Тогда ты услышал

Она больше никогда не увидит Лукаса, Лин и Антона тоже. Она больше никогда не увидит солнце.

Останется только его голос на кассете с признанием.

Он великолепно все рассчитал. Возможно, у него даже есть билет на самолет. Пройдут месяцы, прежде чем его поймают. К этому времени от ее тела не останется ничего, кроме водянистой зловонной массы.

Она прикована наручниками к рулю — абсолютно беспомощна.

Фишер был прав. Гербер кого-то прикрывала. Своего сына. Мать всегда прикрывает сына, что бы он ни натворил.

27

— Где Мона? — спросил Бергхаммер.

Семь часов утра. Кригер и Фишер, как и договаривались, сидели у него в офисе, а Моны не было. Лицо Бергхаммера помрачнело, что бывает с ним редко. Вообще-то он человек веселый. Но это дело — просто кара небесная. Так он и сказал сегодня жене, которая варила ему в шесть утра кофе: кара небесная. И лицо у жены стало обеспокоенным, потому что обычно он не говорил с ней о своей работе.

— Ни малейшего понятия, — сказал Фишер.

Он устал и нервничал. После того как он побывал в квартире Фелицитас Гербер, — что оказалось совершенно бесполезным, — он поспал всего пару часов, спешно принял душ и, не позавтракав, поехал в отделение.

— Ее машины нет в паркинге, — сообщил он.

Бергхаммер набрал номер домашнего телефона Моны, потом мобильного.

— Не отвечает, — удивленно сказал он.

— Может, выключила? — спросил Кригер.

— Нет, гудок идет нормальный.

Тут в дверь просунула голову секретарша Бергхаммера.

— Тут какая-то Бербель Шнайдер, она хочет поговорить с Моной. Говорит, что это очень важно. Соединить?

— Берит Шнайдер, я думаю, — уточнил Фишер. — Девочка из Иссинга, из товарищества Даннера.

— Соединяй, — сказал Бергхаммер.

Секретарша исчезла, и две секунды спустя зазвонил телефон Бергхаммера.

— Мой самолет улетает в девять. Я должен убить тебя.

Логично. Он сделал все, что хотел. Наговорил три полных кассеты, изложил все подробно. Саския Даннер, Константин Штайер, Роберт Амондсен, Кристиан Шаки. Не хватало только Симона Леманна для комплекта. Потому что он взял фамилию жены и оказался недосягаем.

— Как тебе удавалось так часто уезжать из Иссинга, что никто не обращал на это внимания?

— Совершенно официально: чтобы навестить родителей. А на самом деле я встречался с Фелицитас Гербер. А потом я…

— …убил Штайера, Амондсена и Шаки. Но почему ты еще раз не попытался убить Даннера? — Мона должна спрашивать дальше, обязательно должна. Пока он будет говорить, она будет жить.

— Я что, с ума сошел? За ним же следили.

— А что с алиби Даннера? Ты вызвал его в город, прежде чем Штайера?..

— Конечно. Я сказал: десять тысяч марок — и все в порядке. Десять тысяч марок, и у него будет железное алиби, я заявляю, что он не выходил из хижины. Никто не узнал бы, что он избивал свою жену. И что у него есть сын от изнасилованной ученицы. И так далее. Мы договорились встретиться с ним в «Йоганнескафе».

— Но ты не пришел.

— Я сказал ему, чтобы он оставил деньги в пакете под стулом. Он сделал это. Я пришел и забрал.

— А потом ты пошел к Штайеру, который жил как раз неподалеку. А так как официантка опознала Даннера, он попал под подозрение уже не только по поводу убийства своей жены, но и убийства Штайера.

— Да. Умно, правда?

— Почему Штайер впустил тебя?

Пауза. Было слышно его дыхание. Они стояли в огромном подземном паркинге возле аэропорта. Мона слышала, как мимо них проезжали машины, довольно часто. Никто не тормозил, никто не обращал на них внимания. Левая рука Моны, лежавшая на руле, затекла, да еще и судорога схватила. Наручники впивались в запястья.

— Мы с ним договорились.

Внезапно Мона поняла.

— Он тоже должен был дать тебе деньги?

— Именно.

— Он надеялся окончательно избавиться от тебя.

— Он был, как и Михаэль, дураком. Он сказал: десять тысяч, не больше. Если ты появишься еще раз, я вызову полицию, и мне все равно, всплывет ли при этом, что ты мой сын. Десять тысяч за то, что тогда я совершил огромную ошибку.

— Шаки и Амондсен. Они тоже заплатили тебе?

— Шаки — да, Амондсен — нет. Он что-то говорил о вине и грехе и даже не впустил меня в дом. Но я его все равно выследил.

— Деньги у тебя с собой. Сейчас.

— Конечно. — Снова этот смех, в котором не чувствовалось ни капли напряжения и усталости. — Я уже начал новую жизнь.

И в этот момент зазвонил ее мобильник. Ее сумочка лежала на заднем сиденье, рядом с убийцей, ей не дотянуться. Пять минут восьмого. Должно быть, это Бергхаммер. Он удивлен, что она не пришла. Она услышала короткий писк. Убийца выключил ее телефон, так что теперь нельзя было даже определить ее местонахождение: последняя слабая надежда рухнула. Радио в машине тоже выключено. Она может включить его. Теоретически. А практически на ее шее находится кусок проволоки, которая не дает ей двигаться.

Больше вопросов у нее не было, кроме последнего.

— Кто ты?

Смех был ей ответом.

— Ее машины нет в подземном паркинге, — сказал Бергхаммер. — Она вчера утром приехала на машине?

— Да, — подтвердил Фишер.

— Ты уверен?

— Да, я паркуюсь рядом с ней. На сто двадцать третьем номере.

Бергхаммер сказал:

— Вчера вечером мы все, кроме тебя, Ганс, поехали домой на такси. За казенный счет. Так что ее машина должна быть где-то здесь.

— Может быть, она потом решила вернуться в отделение и забрала машину?

— Зачем? Это же глупо, — заметил Бергхаммер.

Вмешался Кригер.

— Может быть, она хотела посмотреть кое-какие документы, касающиеся дела. Или забыла что-то.

Бергхаммер уставился на него.

— Бинго, — сказал он, и из его уст это прозвучало совершенно не к месту.

Вдруг секретарша встала и вышла. Через минуту вернулась.

— На столе Моны полно папок. Вчера вечером, когда мы уходили, все было убрано.