Тициан

Зашел разговор о Риме. Оба гостя убедили Тициана принять, наконец, решение и воспользоваться приглашением папы. Чтобы не подвергать себя риску на дороге, кишащей бандитами из бывших ландскнехтов, которые не боятся никого и грабят всех подряд, герцог посоветовал плыть до Пезаро, а оттуда в сопровождении небольшого конвоя всадников напрямую через перевал добраться до Рима. Начались сборы, отдавались последние распоряжения по дому.

Когда спала жара, в начале сентября Тициан вместе с Орацио отплыл из Венеции. Он решил взять с собой сына, парня старательного и послушного, подающего надежды. Знакомство с Римом должно пойти ему на пользу. Помпонио был наконец пристроен в приходе близ Мантуи к великой радости Орсы. Она уже не справлялась со старшим племянником, который водил дружбу с темными личностями. Боялся он одного отца, а от увещеваний тетки лишь отмахивался. Зато любимица отца Лавиния росла милой, скромной девушкой, посещавшей уроки катехизиса в приходской церкви и охотно помогавшей тетушке Орсе по хозяйству.

Хотя море было спокойным, через день к вечеру корабль стал на якорь в порту Анконы, чтобы избежать нежеланной встречи с рыскающими по ночам корсарами. Ранним утром Тициану хотелось показать Орацио свой алтарный образ в церкви Сан-Франческо ин Альто. Но до нее от причала было далеко, можно добраться только верхом. Корабль был готов к отплытию, капитан поторапливал, и им пришлось отказаться от этой мысли. Ближе к закату подплыли к Пезаро.

На пирсе их встретил лично герцог Гвидобальдо и отвез гостей во дворец, где в так называемой «гардеробной» было немало прекрасных картин. Главная коллекция, которую начал собирать еще прадед герцога, знаменитый Федерико II Монтефельтро, находилась во дворце города Урбино. Не без волнения ехал Тициан по вьющейся серпантином горной дороге к овеянному славой Урбино, с которым были связаны имена Пьеро делла Франческа, Браманте, Рафаэля. И вот за поворотом на выезде из лесистого ущелья показались высокие крепостные стены и возвышающийся над ними герцогский дворец с двумя башенками, творение далматинца Лучано Лаураны. Лет через тридцать по тому же пути проследовал Монтень, в чьих путевых заметках дается подробное описание дворца-крепости, который «содержит столько комнат, сколько дней в году». Жить в таком дворце, напоминающем лабиринт царя Миноса, можно было только летом. Зимой каменная глыба промерзала, благодаря чему и сохранились бесценные художественные творения, не познавшие разрушительной силы огня из-за отсутствия печного отопления. Обычно с наступлением первых холодов двор переезжал в утепленный дворец в Пезаро с его мягким климатом и почти бесснежной зимой.

Уроженец здешних мест художник Джованни Санти, отец Рафаэля, имевший, как многие в ту пору, склонность к рифмоплетству, оставил шутливое двустишие о герцогском дворце:

Построенный дворец хорош, Да вот цена вгоняет в дрожь.

В парадном зале Гвидобальдо делла Ровере показал высокому гостю выполненные им же портреты своих родителей. Здесь висела и получившая отныне свое имя «Урбинская Венера». Видя впечатление, произведенное на гостя, который с явным удовлетворением рассматривал свои работы в великолепном зале, герцог выразил желание иметь портрет жены и себя самого. Тициан был представлен юной герцогине, почти девочке, и вскоре принялся за написание портрета Джулии Варано. Орацио оказался хорошим помощником, но с наступлением сезона дождей пришлось спасаться от сырости, перебравшись в Пезаро, где работа была продолжена. В самом конце сентября неожиданно прибыл герцог. На нем не было лица — скоропостижно скончалась юная герцогиня. Несмотря на траур, герцог выделил Тициану удобный экипаж и обещанный конвой сопровождения. Отъезд был скомкан печальным событием, и на заре Тициан с сыном покинули погрустневший гостеприимный городок Пезаро. По Салярии, древнему пути доставки соли, проехали через туннель Фурло, прорубленный римскими рабами сквозь горный хребет, и вышли в долину Тибра. Накатанная дорога среди холмов вела к Вечному городу.

9 октября 1545 года Тициан в сопровождении кавалькады всадников въехал через ворота Порта дель Пополо в Рим. На площади у фонтана урбинский конвой сменили три всадника с папским штандартом, которые, расчищая путь экипажу, направились по прямой, как стрела, улице Корсо до площади Венеции с ее огромным дворцом из коричневатого известняка, который был возведен по распоряжению папы Павла II, венецианца по происхождению, для размещения посольства республики святого Марка, и оттуда направо по прямой дороге через Тибр к Ватикану.

Тициана с сыном разместили в удобных покоях Бельведера, в которых когда-то гостил Леонардо да Винчи. С высокой террасы внутреннего дворика дворца открывалась панорама города с возвышающимся вдали замком Сант'Анджело. А в нишах дворика Бельведера установлены выдающиеся творения античного ваяния — Аполлон Бельведерский, Венера Книдская, мраморная группа «Лаокоон», которые повергли Тициана в такой восторг, что он долго не мог прийти в себя. Каждое утро он заходил туда как в священное капище, чтобы набраться сил и вдохновения для наступившего дня.

Появился кардинал Алессандро Фарнезе, сообщивший, что Его Святейшество рад приезду художника и на днях даст ему аудиенцию в своих покоях. С кардиналом пришел Дель Пьомбо, которого непривычно было видеть в монашеской сутане. Ему было дано кардиналом указание показать гостям красоты Рима. Началось ошеломившее Тициана с первого же дня знакомство с великими памятниками античной культуры. Дель Пьомбо оказался хорошим чичероне, показывая другу римские достопримечательности, от которых дух захватывало и голова шла кругом. Тициан воочию видел то, чем еще в юности любовался в мастерской Джамбеллино, бережно листая римский альбом рисунков его отца Якопо. Было и много нового, а самым впечатляющим оказалась огромная строительная площадка на месте возведения собора Святого Петра, начатого Браманте в годы правления папы Юлия. На Капитолии велись колоссальные работы — по проекту Микеланджело оформлялась площадь на холме с великолепной конной статуей Марка Аврелия, чудом сохранившейся в мрачную эпоху борьбы религиозных фанатиков с памятниками языческого искусства. Тогда считалось, что статуя изображает императора Константина, принявшего христианство. Это спасло бронзовую скульптуру, и она не пошла на переплавку.

Под вечер, вконец обезножев, Тициан возвращался в отведенные ему апартаменты на Бельведере, где приветливо горел камин, а слуги бесшумно приносили напитки и вина из ватиканских погребов. Он подолгу засиживался перед мольбертом с «Данаей», которую взял с собой по совету папского нунция Делла Каза. Своими впечатлениями от увиденного Тициан поделился в письме императору Карлу V: «Ступая по прекрасным античным камням, я познаю все то, что поможет мне возвысить мое искусство, сделав его достойным Ваших побед во имя Господа нашего». [82] В том же письме он уведомил монарха о предстоящей отправке ему из Венеции портрета покойной императрицы и сообщил о своем намерении вскоре посетить его и вручить подарок — новую картину с изображением Венеры, по которой можно судить, как его искусство продолжает совершенствоваться день ото дня. В заключение он позволил себе напомнить, что до сих пор ничего не получил из казны как Неаполя, так и Милана.

82

Паллуккини Р.Указ. соч.

Будучи гостем папы, Тициан смог беспрепятственно бродить по дворцовым залам с сыном, который не расставался с блокнотом, делая наброски. Однажды они забрели в Сикстинскую капеллу, где не было ни души. Тициану вспомнился рассказ покойного Альфонсо д'Эсте о том, как он случайно оказался здесь после ссоры с папой Юлием II и познакомился с Микеланджело. Но Тициан с папой еще не свиделся и Микеланджело пока не встретил.

Он подошел к алтарной стене со «Страшным судом» и обомлел. Грандиозная фреска производила оглушительное впечатление. В ушах стояли вопль проклятых грешников, трубный зов ангелов, грохот падающих колонн и крик, исходящий изо рта искривленного болью лица с содранной кожей. Ему стало не по себе. Возникло жгучее желание тут же взять и переписать заново многие свои работы. Видимо, в этот момент сыну почудилось, что из груди отца вырвался стон, и он осторожно усадил его на подставленный стул.

Отдышавшись, Тициан поднял голову кверху и принялся разглядывать плафон, от которого исходило такое спокойствие, словно он перенесся в другой мир, преисполненный библейского величия и космического молчания, которое заглушало вопль алтарной стены. Он долго сидел, устремив взгляд к потолку, пока не почувствовал легкое головокружение. Поднявшись, он решительно направился к выходу. Вероятно, желание переделать свои работы у него прошло, но в Сикстину он еще не раз вернется. После фресок Микеланджело он долго еще откладывал знакомство с росписями Рафаэля: впечатления от «Страшного суда» были настолько всепоглощающими, что не позволяли думать ни о чем другом.

Однажды он попросил Дель Пьомбо показать ему Темпьетто — знаменитую ротонду, созданную Браманте, о которой ему часто рассказывал Сансовино. Преодолев на извозчике крутой подъем, они взобрались на холм Джаниколо и подъехали к монастырю Сан-Пьетро ин Монторио, во дворе которого стояло это чудо зодчества. Дель Пьомбо показал и свою работу «Бичевание», из-за которой, как он с грустью признался, между ним и Микеланджело пробежала черная кошка. Оказывается, написав маслом картину на стене церкви, Дель Пьомбо стал доказывать папе, что алтарную стену в Сикстине следует расписывать маслом, а не фресками и что так давно работают знаменитые фламандцы. Втайне он надеялся, что Микеланджело пригласит его в помощники, так как во фресковой живописи не был силен. Но великий мастер, узнав об этом предложении Дель Пьомбо папе, рассердился не на шутку, считая, что писать маслом по штукатурке — глупость, с чем молча согласился и Тициан, выслушивая сетования Дель Пьомбо.

На обратном пути, чтобы сменить тему разговора, Тициан поинтересовался, уж не болен ли папа, от которого так долго нет вестей. Хитро улыбнувшись, Дель Пьомбо поведал, что папа Павел «заболевает» раз в месяц дней на пять после чрезмерной дозы любимого красного Colli di Parma, а излечивается игристым белым совиньоном. Коли так, можно подождать и побродить подольше среди римских развалин.

В Бельведер к Тициану зачастил Вазари. Человек он был приятный и крайне любознательный. Мастеру льстило, что молодого коллегу, не расстающегося с блокнотом, живо интересовали его персона, жизнь и взгляды на искусство. Вазари тоже изъявил желание поводить мастера по Риму, за что Тициан был ему признателен. Он свозил Тициана на Аппиеву дорогу, показал впечатляющие римские акведуки, развалины терм Каракаллы и однажды сводил в церковь Сан-Пьетро ин Винколи, где Микеланджело установил гору мрамора для гробницы папы Юлия с величественной фигурой сидящего пророка Моисея. Тициана поразил его взгляд, передающий колоссальное напряжение внутренней воли.