Том 5. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть III. Смага

«Обретение сердца» в своей сути близко к психосоматической молитве христианских исихастов. Исихазм проник на Русь очень давно. Его яркие вспышки связаны с появлением великих русских святых: Сергия Радонежского, Нила Сорского, Тихона Задонского, Серафима Саровского, старца Амвросия Оптинского. Тем не менее в официальных изданиях «православнейшего государства Российского» сторонники св. Григория Паламы (основоположника исихазма) именовались не иначе как «сектой исихастов» или «сектой паламитов».

Суть «умного делания» исихастов состояла в том, что, приняв согбенное положение и устремив свой внутренний взор к сердцу, произносилась «Иисусова молитва» («Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного»). Причём эти восемь слов надо было произнести на восемь сердцебиений. Однако исихасты никогда не придавали психосоматике священного, теургического значения. Это был для них лишь вспомогательный, «технический приём концентрации внимания», преодоления рассеивания мысли.

Григорий Палама в своё время писал по этому поводу: «Замечаешь, брат, что даже если не духовно, а просто по-человечески разобрать дело, всё равно выходит, что для желающих принадлежать себе и сделаться подлинно «монахами» (едиными!) по внутреннему человеку, обязательно нужно вводить ум внутрь тела и сдерживать его там?

Особенно уместно учить смотреть в самих себя и посредством дыхания вводить собственный ум вовнутрь начинающих. Поэтому ни один разумный человек не отсоветует какими-нибудь приёмами сосредотачивать ум в себе монаху, который ещё умеет видеть самого себя. Именно, поскольку у только что приступивших к борению даже сосредоточенный ум постоянно скачет и им постоянно приходится снова его возвращать, но он ускользает от неопытных, которые ещё не знают, что, что нет ничего более трудноуловимого и летучего, чем их собственный ум, то некоторые советуют внимательно следить за вдохом и выдохом и немного сдерживать дыхание (очень любопытный совет, на котором внимание будет заострено ниже), в наблюдении за ним как бы задерживая дыханием и ум, пока, достигнув с Богом высших ступеней и сделав свой ум неблуждающим и несмешанным, трезвенники не научатся строго сосредотачивать его в «единовидной свёрнутости». Можно видеть, что так и само собой получается при напряжении внимания: при всяком сосредоточенном обдумывании, особенно у людей спокойных телом и разумом, дыхание исходит и входит тихо.

…неужели монаху, который старается возвратить свой ум вовнутрь себя и хочет, чтобы он двигался не прямым, а круговым и неблуждающим движением, не пригодится привычка не блуждать взором то туда, то сюда, но словно на каком-нибудь упоре останавливать его на своей груди или пупке? Свёртываясь внешне по мере возможности как бы в круг, то есть уподобляясь желаемому внутреннему движению ума, он и силу ума, изливающуюся из глаз, благодаря такой форме тела, тоже введёт внутрь сердца».

Возможно, что психосоматическая молитва когда-то и проникла в казачью среду, а может, «обретение сердца» является исконным в Спасе и было известно ещё с дохристианских времен как «светлое моление», или «моление о свете»? Сейчас однозначно сказать об этом трудно. Тем более что за сотни лет Спас напрочь пропитался христианским духом. Но и в дохристианском «светлом молении» использовались слово и звук.

Вторя отцам церкви, наказитель повторял нам, что «без креста внутренние сладости непрочны и опасны». В этом наказании он подчёркивал «особую постась» «обретения сердца» как духовного упражнения. В более глубоком понимании Спас определял суть «обретения сердца» как «внутреннюю литургию». Греческое слово «литургия» означает «действо на камне» («литос» – камень, «эргос» – действие). Под камнем понимали алтарь. А наши предки считали сердце тем самым Алатырь-камнем, на котором и свершалась «внутренняя литургия». Внутреннее тепло в ней говорит о «приближении» Горнем. А охватывающая тишина означала схождение Вышнего на алтарь сердечный.

Мы привыкли понимать богослужение как некое действие в храме. Однако это не совсем правильно. Служба – это не богослужение. Это среда, в которой богослужение возможно. Служба – это чин. Настоящее же богослужение происходит в сердце каждого. Не священник в храме творит богослужение. Он исполняет лишь чин богослужения. Богослужение есть молитва, а «обретение сердца» сродни молитве.

«Обретение сердца» Спаса сродни молитве. Молитвы же не бывает без внимания. И в «обретении сердца» внимание – ключ! Внимание считалось вратами в душу! А душа молитвы и «обретения сердца» – внимание. В молитве христианские подвижники различали несколько ступеней. Те же ступени были сполна применительны и к «обретению сердца». Первая ступень – гласная. Это произносимая вслух молитва, или звучание «в глас». Главная особенность этой ступени в том, что ум человека ещё неразрывно соединён с рассудком и, соответственно, сосредоточен в головном мозге. Внимание «разбросано» куда только можно. Слова, произносимые в молении, хоть и звучат в уме, но от этого молитва не становится умной.

В Спасе в дохристианские времена также возжигали сердце в глас: либо первозвуками (громами изначальными), либо словами «Я СВЕТ» (это и называлось светлым молением). Позднее для этих целей характерники использовали и «Иисусову молитву» («Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, грешного»).

Вторая ступень – умная. Это когда молитва произносится не в уме, а мыслится как понятия. Представить себе это сложно, пока не испытал. Эта ступень наступает тогда, когда ум научится порывать свою связь с рассудком. Называли эту ступеньку «обретения сердца» сведением ума в сердце.

Третья ступень – умно-сердечная молитва. В ней соединяются ум с сердцем. Эта ступень так и называлась – соединением ума с сердцем (оно бывает деятельным, поддерживаемым усилиями самого человека, и благодатным – вершится силой Горней). Объяснять это бесполезно. Это Божий дар! Умно-сердечная молитва непрерывная. Сердце в этом случае «горит». И эта молитва благодатная! А главная её особенность в том, что это не обычное чувственное проявление, а проживание духовное.

Четвёртая и высшая ступень молитвы – МОЛЧАНИЕ! По-другому её называли созерцательной молитвой. Это и есть исихия (с греч. «молчание»), или фиория. И молчание здесь не совсем одно и то же, что тишина. На этой ступени молитвы нет словесных обращений. Это встреча с Богом – Спас! Дух человека остаётся поражённым и захваченным ощущением Бога. Чтобы это можно было хоть чуть понять, стоит обратиться к сравнению. Вы идёте на вершину горы и видите только то, что находится перед вами, – склон. И вдруг внезапно вмиг открывается бесподобная картина, так как вы достигли вершины. Простор, красота, аж дух захватывает, и вы просто не можете сказать ни слова. Это слабое подобие переживания встречи с Богом.

В своём высшем проявлении «обретение сердца» преследует достижение Молчания, но для наших целей на начальной ступени Смаги достаточно того, о чём было сказано выше, – просто обрести сердце, а вместе с ним и тишину, то есть войти в опокой.

«Тишина» есть начало и конец всех прикладных работ. Само же слово «тишина» сродни Стихии. Стихия – иной мир, в котором нет слов. Мир, из которого некогда пришли души, так говорили предки. Но это не Навь, которая является временным пристанищем души, как и Явь. Это Правь – мир Божий! А Стихия – это его преддверие, порог, канун. Слова – это орудия нашего мира, а в том мире есть только тишина. Поэтому «тишина» есть начало и конец. В изначалье, если говорить о Смаге, это достижение обычного покоя, в привычном нашем понимании. А в дальнейшем эта тишина переходит в иную Тишину – Стихию.

Подобное отношение к «тишине» имеется не только в Спасе, но и в других традициях. Для сравнения можно привести здесь один из восточных приёмов погружения в тишину. Для этого нужно сесть расслабленно, но с прямой спиной. Сделать несколько попеременных дыханий через нос. По мере успокоения ума начать прислушиваться к «вибрациям своего центрального канала – сушумны» (то есть, по сути, обратить свой взор внутрь). При этом не следует обращать внимания на помехи в виде собственных мыслей. И рано или поздно у вас получится входить в осязаемую «звенящую тишину».

Но здесь необходимо сделать одно существеннейшее замечание! В восточных направлениях достижение тишины – Самадхи или Нирваны – есть самоцель. Спас, вторя христианской вере, искал Бога, а не подобные состояния блаженства. «Ищи Обожья, – говорили наставники. – А остальное всё приложится!» Тишина же, как вы уже поняли, – всего лишь канун, где мы чаем встречи с Богом.

Суть «обретения сердца» в Спасе объяснялась также следующими представлениями: живёт в нас зверь – змей, и живёт он именно в сердце. Охраняет этот змей дорогу «туда, не знаю куда». Это единственная тропка к Господу. Другой просто нет! И чтобы пройти туда, нужно этого змея изгнать. Живёт он во тьме, и изгоняется он только светом, ибо не выносит его. Но уходя из очищенного сердца, змей не уходит совсем. Он опускается в чрево, где и задерживается, подстерегая, не случится ли возможность вернуться обратно. Зная это, нельзя успокаиваться и ослаблять усилий в духовном делании. Ведь пока мы живы, оно не может быть закончено. Для окончательного изгнания змея обращали внимание на пуповину, то есть после «обретения сердца» опускали свет сердечный в чрево. Изначальное собирание ума на чреве, наоборот, способно было питать сего змея, усиливая его многократно.