Точка росы

— Легко!

Радость сослуживцев оказалась преждевременной. За день до праздников холостяк Легкий без труда охмурил терапевта и получил освобождение от служебных обязанностей ввиду “угнетенного состояния организма”... Новый год миновал — а прозвище осталось.

— Что с ним случилось, расскажи, — попросил необычно задумчивый Клякса.

— Да все почти так, как у вас сегодня. Засада! Жили они на базе танкистов, делопроизводителями в штабе работали чеченские девчонки, база просматривалась со всех сторон...

— А какой дурак послал этого белобрысого в Грозный? — спросил Ролик. — Меня бы лучше послали...

— Этот дурак у нас уже не работает, — ответил Андрюха Лехельт, задумчиво растирая пальцами и нюхая корочку хлеба. Его с выпивки всегда тянуло на размышления о высоком: о смысле жизни, о земле и хлебе. — И он не белобрысый, а блондин. Как я.

— Не мешайте, ребята, — сказала Кира, устало подпирая щеку, с интересом повернувшись в сторону Волана, — Рассказывай, Димочка.

— Получили они задание документировать сходку в пригороде Грозного, — Волан сделал артистичный жест красивой тонкой рукой. — Сели в новенький “уазик” — двое из Нижнего Новгорода, двое из Екатеринбурга и наш Легкий. Прошли блокпост, поручковались. Только отъехали метров пятьсот — впереди машина поперек дороги, ну прямо как у вас сегодня. Не заводится. Они тоже остановились — и с двух сторон бородатые мужики, руки на поясах. Только Легкий не стал дожидаться продолжения, достал “макар” и выстрелил первым.

— Мы сегодня первыми не могли стрелять, — сказала Кира. — Не Чечня.

— Ты все равно справилась, умница. — Волан погладил Киру по голове, как маленькую. — Один бородатый упал, другие бросились в кусты. И сразу по машине из автоматов. Ребята выскочили, залегли. Один новгородец побежал на блокпост, остальные отстреливались — пистолетиками против автоматов. А на блокпосту приказ — никуда не двигаться, блокпост не оставлять. А там уже екатеринбургскому парню плечо прострелили... В общем, Легкий сорвался, под огнем вскочил в машину, подобрал ребят и вывез всех из-под обстрела. Фотографии показывал — “уазик” в решето, дырка на дырке. А ему самому колено прострелили. Но главное — как его встречали! Костя, ты же помнишь, как его спроваживали туда — или в Чечню, или рапорт на увольнение. А на вокзале при встрече шеф отдела летел впереди всех с букетом. Ты теперь, говорит, у нас герой! Орден дали <Случай действительно имел место в недавнем прошлом>.

— А у нас вы герой, Дмитрий Аркадьевич! — воскликнула Пушок, и разведчики согласно закивали головами. — Вас наградили чем-нибудь?

— Наградят, — ответил за Волана Клякса. — Шубин обещал.

— Конечно! — подтвердил захмелевший Ролик, смешной и лохматый, как беспородный щенок. — У них там война — и у нас тут война...

Волан вдруг присел на корточки, с любопытством заглянул в старый пыльный шкаф и выволок потертую шапку-ушанку.

— Моя! Еще с тех пор осталась... Вы чего так на меня вылупились? Я сегодня, между прочим, чуть Богу душу второй раз не отдал. Иду себе, валидол нащупываю, как положено инвалиду, — и вдруг тормозит наша машина, с визгом таким, резина же не своя, не жалко! И выскакивают оттуда два психопата — женщина и мужчина — в невменяемом состоянии, кидаются ко мне и орут...

— Мы же не знали... — виновато проговорила Людочка.

— Не спросили даже, как здоровье! Чем вам помочь! А сразу — Дима, Мишку убили! Я валидол выронил и сел в сугроб...

— Мы же не хотели... — оправдывалась Пушок. — Нам Цаца сказал, мы и поверили...

— Тоже мне, разведчики! — осуждающе сказал Зимородок. — Учу вас, учу... Цаца — глупое дитя нашей разведки. Ну, должен же быть один дурак на столько умников!

— Он, наверное, наши переговоры с базой подслушал, — пробормотала, засыпая, Кира. — И ничего не понял... все перепутал...

Нервное напряжение последних часов отпускало ее. Ей сделалось зябко, и Арцеулов, заметив это, бережно накинул ей на плечи свою куртку. Он вообще смотрел на своих друзей-разведчиков как-то особенно тепло и бережно.

Кира закрыла глаза — и круговерть недавних событий тут же вновь подхватила ее, да так реально, что тело напряглось, а пальцы сложились в захват, будто сжимали рукоять пистолета, и губы беззвучно зашевелились.

Они с Кляксой полдня таскались за черной “ауди”, транспортирующей ценное тело Александра Борисовича Дудрилина. Пилотировал “ауди”, конечно, Тыбинь. После вчерашнего чудесного спасения Дудрилин и слышать не хотел, чтобы выйти за ворота дома без своего нового телохранителя. Вид покореженного “мерседеса” на заднем дворе приводил его в панический ужас. Старый вел машину вальяжно, покуривал в окно на ходу с разрешения шефа и при случае даже подавал приветственный знак рукой прикрывающему его наряду. В общем, пользовался полным доверием.

Время шло в неспешных переездах с места на место — и вдруг Клякса забеспокоился. Закрутил по сторонам головой, оглядываясь и почти позабыв о машине Тыбиня впереди. Случилось это после того, как Дудрилин, заехав в один из своих “массажных салонов”, неожиданно передумал выходить из машины, велел Старому развернуться и ехать на Васильевский по незнакомому разведке адресу.

Предусмотрительно спрятавшийся в тупичке, Зимородок быстро выехал и двинулся следом, но, когда сворачивал на главную дорогу, что-то привлекло его внимание. Что-то неприметное, но очень тревожное. Точно соринка попала. На обочине напротив разворачивались синие “Жигули”-пикап. Пока Костя соображал, почему это его беспокоит, чужая машина прибавила ходу, обогнала “ауди” и исчезла из виду.

Буквально через минуту машина Старого вдруг сбросила скорость и, двигаясь все медленнее и медленнее, наконец совсем остановилась. Клякса подъехал в хвост “ауди”. Кира, нахмурившись, привставала на сиденье, пытаясь разглядеть происходящее. Тревога Зимородка передалась и ей.

Узкую и пустынную в этом месте дорогу перегородил синий пикап. Его занесло боком, и он заторчал на повороте, ударившись задом о столбы ограждения. Едва только “ауди” встала, как совсем рядом, метрах в двадцати, с неизвестного направления громыхнул оглушительный выстрел, затем еще и еще. С громким шорохом осыпалось лобовое стекло. Тыбинь, пригнувшись, дернул машину назад — и въехал задним бампером в радиатор Кляксе. Дудрилин выскочил из машины на проезжую часть и, вереща как заяц, с невидящими глазами, полными животного страха, побежал на четвереньках прочь. Грохнул еще один выстрел, и тяжелая пуля выбила фонтан льда и снега у головы Александра Борисовича, заставив его резко изменить направление бегства.

Все произошло в считанные секунды, за которые можно четыре раза передернуть затвор помпового ружья. Клякса и Кира выскочили из машины, изготовившись для стрельбы с колена.

— Ты его видишь?! — крикнул Зимородок, водя стволом влево-вправо.

— Нет!

— А-а-а!!! — отчаянно заорал Дудрилин, призывая на помощь.

Ответом ему был еще один выстрел — и еще один фонтан ледяной крошки, с явным перелетом. Кира успела заметить направление брызг и развернулась, когда на крики Дудрилина из машины выскочил Старый. Он бежал боком, приставными шагами, держа пистолет на весу, но не мог видеть нападавшего, потому что тот находился у него за спиной. Он уже поравнялся с хозяином публичных домов и схватил его за загривок железной рукой, собираясь оттащить в сторону, когда сбоку, от дерева на заснеженной обочине, отделился серый неприметный гражданин, припав щекой к прикладу. Тыбинь, волоча воющего Дудрилина и прикрывая его широкими беззащитными плечами, пятился спиной прямо к гражданину, вызвав у того непроизвольную торжествующую усмешку. Стрелок уже задержал дыхание и прищурился, когда его увидела Кира.

Ей было очень сложно стрелять. Сгорбленная фигура киллера едва выступала над правым плечом Тыбиня. Практически Кобра стреляла в голову Старому, но испугаться или задуматься она не успела. Сказались многолетние тренировки на стенде и в спецтире.

Четыре выстрела прозвучали за две секунды, слившись почти что в автоматную очередь. Тыбинь выпустил воющего Дудрилина, выпрямился и замер, выпучив глаза. Рот его открылся от изумления. Кончик правого уха слегка кровоточил. Он потрогал его пальцем, посмотрел на кровь. Пули прошли впритирку, в миллиметрах, так близко, что он кожей на виске ощутил упругие толчки воздуха.

Михаил оглянулся. Киллер лежал на снегу без сознания; у него были прострелены рука и бок. Помповое ружье валялось рядом.

Теперь, увидев все события во сне как бы со стороны, Кира испугалась, да так, что сердце зашлось. “Ну и дура! — кричала она самой себе. — Идиотка! Ты представляешь, что могло бы быть?!”

Она задергалась во сне и застонала. Теплая дрожащая рука, пахнущая почему-то шоколадом, коснулась ее щеки.

— Милая, у вас кошмары?

Вздрогнув, Кира Алексеевна открыла глаза. Печальное иудейское лицо старого Лермана участливо склонилось над ней.