Тьма века сего

— Твоему любовничку я уже напомнил об одном самоуверенном типе, который тоже думал так, оставив меня в живых, — напомнил Курт. — И вот он развеян в прах, а я все еще топчу землю.

— Вы меня хотите убедить прибить вас здесь, что ли? — раздраженно отозвалась Урсула. — Если для того, чтобы мне поверить, вам нужна более понятная причина, то вот: я хочу, чтобы там, за Пределом, узнали, что случилось. Чтобы ваша самонадеянная, великая и ужасающая Конгрегация узнала обо всем этом — о тысячах миров, в которые вам никогда не дотянуться, о тысячах, миллионах подобных мне, которых вам никогда не найти, о магистериуме, который был у вас в руках и который вы позорно прохлопали. Сбить с вас спесь — ради этого я готова поступиться мелким удовольствием раздавить кучку инквизиторов здесь и сейчас, а в будущем — в будущем вы все равно уже не сможете причинить вреда мне или кому-то еще. Ни вы сами, ни ваша Конгрегация. Ваша история скоро закончится, и я хочу, чтобы вы знали, что оставляете после себя. Тебя устроит такая причина, милый?

— Ты сумасшедшая! — гневно выпалил Грегор, вскочив на ноги, пошатнулся и оперся на подставленную руку отца.

— Пришел в себя, я смотрю? — улыбнулась Урсула. — Мальчик, ты влез не в свое дело, втянул в него отца, дело это могло окончиться для вас обоих смертью, и кто из нас не в своем уме?.. Я хотя бы достаточно в разуме, чтобы понимать главное. Какими бы фанатиками вы ни были — а все же сохранность собственной жизни и для вас тоже не менее ценна, чем для любого крестьянина или торговца. И я достаточно знаю людей, чтобы понимать: именно рассчитывая получить возможность жить, вы скорее постараетесь и сделаете все, что нужно, если не из жажды жизни — то из желания когда-то в будущем отомстить, расквитаться… ну или изловить еще десяток малефиков или наделать десяток других добрых дел, дабы искупить собственную промашку. Поэтому мне проще эту жизнь вам дать, все равно мне это ничего не будет стоить, а от вас, быть может, и другие узнают, что с нами вполне можно договориться.

— С кем — «с вами»?

— Ну не надо искать скрытые смыслы там, где их нет, — поморщилась Урсула. — С такими, как я. Если я дам вам уйти — об этом узнают. Даже если ты уберешь свой отчет начальству в самый тайный сундук — об этом узнают рано или поздно, и я расскажу тем, кому смогу, и ваши новые приятели, господа следователи, тоже расскажут, даже если вы им запретите и пригрозите. Я хочу, чтобы ваша propaganda оказалась перед фактами, которые ей противоречат. Чтобы люди это знали, слышали и видели.

— Что значит «наша история закончится»? — уточнил Курт, и она нарочито укоризненно улыбнулась:

— Серьезно? Ты, что ли, тоже решил, что я спятила и буду болтать без умолку, лишь дай повод? Вскоре сам всё увидишь, а я и так сказала слишком много. Что поделать, — наигранно вздохнула Урсула, — поддалась чувствам, ох уж эта слабость женской натуры…

— Кусок камня, — твердо сказал Харт, и та запнулась, глядя на бауэра удивленно. — Кусок камня, — повторил он. — Мне за труды. Я намеревался уничтожить его, да, но если у кого-то будет целый мешок магистериума — я хочу хотя бы один кристалл. Ты с этого не обеднеешь.

— Нет, — сухо ответила Урсула, согнав с лица наигранную улыбку. — Довольно и того, что я не размажу вас по этим камням. Берите, что дают, и не торгуйтесь, иначе я могу счесть, что моя доброта чрезмерна, а насладиться падением вашего града земного я смогу и без вас.

— Ладно, а на один вопрос ответишь? Что? — пожал плечами Курт, когда колдунья вперила в него удивленный взгляд, явно растерявшись от подобной наглости. — Я инквизитор, задавать вопросы — моя работа. И если ты в самом деле позволишь мне выйти отсюда живым, с меня снимет голову начальство — за то, что я хотя бы не попытался. Ответишь — хорошо, нет — стало быть, нет, заставить тебя я, к моему величайшему сожалению, не могу.

— Ну? — нетерпеливо подстегнула она. — Что еще?

— Дания, Норвегия, Швеция?

Урсула помедлила, зачем-то обернувшись через плечо на лес за стенами дома, и, наконец, коротко ответила:

— Дания.

— И так легко говоришь по-немецки?

— Это уже второй вопрос.

— Ответишь?

— Немецкий я просто знаю. А произношение… Милый, в практике, где от любого неверно возглашенного звука зависит всё, быстро научаешься не плошать. Другие тут не выживают.

— И давно ты в этой практике?

— Это третий вопрос.

— А с немецкими пословицами у тебя как? Знаешь ведь, два — недостаточно хорошо [139] .

— У меня и с латинскими неплохо, — уже не пытаясь изображать ложное дружелюбие, хмуро отозвалась Урсула. — Inutilis quaestio solvitur silentio [140] . Хорошо побеседовали, но время вышло; теперь — камень. Я жду. Как вы понимаете, я слышала, что вы намеревались делать, посему имейте в виду: если мне покажется, что происходит что-то не то, все свои обещания я беру назад.

139

Подразумевается «Aller guten Dinge sind drei» (нем.) — «Всех хороших вещей /должно быть/ по три».

140

На неуместный вопрос отвечают молчанием (лат.).

— Ты находила какие-то записи в той библиотеке? — махнув рукой через плечо в сторону выхода, спросил Харт. — Мы нашли дневник, но в нем не было никаких технических описаний. Если какие-то записи подобного рода, схемы, чертежи у тебя есть, это бы сильно помогло.

— Нет. Судя по всему, жители дома сбежали, прихватив с собой все, о чем не забыли. Но ты же умный, да? Ты сможешь, я верю.

— Польщен, — мрачно отозвался бауэр и, переглянувшись с сыном, снова приблизился к конструкции на тумбе. — Но если я испорчу магистериум, не жалуйся.

— Не стану, — улыбнулась Урсула, — я просто убью всех вас.

— Хватит меня раздражать, — отрезал Харт, подойдя к «поводырю» вплотную и оглядывая его со всех сторон. — Чтобы понять, как это устроено, мне надо сосредоточиться и почувствовать камни, а это довольно сложно, когда тебе зудят в уши, угрожая смертью. Если камни тебе нужны — заткнись, женщина, и дай мне работать.

— У-у, какой суровый мужчина, — игриво протянула Урсула и показательно вскинула руки. — Молчу-молчу. Действуй.

Харт медленно перевел дыхание, прикрыв глаза, и тихо бросил:

— Вы тоже. Молчите и не отвлекайте. С советами не лезть.

— Слушаюсь, — почти серьезно кивнул Мартин, однако на шаг ближе все-таки подошел.

Бауэр положил ладони на основание конструкции, обхватив основание друзы пальцами, помедлил, снова прикрыл глаза и склонил набок голову — точь-в-точь как Грегор, когда вслушивался в возмущения Предела. В неподвижности и тишине прошло несколько мгновений, потом минута, потом вторая… Урсула на крыше переступила с ноги на ногу и сжала губы, явно с трудом удерживая себя от того, чтобы подстегнуть.

Бауэр выдохнул, открыв глаза, и медленно, точно лекарь, обследующий живот пациента, ощупал потемневшие кристаллы друзы. Потом пальцы поднялись выше, осторожно касаясь красных камней, и, наконец, застыли, обхватив центральные ярко-зеленые. И снова потекли минуты — одна, вторая, третья…

Курт скосил глаза на фон Вегерхофа, и тот, перехватив его взгляд, едва заметно пожал плечами и качнул головой, давая понять, что не ощущает ничего. Грегор подступил ближе и чуть слышно шепнул:

— Отец пытается почувствовать магистериум. Иначе не поймет, как разобрать поводыря.