Тьма века сего

Впереди царил хаос. Деревья словно перемешал кто-то исполинской рукой — часть была выворочена с корнем или переломлена у самой земли, и необъятные стволы рухнули, подмяв под себя редкий низкорослый кустарник, часть накренилась и повалилась на более стойких собратьев, часть стояла с голыми ветвями или без ветвей вовсе. Лесовал громоздился всюду, сколько хватало глаз — изгибаясь заметной дугой по обе руки и уходя далеко вперед, в пологий овраг.

— Это что? — тихо спросил Мартин, и Харт так же чуть слышно ответил:

— Я говорил, что мы торопились унести ноги?

— И… что там случилось?

— Мы не знаем. Нам, выжившим, посчастливилось оказаться далеко от тех, кто сошелся у самого магистериума.

— И сколько еще идти?

— Он рядом, — тихо ответил Грегор. — Осталось чуть-чуть.

— Рядом, — повторил Мартин нарочито бодро. — У тебя, я смотрю, как у Господа Бога — один день как тысяча лет… Ловушек по-прежнему нет?

— Ни одной. И больше не будет, в этом я уже уверен.

— В таком случае, теперь впереди я, — кивнул Курт и, окинув взглядом вал древесных стволов, двинулся вперед, обойдя первый из них и перешагнув верхушку второго.

Фон Вегерхоф догнал его, молча пойдя рядом, а оба Харта и Мартин двинулись следом, тоже в полной тишине. Тишина была абсолютной, той редкой степени, когда приходило понимание, что определение «могильная» — действительно может не быть иносказанием; совершенное, беспросветное безмолвие распростерлось над изувеченным лесом с редкими уцелевшими деревьями и ринувшимся в рост кустарником, освобожденным от ига древесных крон. Птиц и зверей, впавших в это неведомое оцепенение, уже не встречалось, но теперь там и тут попадались в высокой траве кости — мелкие, выбеленные солнцем, и крупные, еще покрытые полусгнившей, подсушенной солнечным жаром, темной шкурой.

С каждым шагом идти становилось все тяжелее — поваленные деревья попадались чаще, нагромождение стволов теснилось плотнее, и где-то приходилось не огибать завалы стороной, а перебираться поверх, страхуя друг друга. Теперь попадались деревья и пни, опаленные ударами молний, дважды повстречались и темные пятна на земле — трава и почва были не просто обуглены, а прожжены столь глубоко, что до сих пор ни единой зеленой травинки не проклюнулось, и под ногами хрустело грязное земляное стекло.

— Похоже, здесь и впрямь было жарко, — пробормотал Мартин. — В самом что ни на есть дословном смысле…

— Тихо!

Грегор выпалил это громким сдавленным шепотом, и Курт остановился, сжав приклад арбалета и сделав шаг назад.

Несколько секунд протекли в тишине; он вглядывался вперед и вслушивался, ничего не видя и не слыша, а застывший, как статуя, Мартин, кажется, вовсе забыл дышать.

— Камень тут, — чуть слышно сообщил Грегор. — Прямо вот тут, рядом совсем.

— Пришли, стало быть, — удовлетворенно констатировал Мартин и, помявшись, нетерпеливо уточнил: — Двигаемся?

— Предлагаю так, — решительно сказал фон Вегерхоф. — Ловушек и искажений больше нет, стало быть, если один из нас уйдет вперед — он не рискует после разминуться с оставшимися на месте из-за шуток Предела. В свете чего считаю самым разумным поступить так: я пойду один и проверю, что впереди, а вы подождете здесь.

— Один? — растерянно переспросил Грегор. — Нет, так нельзя, зачем разделяться? Из этого ничего хорошего никогда не выходит! Я читал такие истории, так всегда бывает, группа разделяется, и все идет наперекосяк!

— Жизнь не похожа на истории в шпигелях, — мягко возразил Курт и кивнул стригу: — Иди. Только уж будь любезен придерживаться тобою же озвученного плана: что бы там ни было — просто осмотрись и вернись сюда.

— Каково оно, быть на месте начальства, а, Гессе? — хмыкнул тот и, посерьезнев, кивнул: — Tu n'as plus `a te soucier [124] , я не стремлюсь в герои. Оценю обстановку и возвращусь.

124

Можешь не беспокоиться (фр.).

— Cum Deo [125] , — отозвался он. — И не задерживайся.

Вслед стригу, неуловимо быстро и неслышно растворившемуся в переломанной лесной чаще, оба Харта взглянули с нескрываемым интересом, но если во взгляде бауэра читалось любопытство исследователя, то глаза Грегора выражали откровенные зависть и восторг.

— Вот это я понимаю — таланты! — восхищенно пробормотал он, и Курт вздохнул:

— Только к этому таланту нераздельно прилагается множество не слишком приятных довесков.

125

С Богом (лат.).

— Почему неприятных? Он же высший. Это же точно как человек, только лучше и удобней. Или… — неуверенно предположил Грегор, не услышав ответа, — вы о чем?

— Потеряешь парочку друзей — узнаешь, — хмуро отозвался Харт, все так же глядя вослед ушедшему. — Сейчас и я ощущаю магистериум поблизости… Он просто пышет. Либо с той ночи напряжение копится и растет, либо она все-таки сумела с ним что-то сделать. Либо то и другое вместе.

— Одно мы знаем точно: Урсула хотя бы не контролирует подступы к камню, — сказал Мартин уверенно. — Иначе мы бы здесь не стояли и не беседовали так спокойно.

Курт не ответил, и больше никто не произнес ни слова до того мгновения, когда в пяти шагах впереди точно ниоткуда возникла знакомая высокая фигура.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Грегор и осекся, увидев лицо стрига.

Фон Вегерхоф был бледнее обычного, и во взгляде поселилась растерянность пополам с тем, чего в этом лице Курт не замечал уже много лет — самым настоящим страхом.

— Там живые, — ответил он не сразу, с заметным усилием разомкнув губы, и, присев на завалившийся древесный ствол, отер лицо ладонью, будто пытаясь стереть с него что-то липкое. — Только… не совсем и не все.

***

Месиво лесовала закончилось внезапно. Деревья, кусты, лесная низкорослая трава, пересохший валежник — все обрывалось разом, будто кто-то прочертил гигантский круг посреди леса, а потом просто вынул все, что было внутри этого круга, и вставил вместо него кусок из иной части сущего. Там, где кончался лес, начиналась идеально круглая площадка, почти площадь не менее сотни шагов от края до края, мощеная гладкими плотно пригнанными камнями, и в самом ее центре утвердился одноэтажный домус [126] , сияющий белизной. Стена, видимая от кромки леса, была глухой, без единого окна и двери, и на фоне камня площади и потемневшего леса казалась блистающей, слепяще-белой, как свежий снег.

126

Домус — domus (лат.), италийский особняк небольших размеров, предназначенный для проживания одного семейства, один из типов домов, распространенных в Древнем Риме.

— Одуреть… — восторженно прошептал Грегор сиплым шепотом, и бауэр пихнул его в плечо, призывая к молчанию.

Курт медленно сделал несколько шагов вперед, к границе поваленного леса, ближе к каменной площади. Теперь они стали видны — те, кого фон Вегерхоф назвал живыми. Около полутора дюжин человек сидели на брусчатке или стояли неподвижно, глядя себе под ноги или в небо. Поодаль, у самой стены домуса, была хорошо различима фигура в монашеской рясе, а шагах в десяти прямо напротив, устремив взор в осиянное весенним солнцем небо, застыла фигура в полевом священническом облачении. Мартин торопливо шагнул вперед, запнулся на месте, до побеления сжав пальцы на прикладе арбалета, и с усилием отступил назад.