Том 28. Письма 1901-1902
Шрифт:
Целую и обнимаю тысячу шестьсот раз.
Твой старый немец Антон.
Пиши!!!! Умоляю.
Чеховой М. П., 5 марта 1902 *
3684. М. П. ЧЕХОВОЙ
5 марта 1902 г. Ялта.
Милая Маша, сегодня утром Арсений отнес окорок к Альтшуллеру. Мархфа уезжает домой, к себе в деревню. Была холодная, зимняя, отвратительная погода, сегодня же выглянуло солнце, потеплело.
Поздравляю с успехами по скульптуре * .
Будь здорова, богом хранима. Поклон Ивану * и его семье * .
Твой Antoine.
5 марта.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Мошину А. Н., 6 марта 1902 *
3685. А. Н. МОШИНУ
6 марта 1902 г. Ялта.
6 марта 1902 г.
Многоуважаемый Алексей Николаевич!
Присланную Вами фотографию подписал * и возвращаю с большою благодарностью. Здоровье Л. Н. Толстого поправляется; и то, что сообщается в газетах вообще об его здоровье, не расходится с истиной * .
Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Чеховой М. П., 6–7 марта 1902 *
3686. М. П. ЧЕХОВОЙ
6-7 марта 1902 г. Ялта.
Милая Маша, не забудь привезти гигантской конопли. Теперь теплее стало, но всё же еще не весна; у роз и миндаля, который цвел, обмороженный вид.
Продолжаю на другой день. Погода лучше, но всё же не теплая. Привези пшена и гречневой крупы хоть по три фунта, здесь в лавке держат старую крупу, каша получается горькая.
Сегодня Арсений сеет клевер. Нового ничего нет, всё по-старому. Ничего не слышно про Художеств<енный> * театр в Петербурге, телеграмм и писем не получаю; должно быть, утеряли прелесть новизны.
Кланяюсь низко.
Твой Antoine.
7 марта.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Иорданову П. Ф., 7 марта 1902 *
3687. П. Ф. ИОРДАНОВУ
7 марта 1902 г. Ялта.
Многоуважаемый Павел Федорович!
Не выписывайте для библиотеки «Крестьянина» фон Поленца * , я пришлю скоро. Если еще не выписаны «Записки врача» Вересаева, то напишите, я пришлю вместе с ф<он> Поленцом.
Желаю Вам всего хорошего, будьте здоровы.
Преданный А. Чехов.
7 марта 1902 г.
На обороте:
Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.
Книппер-Чеховой О. Л., 8 марта 1902 *
3688. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
8 марта 1902 г. Ялта.
8 марта.
Жена моя жестокая, вот уже пятница, а я ничего не знаю о вашем театре, как он в Петербурге и что. Очевидно, или театр провалился, или жена мне изменила. Немировичу жаль денег и времени, это я понимаю, но мне-то скучно, и я интересуюсь судьбами вашего театра так же, как и вы все.
Погода стала лучше, но холодно, не глядел бы ни на что. Я ем помногу; вчера был Альтшуллер, выслушивал меня, велел поставить мушку, что я и исполнил. Кашляю меньше. Получил от Миролюбова корректуру своего рассказа * и теперь хлопочу, чтобы сей рассказ не печатался, так как цензура сильно его попортила * . Начну хлопотать о разводе, если узнаю, что моя жена ведет себя дурно, мало отдыхает.
Ах, собака, собака!
Пиши мне каждый день, пиши подробно, обстоятельно; ведь как-никак я у тебя один, и кроме меня у тебя нет ни души на этом свете. Помни сие.
Перестал писать это письмо. Опять начал, прочитав газеты. В московских газетах прочел телеграмму * , что Худож<ественный> театр имел «колоссальный» успех.
Поздравляю, дуся! Все-таки желательно было бы знать подробности.
Обнимаю тебя, зузуля, и целую. Храни тебя бог.
Твой Antoine.
Я остригся. Писал ли тебе об этом?
Миролюбову В. С., 8 марта 1902 *
3689. В. С. МИРОЛЮБОВУ
8 марта 1902 г. Ялта.
8 марта 1902.
Дорогой Виктор Сергеевич, сегодня я получил корректуру * и сегодня же хотел прочитать и отправить, но, во-1), Ваш корректор все точки превратил в восклицательные знаки и наставил кавычки там, где им не надлежит быть («Синтаксис») и, во-2), много пропусков, приходится вставлять: (наприм<ер> «Демьян-Змеевидец»). И хочется кое-что вставить — это помимо всего прочего. Стало быть, корректуру получите на другой день после этого письма или в тот же день, если успею кончить к вечеру, к 7 час.
Простите, мой милый, я еще раз прошу: если цензура зачеркнет хоть одно слово, то не печатайте. Я пришлю другой рассказ. И так уж для цензуры я много выкинул и сокращал, когда писал.
Помните сию мою просьбу, прошу Вас.
Теперь Художеств<енный> театр в Петербурге. Как там и что, я не знаю, мне ничего не пишут. Вяло, должно быть? Уныло? Впрочем, ничего не разберешь на этом свете, в том числе и публику.
За телеграмму об академике * большое Вам спасибо, голубчик. Дай бог Вам всего хорошего, живите весело и во здравии. Черкните строчки две-три.