Тетрадки под дождём (с илл.)

Мама. Все думают! Разве одни мандарины? Зачем два приёмника? Два патефона?

Папа. Но их же двое? Пусть слушают музыку…

Мама. Очень им нужна твоя музыка!

Папа. Всем нужна музыка.

Мама. Но не в таком количестве!

Папа. Я ведь спешу… Я сегодня иду дирижировать…

Мама. Ну так иди дирижируй!

Папа. Выходит, что я не могу дирижировать!

Мама. Хоть раз в жизни купил бы кастрюльку!

Папа. Зачем мне кастрюлька? Сама покупай!

Мама. А, значит, я виновата?.. С моим больным сердцем… с таким человеком… как можно!.. Дай, Петя, воды…

Я бегу за водой на кухню. Даю маме пить. Ей становится лучше.

Мама. Пусть все соседи скажут!

Папа. Я ведь иду дирижировать…

Мама. Пусть все соседи скажут!

Папа. Что скажут?

Мама. Пусть они скажут!

Папа вздыхает. Он говорит:

— Придётся штаны одолжить у соседей.

Мама. Кто одолжит тебе свои штаны?

Папа. Ко мне все прекрасно относятся. Все, абсолютно все! Например, Ливерпуль… нет, лучше я пойду к Али, он ко мне неплохо относится…

Мама мне говорит:

— Петя, слышишь? Вот твой папаша! Не будь таким! Будь толковым. А то вот точно так же пойдёшь в заплатках… куда-нибудь там… дирижировать…

Я говорю:

— Я никуда не пойду дирижировать.

— Ещё не известно, — говорит мама.

Папа мой говорит:

— Пойдём, Петя, со мной за штанами.

Мы идём с папой к дяде Али. Дядя Али — это папа Измайлов. Он только что пришёл с работы. Я видел его с балкона. Он даже мне улыбнулся. Конечно, он даст папе штаны. И папа пойдёт дирижировать. Мне тоже нужно к дяде Али. Он обещал меня взять с собой, показать мне вышки, как бурят нефть и фонтан нефтяной. Хотя, правда, фонтан — это редкость. Но, кто знает, может быть, мне повезёт.

5. Папа там, а мы здесь

Я, мама, Боба, старик Ливерпуль, дядя Али, Фатьма ханум, Рафис, Расим, Раис, Рамис — все сидим у приёмника. Сейчас папу объявят по радио. И заиграет оркестр. Хотя папу не будет видно, но мы-то знаем: он там на сцене; он дирижирует этим оркестром. Мы все думаем здесь о папе, а он думает там о нас. Хотя ему некогда думать, но это ведь ничего не значит! Папа мой выступает по радио. Такого ещё никогда не бывало!

— Долго ждать, — говорит Ливерпуль.

— Сейчас, сейчас, — волнуется мама.

— Молодец Володя, — говорит Фатьма.

В какой раз мама рассказывает:

— Я и не думала. Он звонит вдруг по телефону, так и так, говорит, только что я узнал, меня будут транслировать. Я кричу: «Что транслировать?» Он отвечает: «Меня транслировать». Я говорю: «Каким образом?» Он говорит: «По радио». А я всё не пойму, ведь впервые… Когда я поняла, так волновалась!

— За такого человека, как Володя, — говорит Ливерпуль, — я с удовольствием выпил бы. За него я готов всегда выпить.

— Опять всё про то! — возмущается мама.

— Нет, за успех, — говорит Ливерпуль. — Я за успех… Я не просто так…

— Да прекратите вы, — говорит мама.

— Сейчас начнётся!

— Нету там ничего, — говорит мой брат Боба.

— Там твой папа, — говорит мама.

— Где же папа, раз там его нет?

— Суета сует, — говорит Ливерпуль.

— Вы опять пьяный? — говорю я.

— Тебя не касается, — говорит он.

— Так-то так, — говорю, — но всё же…

— Понимаешь, это со мной бывает. Не то чтобы каждый день. Но довольно часто. Я не скажу, что всё это здорово. Наверное, это даже плохо…

— Отвратительно! — говорит мама.

— …но тут, брат, ничего не поделаешь. Тут такое, брат, дело. Привык я — и всё тут! Ну, ты не поймёшь…

— Понимать-то нечего! — говорит мама.

— …в общем-то это скверная штука. А главное, что бесполезная. Толку от этого нету. Ну совершенно нет толку. Нисколечко… Трудно сказать, зачем я это делаю. Но я это делаю. И никому не советую…

— Да прекратите вы! — говорит мама.

— …ты, брат, не думай, что я несчастливый. Я, может быть, даже самый счастливый. Я видел свет, много разных людей, а теперь я здесь, с вами… Твой отец плавал на шхуне «Мария»… Это шхуна была, я вам скажу! Таких шхун поискать на свете! Твой отец там плавал юнгой. До великих событий. Потом эти события — он на коня. Командир эскадрона! Как в сказке!

— Замолчите вы! — кричит мама.

— Таких людей, — говорит Ливерпуль, — как твой отец, очень мало на свете.

— Что такое, — вдруг говорит Али, — шкала на Париже?

— О! Париж! — говорит Ливерпуль. — Я там не был…

— Почему шкала на Париже? — говорит дядя Али.

— О каком Париже вы говорите? — говорит мама.

— О самом французском, — говорит он.

— Ой, — кричит мама, — шкала на Париже! Приёмник совсем на другой волне!

Мой брат Боба куда-то исчез. Конечно же это его рук дело! Каждый крутит приёмник. Все ищут волну. Наконец-то! Мы слышим гром оркестра.

— Какая досада! — волнуется мама. — Володю уже объявили!

— Ура! — кричу я. — Ура!

— Уррра!! — кричат братья Измайловы.

— Какая досада, — говорит мама. — Как это можно! Ведь самое главное! — Маме обидно. Она ищет Бобу.

Боба лежит под кроватью. Он чувствует что-то неладное.

— А ну выходи! — кричит мама. — Сейчас же!

Он не думает вылезать.

— Я жду! — кричит мама. — Давай вылезай!

— Оставьте его, — говорит Ливерпуль.

— Я ему покажу! — кричит мама. — Ведь он ненормальный!

— Я спрошу его, — говорит Ливерпуль. Он подходит к кровати и спрашивает: — Ты варёные калоши не ел?

— Не ел… — отвечает Боба.

— Тарелки в суп не крошил?

— Не крошил…

— Затылком ничего не видел?

— Ничего не видел…

— Какой же он ненормальный?! Вы слышите? Дай ему Бог здоровья!

— Ливерпуль, Ливерпуль, — говорит мама, — вы мне ребёнка калечите.

Братья Измайловы поют песни. Под мощный гром оркестра.

6. Воскресенье

В стену к нам постучали Измайловы. Мы всегда стучим к ним, а они стучат к нам. Это наша связь.

Я бегу к ним узнать, в чём дело.

Рамис, Рафис, Расим, Раис — в белых рубашках, в панамках и в синих сандалиях. Дядя Али говорит:

— Как Володя? Не хочет ли он прогуляться с детьми? Такой вечер! Вот мы все готовы.

Мой папа спал. Но он встал сейчас же.

— Да, да, да! — сказал он. — Немедленно! Мы идём прогуляться!

Это так неожиданно!

Я ищу свой костюмчик. Мой брат Боба плачет. Он сам не может одеться.