Терновый венец офицера русского флота

Я слышал, что Лев Толстой, вывел некую формулу возрастного чувства времени. Скажем, в шестилетнем возрасте один прожитый год составляет всего одну шестую часть оставшейся позади жизни, а в шестидесятилетнем возрасте, один прожитый год составляет уже одну шестидесятую часть прожитого. Одна шестидесятая часть проскакивает в десять раз быстрее, чем одна шестая.

Бруно Садовинскому не довелось дожить до старости, но, мне кажется, в его время, время ломки и крушения государства, год равнялся целой эпохе, а месяц — столетию, так быстро все менялось в многострадальной стране…

Лейтенант Садовинский быстро сошелся со своими сослуживцами по Отдельнй Архангельской флотской роте

Командиром роты был опытный офицер, капитан по Адмиралтейству Константин Матвеевич Кириллов, помощником командира роты подпоручик по Адмиралтейству Терентий Матвеевич Баранов. Оба офицера были семейными людьми.

У командира роты К.М.Кириллова было пятеро детей: двое сыновей — Владимир, 14-ти лет и Константин, 10-ти лет и три дочери — Лариса, 12-ти лет, Ксения, 8-ми лет и младшая Мелентина, 5-ти лет.

Семья была дружная, дети росли в любви и согласии. Жена Кириллова Евдокия Иоакимовна прекрасно вела хлопотное хозяйство и в этом ей помогала прислуга Анна Матвеевна Пономарева.

Лейтенант Садовинский бывал в гостях у командира на Адмиралтейской набережной в Соломбале. Теплая, приветливая обстановка этого гостеприимного дома согревала душу Бруно, но иногда и вызывала щемящую тоску…

Семья помощника командира роты Т.М.Баранова была поменьше: жена Эмма Николаевна, сын Владимир, 14-ти лет и дочь Надежда, 12-ти лет.

Остальные субалтерн-офицеры роты были или холостыми, как сам Бруно, это прапорщик Павел Федорович Бучилин и мичман Владимир Горяинов, или их семьи находились за пределами Архангельска. Так, у лейтенанта Леонида Кудрявцева семейство находилось в Финляндии, а у лейтенанта Юрия Александровича Соколова семья проживала в Севастополе.

Все холостяки и бессемейные офицеры, кроме Б.Садовинского и П.Бучинина, которые жили на берегу, проживали на кораблях и судах. Лейтенант Ю.А.Соколов жил на линкоре «Чесма», лейтенант Л.Кудрявцев — на посыльном судне «Горислава», а мичман В.Горяинов — на посыльном судне «Ярославна».

В составе Отдельной Архангельской Флотской роты числились и офицеры, прикомандированные к другим подразделениям Флотилии Северного Ледовитого океана. Так, в распоряжении Штаба командующего флотилией был откомандирован подпоручик по Адмиралтейству И.И.Анкудинов-Жуканин, в распоряжении старшего лейтенанта Рыбалтовского находился подпоручик по Адмиралтейству Г.Романов. На подводной лодке «Святой Георгий» проходил службу на правах зауряд-прапорщика М.А.Семенов, в распоряжении начальника всех речных и озерных флотилий Северной Области находился лейтенант А.Белухин, в распоряжении Штаба командующего Русскими войсками Северной Области находились мичмана Ю.Д.Добряков, Н.С.Седлецкий, А.К.Надгрызовский, П.Д.Подосинников, мичмана военного времени А.В.Коптяков и Н.С.Каверзнев, мичмана военного времени по механической части Ф.Н.Кукунин и С.Бабич.

Занимаясь повседневными делами службы Отдельной Архангельской флотской роты, Садовинский понимал, что это лишь небольшая передышка в боях с большевиками.

Летние вечера особенно хороши в Архангельске: легкий ветерок разносит по реке редкие протяжные гудки пароходов, таинственно мигают клотиковые огни на мачтах парусников Плавно и величаво несет царственная Двина свои воды в море.

Вечерами, в добротной генеральской квартире, к Бруно не раз приходили мысли о сложности и неоднозначности ситуации на Северном фронте. Полученный им лично боевой опыт полевой, а фактически партизанской войны с красными, подсказывал лейтенанту, что не все обстоит столь гладко, как об том пишут местные газеты, особенно, в части флотских дел на реках и озерах Северного края.

Садовинский уже знал, что с июня, его командир, а для себя Бруно считал командира своего первого миноносца «Разящий» Андрея Дмитриевича Кира-Динжана, командиром на всю жизнь, Андрей Дмитриевич срочно реорганизовывал деятельность Онежской озерной флотилии. Бруно чувствовал, что флотские офицеры, в том числе и он, будут вскоре востребованы на возрождавшейся флотилии. Кроме того, командир никогда не забывал своих сослуживцев, и лейтенант Садовинский на это крепко рассчитывал.

Мысленно, Бруно представлял себе театр военных действии судов Онежской флотилии и, по свойственной ему манере, пытался обдумать и проанализировать все местные особенности этого театра, как в свое время он анализировал всю доступную ему информацию по Ютландскому бою. Он понимал: у кораблей Онежской флотилии нет водного пути, который соединял бы места их базирования с Мурманском и Архангельском. Это было, как говорится «узким местом» театра. Флотилия находилась в полной зависимости от железной дороги, тогда как у красных со снабжением и обеспечением своих кораблей на южном берегу Онежского озера, не существовало практически никаких проблем.

Кроме того, — рассуждал Садовинский, — единственная железная дорога, местами проходящая по берегу озера, очень уязвима для нападения красных. Им ничего не стоило прервать на ней движение, а для организации охраны всего железнодорожного полотна необходимы немалые силы Северной армии и самой флотилии.

Вспоминая бои на Пинежском фронте, Садовинский ясно отдавал себе отчет в том, что в летний период сухопутные военные действия из-за труднопроходимых болот, лесов и озер чрезвычайно суживаются и ограничиваются именно железною и колесными дорогами. Представляя карту района прилегающего к Онежскому озеру, Бруно припоминал, что кроме самого Онежского озера, местный театр включал и целый ряд длинных, глубоких озер, вытянутых в направлении, совпадающем с направлениями действий Северной армии.

Эти озера могут быть полезными нашей армии, — понимал Бруно, — но могут обратиться и против нас, смотря по тому, кто первый пустит по ним боевые катера, красные или мы. Конечно, силы нашей Онежской флотилии сильно ограничены, в первую очередь водоизмещением судов, из-за необходимости перевозить их по железной дороге. Красные же имеют возможность пополнять свой судовой состав и усиливать его беспрерывно кораблями из Петрограда или из флота Волжского бассейна, по системе каналов и рек, находящихся у них в руках. Лейтенант Садовинский не знал, что его родной эскадренный миноносец «Расторопный» красные уже перегнали на Волгу, в Астрахань и готовят к борьбе с белыми кораблями на Каспии.

В размышлениях, Бруно угнетала мысль о том, что в оперативном отношении существование белой Онежской флотилии целиком зависело от возможностей обороны северного берега Онежского озера, нашими сухопутными силами, то есть, говоря военным языком, от устойчивости фронта.

Если красные завоюют с суши весь берег Онежского озера, — понимал Садовинский, — все операции и само существование нашей флотилии станет невозможным.

Бруно отгонял от себя эту мысль, но она не отступала: об этом свидетельствовала вся география района, и это, наверняка, учитывало и командование флотилии и командование Мурманского фронта, пытался успокоить себя лейтенант.

И еще, — понимал он, — чем быстрее разовьется и окрепнет флотилия, тем быстрее она собой усилит положение белой армии на побережье и придаст большую устойчивость фронту в целом.

Как ни размышлял Садовинский, но эти мысли не приносили ему уверенности в будущей победе над красными. Он понимал, что воюют белые части с героизмом, но и с какой-то внутренней обреченностью… Это усталость, понимал Бруно, накопилось…

Как писал в своих воспоминаниях сам Андрей Дмитриевич КираДинжан: «…До назначения на флотилию К.-Д. находился в 4-ом Северном Стрелковом полку в Березниках на Двине».