Террористическая война в России 1878-1881 гг.
Шрифт:
А хотите послушать объяснение Михаила Евграфовича - как наши политики-демократы, типа Гайдара, Чубайса и т.п.
– работают под руководством западных авторитетов от демократии?
“В некоторой стране жил-был либерал. “Три фактора, - говорит он, - должны лежать в основании всякой общественности: свобода, обеспеченность и самодеятельность…”. Либерал не только благородно мыслил, но и рвался благое дело делать. И прежде всего, разумеется, обратился к сведущим людям. “Действуй!
– поощряли они его, - тут обойди, здесь стушуй, а там и вовсе не кайся. Мы бы, любезный друг, и с радостью готовы тебя, козла, в огород (в Европу) пустить, да сам видишь, каким тыном у нас огород обнесён!
– Вижу-то вижу, - соглашался либерал, - но только как мне стыдно свои идеалы ломать! Так стыдно! Ах, как стыдно!
– Ну и постыдись
Это сокращённый пересказ произведения Салтыкова-Щедрина “Либерал”. Примеров “гибкой совести” и “своеобразного взгляда на казну” в прошлом и настоящем мы наблюдаем премного.
А каков “мудрый” умеренный пескарь Салтыкова-Щедрина?!!
– “Был он пескарь просвещенный, умеренно-либеральный, и очень твёрдо понимал, что жизнь прожить - не то, что мутовку облизать”.
Очень хорошо Михаил Евграфович показал в этом пескаре образ самых “умных” людей - интеллигентов, которые в переломные исторические периоды руководствуются девизом “моя хата с краю…” и своей тактичностью и толерантностью, даже когда очередной либеральный краснобай или синебай явно дурит его народ и ведет страну к катастрофе. В результате, как мы будем с интересом наблюдать дальше, после 1917 г. при коммунистическом красном режиме им пришлось чесать свои дурные головы далеко от России в эмиграции или (если оставались живы) с красными от мороза или мошки носами годами за пайку пришлось валить лес на Крайнем Севере, а в период синего демократического “перестроечного” режима приходилось как последним синюшникам копаться в мусорниках, стоять с протянутой рукой в подземных переходах и жить на одних макаронах, рассматривая как кино богатые магазины.
А как близки и родны современным россиянам персонажи другого произведения этого великого мыслителя - “жители города Глупова”, которые глубоко верили в добрых начальников - мессию “с огромным рейтингом” и до последней минуты своей жизни ждали их пришествия. Наши современники это ожидание иногда скрашивают участием в игре “Угадай мелодию”, “Угадай слово”, “Поле чудес”, “Миллион”, “Лото” и т.п…
Интересно, а как поняли россияне таинственную сказку этого великого русского мыслителя о Богатыре? По-моему, в этом произведении автор пришёл к тем выводам, к которым через полвека пришли Ф. Ницше и В. Соловьёв.
Заканчивая рассматривать творчество этого великого человека, можно ещё отметить, что иногда становится немного жаль, даже обидно - история на очередном витке делает повтор-возврат и мы опять наступаем на старые тяжелые грабли, и как будто М. Е. Салтыков-Щедрин писал только вчера, и опять зря…
Николай Семенович Лесков
Н. С. Лесков (1831-1895) также обратил внимание на новые явления и тревоги времени.
В произведении Н. С. Лескова “Жидовская кувыркаллегия” рассказывается как граф Мордвинов “жидам продался”, но это не спасло молодых евреев от призыва в российскую армию - “еврейская просьба об освобождении их от рекрутства не выиграла, и стрелою пролетело по пантофлевой почте во все места их оседлости… Жиды кричали громко, а жидовки ещё громче”. И начали они использовать многие способы “отмазки” от армии путём наведения на себя многочисленных болезней: “В несколько дней всё молодое жидовство, как талый снег, в землю ушло и подверглось в отвратительные лихие болести”.
Эта тема сегодня, в 21 веке, нам знакома до боли - нежелание в наступившем либеральном периоде служить в армии, Отечеству, подкуп-взятки в военкоматах и врачам, “отмазки”, “лихие болести”… - в общем, наблюдаем опасную лихую морально-нравственную болезнь общества.
Интересно сложились отношения Лескова с “новыми людьми”, с “прогрессивными”. Родился и воспитывался Николай Лесков в здоровой обстановке в селе Горохово Орловской губернии. Затем молодой Лесков стал почти “новым русским” - переехал в прекрасный Киев и служил в частной фирме на высокой должности менеджером под руководством англичанина Шкотта, занимался интересным бизнесом, в ходе которого разъезжал по всей России, увидел много городов и народностей, судеб и жизней, встречался с многими интересными людьми, слушал множество
различных историй, и точно не бедствовал. Благодаря этому Лесков быстро взрослел, накапливался ценный жизненный опыт, кроме того он живо интересовался искусством, посещал мастерские художников, полюбил иконопись, православную культуру. И в какой-то момент накопленное качество переросло в потребность писать, что-то интересное и полезное рассказать людям. И Лесков из провинции в 1860 году переезжает из Киева в Петербург, в центр “новых людей” и вскоре становится ведущим публицистом “Северной пчелы”.К этому времени, к началу 60-х годов, “новые люди”, несмотря на сопротивление славянофилов, почти полностью оседлали общественное мнение, его формировали, и было модно и необходимо пинать давно убитого Николая I, а заодно и реформатора Александра II. Петербургский либеральный бомонд резко отличался от общества и атмосферы провинциальных городов. К этому времени кислотная идеология Белинского, Герцена, Огарева и им подобных прогрессировала “из качества в количество” и из теории реализовалась на практике, материализовалась в новый вид поколения российской молодежи, пропитанной этой кислотной, протестной идеологией, поменялся даже внешний вид. В то время, когда старые “пастыри” - химики сидели в “Современнике” и в Лондоне в привычном культурном виде, - ими созданная паства, их клоны-мутанты - первое поколение воспитанников-нигилистов уже резко вызывающе выделялось из “отсталого” общества. Принципиально противопоставляя себя “холеной” аристократии, эта так называемая “разночинная” молодежь, студенты-нигилисты, интеллигенты-нигилисты, выглядели неряшливо, неопрятно, небритые, с обкусанными ногтями, вели себя грубо и вызывающе бескультурно, развязное поведение, пыхтели дешевым вонючим табаком, разговаривали между собой на своём “сленге”, и шептались о готовящейся революции против уже ненавистного Александра II.
Для современной молодежи объясню доступнее - чтобы лучше понять ситуацию в которую попал тогда приехавший в столицу Лесков, представьте себе такую современную картину: приезжает сегодня в столицу из далекого русского села или сибирского городка здоровый душой и телом талантливый русский парень, - а ему навстречу улыбается Шура? и что-то объясняет, при виде его вздрагивают попами какие-то “голубые” и их лидер Боря орет со всех телеканалов “Танго героин”, на него безденежного с презрением смотрят “собчачки” и приезжие “няньки” - как живое олицетворение всех семейных ценностей, среди них вертится символ пошлости и разврата - некто Тимоти, что-то обезумевшей толпе “нимфеток” орет об инстинктивном некто Зверь, а вокруг бродят во всём черном живые трупы “Эмо”… - Вот и у Николая Лескова в то время был такой же шок, и глянув на всё это свежим здоровым взглядом, он начал писать роман “Некуда”.
Если опять же сравнить эти времена, то сегодня Н. Лескову было бы намного труднее, ибо тогда власть не поддерживала нигилистов, их осуждала и не давала информационного простора, а нигилисты мечтали зажечь революцию, свергнуть эту ортодоксальную власть и самим властвовать, а сегодня ситуация совсем другая, картина уже после свершения революции, - они властвуют в информационном поле, в общественном мнении и над умами молодежи, и верховная политическая власть в лице Ельцина, Путина и Медведева их не осуждает, помогла подняться и продолжает поддерживать. Вернемся к Н. Лескову и его новой жизни в Петербурге.
Вначале Лесков попробовал сохранить нейтралитет и не афишировать свою любовь к Родине и своему народу, но “новые люди” категорично требовали от него ясной позиции, вернее - солидарной боевой позиции. Деваться Лескову было некуда и он честно открылся - закономерно ввязался в полемику с ястребами из “Современника” против нигилизма, защищая свой народ и страну.
Весной 1862 года, одновременно с очередным большим восстанием поляков, в столице “случилось” множество “странных” пожаров, и народная молва приписала это событие доморощенным якобинцам, готовящим в России революцию. Н. Лесков со страниц “Северной пчелы” 30 мая 1862 года совершенно искренне попросил у полиции, чтобы она назвала имена поджигателей, дабы избежать кривотолков. Эта, казалось бы, нормальная просьба, которая могла снять всякие подозрения, вдруг вызвала ярую злость и ненависть у подозреваемых “прогрессивных западников” к Лескову. Ведь в этот период быть патриотом России было уже позорно, осуждаемо. Интересно, что советские и современные историки и литературоведы назовут эту естественную для Лескова просьбу к полиции, которую он и гражданским поступком не считал, - “опасным, необдуманным поступком”.