из пальцев бумажку.
– Оно символизирует то время, когда я не знал, чего хочу. – Он взглянул на Алистера. Связь, существовавшая между ними, была почти ощутимой, материальной. – Но сейчас все изменилось.
Алистер занял место Томаса; проходя мимо возлюбленного, Томас едва заметно дотронулся до его руки. Они постоянно касались друг друга: Алистер поправлял Томасу галстук, Томас взъерошивал Алистеру волосы. Сону это смешило, Корделия считала это очень милым.
Как и Мэтью, Алистер держал бутылку, только эта была совсем маленькая, с ярлыком, напечатанным прописными буквами. На миг Корделия решила, что это алкоголь – может быть, он хотел оставить в прошлом горькие мысли об отце? – но затем поняла, что ошибается. Это была пустая бутылочка из-под краски для волос. Алистер с кривой ухмылкой положил флакон в гроб.