Том 20. Письма 1887-1888

Месяц и год устанавливаются по ответному письму И. Л. Леонтьева (Щеглова) от 4 марта 1888 г. ( ГБЛ) и по упоминанию о встрече с В. Г. Короленко, состоявшейся 14 февраля.

Отвечаю на Ваше письмо…— Письмо Щеглова, на которое отвечает Чехов, неизвестно.

Откуда Вы знаете, что моя повесть — великолепная? — Щеглов, вероятно, знал отзыв о «Степи» А. Н. Плещеева.

384. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ

4 марта 1888 г.

Печатается по автографу ( ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Чехов и его среда, стр. 155, с авторской датой: 4 февраля 1887. В ПССП, т. XIV, стр. 30 описка Чехова в дате не исправлена.

Датируется по ответным письмам К. С. Баранцевича от 8 и 11 марта 1888 г. ( ГБЛ).

… Болеславович. — В письме от 8 марта 1888 г. Баранцевич указал Чехову на ошибку; его отчество: Станиславович.

«Раба»— роман К. С. Баранцевича (СПб., 1888).

Поблагодарю при свидании. — Чехов собирался в Петербург в середине марта.

385. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

6 марта 1888 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ). Впервые опубликовано: отрывки — «Слово», 1905, № 196, 3 июля; полностью — Письма, т. II, стр. 40–42.

Год устанавливается по упоминанию о рецензиях на «Степь».

А. Н. Плещеев ответил 10 марта 1888 г. ( ЛН, т. 68, стр. 310–312).

… фельетон Буренина…— Напечатан в «Новом времени», 1888, № 4316, 4 марта, под заглавием «Критические очерки». Буренин писал, что в повести «Степь» Чехов обнаружил «бездну живого и яркого таланта в рисовке картин природы, бытовых фигур и сцен, но в то же самое время обнаружил свою, если так можно выразиться, непривычку к большой и целостной художнической комбинации: его повесть все-таки остается собранием мелких очерков, соединенных между собою чисто внешним образом, и представляет не более как только отрывок, как будто пролог большого романа <…> По силе живости красок, по глубокой наблюдательности и мастерской рисовке типов и сцен ни один из прославленных молодых беллетристов не может стать рядом с Чеховым».

… письмо П. Н. Островского. — Большое письмо П. Н. Островского от 4 марта 1888 г. ( Записки ГБЛ, вып. 8, М., 1941, стр. 50–53) целиком посвящено «Степи»: «<…> За чтение „Степи“ принялся я с большим любопытством; первый раз прочел всё за один присест, во второй раз медленнее с новым удовольствием; затем принялся перелистывать и перечитывать, отмечать выдающиеся места, подбирать промахи и погрешности… вообще старался подвести итог и формулировать общее впечатление. Впечатление это оказалось довольно сложным: к испытанному мною чувству живого удовольствия примешивалась также и нек<ото>рая досада <…> Всё время в продолжение чтения во мне шевелился и не давал покоя вопрос: зачем так мало искусства, мастерства на такое большое количество таланта? Зачем так мало отделки, распорядка в этой массе поэтического материала высшей пробы?» Островский отмечал некоторую небрежность работы, которая «нагромоздила в рассказ материала больше чем следует, заторопила ход рассказа и скомкала его конец. Автор не ведет читателя, не помогает ему отдыхать, сосредоточивать его внимание на известных выдающихся местах <…> В рассказе нет внутренней организации, которая определяла бы всему надлежащее место и меру, — нет центра, к которому бы, располагаясь вокруг, тяготели второстепенные лица и мелкие подробности; жизнь степи и душевная история ребенка взаимно не покрываются, и то ребенок, то степь перетягивают к себе внимание читателя».

Рассказ произвел на Островского впечатление «большого полотна, зарисованного маленькими картинками». Чехов, по мнению Островского, обратил мало внимания «на постройку».

«Затем, — писал Островский, — остается только кланяться и благодарить! Картины природы, душевные состояния ребенка, огромное количество нарисованных фигур <…> короче, всё полно жизни, правды и поэзии! Тургеневу хватило бы Вашего материала на полдюжины „рассказов охотника“. Вы не слепы и не глухи к божьему миру; видите его краски, слышите его звуки; У Вас много отзывчивости на всякое дыхание жизни, много способности передавать воспринятые впечатления для всех ясно, осязательно и нередко с неуловимой тонкостью; к этому свойству чуткости надо прибавить меткость: Вы умеете передавать особенные черты во всей их особенности, с их запахом и вкусом, с их характерностью; читатель ясно видит не только главных действующих лиц, но и все немые, мимоходом набросанные Вами фигуры: таинственного Тита (сколько я видел таких мальчишек!), интеллигентную парочку в церкви, Варламова и пр… Затем в весьма значительной степени Вы владеете душевным настроением: за внешними проявлениями жизни, ее звуками, линиями и красками Вы чуете жизнь души, моменты душевных состояний; чуете, изображаете и заставляете читателя их переживать; гроза, болезнь Егорушки, подводчики, Дымов, ненавистник Соломон, счастливый муж… всё это и многое другое захвачено психически верно, изображено тонко-задушевно; фигура счастливого мужа положительно восхитила меня; думаю, что от нее не отказался бы ни один из прежних наших больших беллетристов!»

Дальше Островский писал, что ждет от Чехова «хорошего русского романа».

… по критике Буренина о Мережковском…— В фельетоне о «Степи» Буренин высмеивал стихотворение Д. С. Мережковского, напечатанное также в 3-й книге «Северного вестника»: «Зима нынешнего года, как все знают, была прежестокая, а теперь и весна прежестокая стоит: март начался, а пятнадцатиградусные морозы на дворе. Но г. Мережковский в теплом романтическом настроении не только сего не примечает, а примечает нечто совсем иное: „Уж дышит оттепель, и воздух полон лени“, восклицает поэт».

… не забыли про Волгу. — См. письмо 372 и примечания ^* к нему.

386. Н. А. ЛЕЙКИНУ

7 марта 1888 г.

Печатается по тексту: Письма, изд. 2, т. II, стр. 43, где опубликовано по автографу. Впервые опубликовано: Лейкин, стр. 371. Нынешнее местонахождение автографа неизвестно.

Год устанавливается по письму Н. А. Лейкина от 5 марта 1888 г. ( ГБЛ), на которое Чехов отвечает.

Я жду Вас в четверг. — Лейкин сообщил, что выезжает из Петербурга в среду.

… читать я не буду. — Лейкин писал Чехову: «Припасайте фрак, чтобы взять его с собою в Петербург. Я за Вас дал слово, что Вы будете читать какой-нибудь свой рассказ в зале Кредитного общества. Во вторник или в четверг на второй неделе поста я и В. В. Комаров (издатель и редактор „Света“) устраиваем литературно-музыкальный вечер в пользу ночлежных домов, попечителем которых я состоял ровно четыре года <…> Не худо бы было, если бы по получении этого письма Вы сейчас бы дали мне знать, что именно будете читать, дабы и вставить в программу для утверждения у градоначальника. Отговорок — не читать — не принимается. Читать надо. Читать будут: Баранцевич, Ясинский, я, Вы, Полонский, Плещеев…»

В том же письме Лейкин высказал свое мнение о «Степи»: «Читал Вашу „Степь“. Сказать по совести: читается невесело. Повесить мало тех людей, которые советовали Вам писать длинные вещи. Длинные вещи хороши тогда, когда это роман или повесть, с интригой, с началом и концом. Впрочем, в „Степи“ есть прелестные страницы, и особенно та, на которую указывает Буренин в своем фельетоне. Фигура попа Христофора превосходна, но тянуть ее на 92 страницах — много. Впрочем, страниц 25 до конца я еще не дочитал. Мое мнение такое: в мелких вещах, где Вы являетесь юмористом, Вы больший мастер».

В ответном письме Чехов никак не реагировал на эти строки, но о мнении Лейкина рассказал посетившему его А. С. Лазареву-Грузинскому (см. письмо Лазарева-Грузинского к Н. М. Ежову от 27 марта 1888 г., ЦГАЛИ).

Пахнет кислой капустой и покаянием. — Письмо написано в первый день великого поста.

387. В. Н. ДАВЫДОВУ

Между 7 и 10 марта 1888 г.

Печатается по автографу ( ТМЧ). Впервые опубликовано: Записки ГБЛ, вып. 1, М., 1938, стр. 36, без даты.