Тёщин подарок
Шрифт:
Максу вдруг сделалось дурно. Нет, воровкой Ида не была. И имуществу Боярского с этой точки зрения ничего не грозило. Но вот так прийти в чужой дом даже с самыми благими намерениями… Он на такое способен не был, и от потенциальной второй половины тоже не ожидал.
Забрать у нее ключ и сказал, чтобы такого не было впредь? Вновь снял очки и протер. Ида заметила его жест. В чем-чем, а в уме и наблюдательности отказать ей было нельзя.
– Тебе не понравилось? – уголки ее губ медленно поползли вниз.
– Все замечательно! – он торопливо наклонился и чмокнул гостью в уголок губ,
Подошел к початой бутылке, налил вино в заботливо приготовленный второй бокал и, не чокаясь, залпом выпил из него. Ругаться с Идой в его планы не входило. Она была ему нужна:
– Скажи, ты бы не смогла завтра съездить со мной в аэропорт?
– О, ты решил воспользоваться моим советом и свозить на выходные в Париж? – рассмеялась она. – Я оценила, но к сожалению, не смогу воспользоваться. Уезжаю завтра с аудитом в филиал одной компании.
– Нет, не в Париж, - разочаровал он ее. – Просто завтра мне привезут ребенка. Моего ребенка. И он будет жить с нами.
Вот так разом вывалил правду ей на голову и замер в ожидании реакции.
– Ребенка? У тебя есть ребенок? Интересно, кто его родил? – ухоженные бровки удивленно взлетели вверх.
– Моя бывшая жена, - он просто пожал плечами. Получилось несколько двусмысленно. Но так было даже лучше. – Кристина не жила с нами. Только Львовна пообещала мне миллион, если я заберу девочку к себе.
– Боярский, ты настолько беден, что ради миллиона готов на безумные поступки? – рассмеялась Ида пьяным голосом. Похоже, вина она успела выпить немало.
– Долларов, - коротко отрезал он.
– Миллион долларов? – удивленно переспросила женщина. – Откуда у нее такие деньги?
– Я же тебе только что сказал, что она была талантливым адвокатом. А они умеют зарабатывать хорошие деньги. И нее только в рублях.
Лицо любовницы сделалось серьезным. Он прямо видел, как в мозгах Иды идет серьезный мыслительный процесс.
– М-да, я никогда не хотела детей. Возможно в отдаленном будущем. Но не обещаю, - задумчиво произнесла она. – Думала, что наши желания совпадают. Ты как-то заикался, что терпеть не можешь младенцев. Но согласна, миллион долларов на дороге не валяется.
Подумала, посчитала что-то еще и добавила:
– Хорошо, заберем её к себе, оформим нужные документы, раз в тебе проснулись отцовские чувства. А затем отдадим девочку в интернат. Есть же специальные профильные заведения? Например, спортивные, языковые или балетные. И не одна сволочь не скажет, что мы не проявляем должного внимания к ребенку. Кстати, сколько ей лет?
Вот здесь Боярский завис и понял, что близок к провалу своей нечаянно получившейся версии. Затем просветлел, придумав подходящий ответ:
– Кристина достаточно взрослая, чтобы называться младенцем!
– Вот и отлично! Мне в поезде завтра нечего делать будет. Я посмотрю какие у нас в области есть интернаты с хорошей специализацией.
После этого она медленно встала и подошла к хозяину дома, подставляя губы для поцелуя. Он практически на автомате ответил ей и повел в спальню. И лишь когда очнулся в гостевой комнате, сообразил, что не хочет вести ее к себе. Ида ни разу у него на ночевала.
Он всегда забегал впопыхах зачем либо, оставляя ее в холле. Поэтому подвоха она не заметила.Боярский молча сел на кровать и потянулся к очкам. Затем сообразил, что любовница раскусила этот практически невинный жест. В итоге просто снял очки и положил их на прикроватную тумбочку. Внутренне усмехнулся, что без очков он может представить себе на месте Иды абсолютно любую женщину, так как изображение тут же расплылось. И с грустью понял, что и представлять-то ему некого. Не Ирину же?
А она начала нарочито медленно раздеваться, пытаясь вызвать желание у непривычно холодного сегодня мужчины. Нет, фиаско не вышло. Любовницей она была умелой и горячей. Но в конце, когда все благополучно закончилось, скривилась:
– Боярский, какой-то ты сегодня вялый! – и было непонятно, что она имела в виду. А дальше к его облегчению добавила:
– Ты мне такси вызовешь? Мне на поезд рано утром надо. Я у тебя остаться не могу.
Она всегда предпочитала ночевать у себя дома. Раньше она на нее за это обижался. Специально снимал номер в гостинице, а в итоге ночевал один. А сегодня даже обрадовался.
А потом, лежа уже в своей кровати, смотрел в окно, на котором так и не повесил шторы, любовался звездами и задавался вопросом: ту ли женщину он выбрал в спутницы жизни?
Глава 4
Кристина Рух всю сознательную жизнь прожила в Германии. Она считала себя коренной немкой и других вариантов просто не принимала.
Девочка росла смышленой, училась хорошо и с поведением вопросов не возникало. Да, она попробовала курить в начальных классах гимназии под воздействием и уговорами подруг. Была поймана отцом и строго наказана: ей не позволялось ходить гулять, пока она не осознает пагубности своего проступка. Каждый вечер герр Владимир проводил с ней нудные воспитательные беседы. И однажды она подняла на него газа и с мольбой в голосе сказала:
– Папа, прости! Я все поняла и больше не буду портить свое здоровье.
Тогда он, как ей показалось, вздохнул с облегчением и отпустил со словами:
– Дочь, я тебе верю! – а она не могла не оправдать его доверие.
А на выпускной вечеринке в 10 классе впервые попробовала вино. Оно произвело на нее неизгладимое впечатление. После первого бокала пол в зале почему-то встал вертикально. И девочка поняла, что не сможет ходить по отвесной стене. Но после второго бокала все вернулось на свои места. Только настроение испарилось. Слишком неприятным был предыдущий эффект.
Дома ее отхаживала бабуля, приговаривая, что мусульманская кровь дает о себе знать. Так Крис познакомилась с похмельем и осознала, что ее родные все же относятся к другой, отличающейся от немецкой, культуре.
А еще она была талантливой девочкой. С детства могла говорить на двух языках: русском и арабском. Так с ней говорили дома. Затем на улицах и в детском саду выучила немецкий, а в школе освоила английский и французский языки. Благодаря своим талантам смогла проходить за год два класса обучения. И в итоге к 13 классу гимназии пришла в 17 лет, когда ее одноклассникам было по девятнадцать.