Торжество жизни
Шрифт:
Она придвинулась ближе:
— Выйдет, Степа! Верю!
Он умолк, взволнованный, и благодарно посмотрел на нее. Неожиданно для себя он нашел в Кате поддержку, внимание, особенную теплоту. Он сожалел, что такой вечер не случился раньше, — сожалел, не зная, что ранее это было бы невозможно, что нужен большой подъем светлых человеческих чувств, чтобы двое людей стали друг другу близкими и дорогими.
Они проговорили до рассвета и пожалели, что ночь была так коротка.
Степан Рогов уезжал в город на учебу.
Снаряжали его всем колхозом. Митрич отдал свой добротный самодельный чемодан
До станции провожали двое: Митрич и Катя, у которой вдруг нашлись срочные дела в пристанционном селе. Старик был чрезвычайно весел — по случаю торжественного дня он немного подвыпил — и всю дорогу поучал Степана:
— А с профессором не спорь! А то у нас в церковно-приходской был отец божий — тихий да смирный с виду, а если что скажешь насупротив — жизни не даст! Не то, чтобы дрался щуплый был, побаивался, — а пилить — великий мастер!..
Степан и Катя, поотстав от телеги, забыли о старике. Они говорили обо всем и не могли наговориться, им хотелось, чтобы эта дорога была бесконечной.
Вот и станция… Прощальный гудок… Кате вдруг показалось, что она забыла сказать что-то самое главное, от чего зависит ее счастье и даже сама жизнь.
Но она не могла вспомнить, что же именно нужно сказать и только крикнула:
— Степа!.. Пиши!
…А поезд, позванивая буферами, все быстрее и быстрее мчался к городу, в котором Степану Рогову предстояло стать профессором.
Глава IX
Часа два Степан искал нужный ему дом.
Когда Митрич объяснял, как проехать к его дальней родственнице, Степану все было понятно: надо сесть в трамвай номер шесть, сойти на восьмой остановке, спросить Лабазный переулок, а там уже все знают дом Антонины Марковны Карповой, у которой муж жестяник, кривой на один глаз.
Все было просто: сесть в трамвай, доехать до Горбатого моста и там спросить.
Но беда в том, что Лабазного переулка никто не знал, даже милиционер. Он долго смотрел в свою книжечку, водил пальцем по плану города и наконец решительно ответил:
— Такого переулка в нашем городе нет.
И только когда Степан совсем уже отчаялся найти этот таинственный переулок, его обрадовала одна старушка.
— Не Лабазный, сынок, а Гоголевский переулок! Двадцать лет уже как Гоголевский! Пойдем, провожу — нам по пути.
Путь был далекий.
Давно умолкли звонки трамваев и сирены автомобилей; многоэтажные здания сменились небольшими чистенькими домиками; на узеньких тротуарах появились важные козы и хлопотливые куры.
Но вот где-то загудел мощный гудок, и старушка заторопилась.
— Со смены гудок-то, а у меня обед не готов!.. Да вот он, Гоголевский переулок.
Дом Карповых Степан нашел без труда. Это был небольшой уютный домик, без забора, но с новыми воротами, на которых висела табличка: "А. М. и Н. А. Карповы. Прошу звонить". Рядом блестела кнопка звонка.
Степан удивился: ставить звонок на воротах, если нет забора,
просто смешно. Но на всякий случай позвонил.Тотчас в окне мелькнула рыжая голова, и через секунду перед ним вырос паренек с упрямо торчащим хохолком на макушке, весь в желтых веснушках, ростом чуть повыше Степана.
— Позвонил? — улыбнулся он.
— Позвонил.
— Молодец! А то все думают, если забора нет — значит можно напрямик. Ничего, будет и забор. А ты к кому?
Степан назвал.
— А, ну тогда, значит, ко мне. Мама на работе, придет не скоро. Пойдем в дом.
Пока Колька, — так назвал себя паренек, — пытался разобрать каракули Митрича, Степан внимательно осматривал комнату.
Комната напоминала лабораторию — здесь были и радиоприемник, и фонари, и фотоаппараты, и какие-то сложные самодельные машины; у окна зеленовато отсвечивал аквариум с рыбками; на другом столе стояли пробирки, бутылочки с разноцветными жидкостями; у стены виднелся переплетный столик с зашнурованной на нем книгой.
Степан подошел к этажерке — очевидно, тоже самодельной. Книг было множество: Ленин, Сталин, Ломоносов, Бальзак, Жюль Верн… Они стояли аккуратными рядами, но вперемешку: "Три мушкетера" рядом с учебником немецкого языка, "Чапаев" рядом с "Таинственным островом" и дальше — брошюры по электричеству, астрономии, медицине, истории.
Прочитав письмо, Колька принялся убирать. Делал он это молча, быстро и чрезвычайно ловко: напильники, плоскогубцы, детали словно сами ложились в специальные гнезда, ящички, коробочки, — и только когда на столе не осталось ни пылинки, Колька накрыл его скатертью и сказал:
— Митрич поклон отцу передает. Приглашает приехать… А отца-то нет… Вот уже скоро два года… — голос его сорвался.
— На войне?
— Нет, он у меня старый был… Рак… Ты знаешь, что такое рак?
Он подошел к этажерке и не глядя взял брошюру.
"…Словом "рак" принято обозначать многие злокачественные опухоли: карциномы, меланомы, саркомы и ряд других, читал Колька. — Всех их объединяют следующие признаки: появление при отсутствии видимых причин, безудержное разрастание и перенос опухоли в другие органы и ткани. Как правило, наступает скорая смерть, если не будет принято своевременное лечение. Около десяти процентов людей старше сорока лет умирают именно от рака…" Понимаешь? Десять процентов!
Степан понимал. Именно о раке так часто говорил майор Кривцов. До сих пор в ушах звучат его слова:
"Это ужасная болезнь, Степан! Человек, заболевший раком, переживает страшную трагедию: ведь если рак не обнаружен в самой ранней стадии, смерть неизбежна. Человек переносит операцию за операцией, а в конце концов…"
А Колька в это время говорил:
— Понимаешь, отцу сделали три операции, но было поздно… Ему вырезали желудок, а рак перебросился дальше. Вот Митрич пишет, что ты — талантливый парень, и, наверное, будешь "медицинским профессором". Так послушай, что сказано в этой книге: "Проблема рака, как проблема неудержимого роста клеток, до сих пор еще не объясненного учеными, представляет исключительный научный интерес. Решение ее даст возможность проникнуть в самые неприступные области биологии, даст возможность понять некоторые сокровенные тайны жизни клетки". Правильно пишут?