Терновая Лилия

Открывать пошла Клеменс как хозяйка дома. Я поспешила за ней, про себя подбирая слова утешения: вдруг это тот самый запоздалый гонец, который принес неблагие вести?

Женщина откинула щеколду и еле успела отпрыгнуть, убираясь с дороги, потому что в открывшийся проем повалили плечистые, крупные мужчины не самого чистого и цивилизованного вида. Пахло от них не розами, и я невольно тоже отступила на шаг, подальше от эпицентра.

— Где она? — рявкнул один из громил — похоже, их главарь.

— Кто? — пискнула Клеменс, поспешно отступая еще на пару шагов и явно прикидывая, успеет ли добежать до дома и захлопнуть за собой дверь. Выходило, что вряд ли, потому что петли давно не смазывались, створки были рассохшимися и вообще по жаркой погоде чаще всего оставались распахнуты настежь. Мужчин было пятеро — убежать от них или отбиться мы бы не смогли при всем желании.

— Лоретта! — еще громче рыкнул мужчина. На грязную, давно не стираную рубаху была накинута распахнутая на груди кожаная жилетка, под которой виднелся целый арсенал: ножи, сабля на боку, тяжёлые металлические кольца на пальцах — кастеты. Остальные тоже были вооружены до зубов, будто не в дом к слабой женщине пришли, а к абордажу готовились.

Один из незваных гостей пнул горшок с сиреневой гортензией, шапочки цветков которой только начинали распускаться. Хрупкая глина разбилась, и куст опрокинулся, задрав беззащитные корни.

— Прекратите, — я решительно выступила вперед из тени здания, прикрыв собой невысокую Клеменс. Она уже изготовилась бросаться на вандалов, вооружившись ближайшим ведром, но мне не хотелось до этого доводить. Неясно, кто победит, но гостиная в любом случае пострадает, а я к ней успела как-то привыкнуть.

Тот же головорез показательно разбил еще один горшок и осклабился во все свои пять гнилых зубов.

— Ты-то нам и нужна.

Не поняла. Я Лоретта? Имя казалось совершенно чужим. Лили отзывалось во мне куда больше. Может, они что-то напутали?

— Вы уверены? — переспросила я. Главарь шагнул ко мне, протягивая на вытянутой руке двумя пальцами самые настоящие металлические наручники, сейчас распахнутые, как клешни краба, с длинной, почти метровой, цепочкой.

— Ты думаешь, мы тебя в лицо не знаем? Одевай давай, и без шуточек!

— Какие уж тут шуточки… — растерянно пробормотала я, неуверенно беря из рук бугая тонкую металлическую цепочку с браслетами. Трогать ее было неприятно, она покалывала пальцы чем-то, как та монета, которую я выбросила в переулке в сточную канаву. Только сейчас меня кололо куда сильнее и противнее. Казалось, металл высасывает из меня саму жизнь.

Обернувшись, я поняла, что особого выбора у меня нет.

— Их не трогайте, — со вздохом попросила я, примеряя браслеты на запястья. Откуда-то сбоку подскочил мужчина постарше, почему-то показавшийся мне смутно знакомым. Он был не такой грязный, как главарь, на рубашке имелись аккуратные заплатки, да и жилетка выглядела относительно новой и чистой.

— Не будем. У нас заказ только на тебя, — пробормотал он едва слышно. Мне несколько полегчало. Уже спокойнее я защелкнула браслеты и краем сознания отметила, что стыков не осталось. Как их теперь открывать — загадка. Надеюсь, кто бы меня ни заказал, он их снимет.

Бугаи сдержали слово — все вышли со двора на узкую улицу вслед за мной, погром продолжать не стали. Очнувшись от ступора, за нами бросилась Клеменс, и ее едва успела перехватить дочь. Я благодарно кивнула Ирен, обернувшись. Втягивать женщин в свои проблемы не хотелось.

Кажется, то прошлое, которое я забыла, обо мне внезапно вспомнило. Можно даже не гадать, почему вдруг. Вчерашнее представление, которое я устроила на крыльце королевского дворца, не видел, наверное, только ленивый. И если меня искали — тут-то и нашли.

Неприметная темная карета, запряженная парой пегих лошадок, ожидала нас через два квартала. Все это время мне пришлой пройти в наручниках, но никто пальцем не показывал, и вообще все прохожие делали вид, что ничего не замечают. Наверное, тому способствовали пятерка громил, прикрывших меня со всех сторон. Люди старательно отводили глаза. Не думаю, что кто-то из них и в самом деле разглядел мое лицо, не говоря уже о тонкой металлической полоске на запястьях.

Тот, что постарше и почище, на очередном повороте оказался непозволительно близко. Прежде чем я успела отпрыгнуть подальше, он едва слышно выдохнул:

— Тебя просили запугать. Не ведись. Гильдия тебя не тронет.

Я неуверенно покосилась на него, потом на остальных бугаев. Тот, что шёл справа, поднял руку и как-то многозначительно провёл пальцем по бугристому шраму на щеке, что шёл вдоль глаза, по касательной задевая часть века. Швы были знакомыми — именно так я, забывшись, начинала обрабатывать края, пока спохватившаяся Клеменс не делала мне вновь замечание.

Это что, получается, я его штопала?

Что тут вообще происходит?

Дверца кареты распахнулась, пропуская меня в темное, пахнущее дорогим табаком и вереском нутро. Кто-то из сопровождающих без особых церемоний подхватил меня за талию и впихнул внутрь. Я споткнулась о вытянутые поперёк ноги и упала на мягкие подушки неловко, боком, чуть не вывихнув плечо.

Мужчина, скрывавшийся в тени напротив, хмыкнул.

— Ну здравствуй, дочь, — и выдохнул мне в лицо клуб дыма.

Брыкая ногами, я отползла подальше от высокого сухопарого брюнета с орлиным носом и узкой полоской бороды на подбородке. Глаза мои потихоньку привыкали к полумраку кареты, выхватывая из тени все новые подробности похитителя. Тот отставил в сторону руку, обильно украшенную перстнями, и дважды стукнул в пол кареты тростью с массивным набалдашником.

Резкий рывок, из-за которого я чуть не свалилась ему под ноги, — и мы тронулись с места, подскакивая на каждом булыжнике. Скорость не увеличивалась, ползли мы еле-еле, но и при таком неспешном движении трясло так, что зубы готовились раскрошиться в труху.

Шок от похищения и свежих откровений бугаев схлынул, и до меня наконец дошли все тонкости приветствия, которым меня встретили.

— Кто я, простите? — запоздало изумилась я. Похититель откинулся на мягкую спинку дивана и постучал друг о друга унизанными перстнями пальцами. Вроде вяло поаплодировал.

— Хорошая попытка, засчитано. Только вот разыграть передо мной амнезию не выйдет. Я прекрасно знаю, что силёнок на полноценное переселение у тебя не хватит. А значит, можешь расслабиться и обнять старика отца.

Он даже распахнул объятия для наглядности, куда именно мне нужно броситься. Я же только глубже забилась в угол. На потере памяти благоразумно настаивать не стала. Похоже, переселение у его дочери очень даже получилось…что бы это ни значило. Либо вышел какой-то казус, и она все забыла. Тогда почему у меня он не вызывает ни малейших чувств? Ни дочерних, ни каких-либо еще. Совершенно посторонний человек.