Тот, кто должен

Какие пошлые сны могут сниться! Какие странные! Не порнуха, не флешмоб, не Ольга, не Ленка, а Басков. Полненький, розовощекий, поющий на сцене Басков. Мих проснулся от отвращения.

– Ма, я возьму машину?

– Возьми. Я Юру из офиса вызову.

Значит, сегодня к ней Басков не достучался.

«Мазда» – не самая лучшая машина в мире. Но от такой тачки Мих и сам бы не отказался – в утренних пробках выглядит она бодро, и только Славка, рассекающий на джипе «тойота», может заметить, что известнейший психолог современности смотрится за рулем, как телка, раскрутившая папика на дорогой подарок.

Телефон дребезжал с самого утра незнакомыми номерами. Мих не отвечал. Патологически не любил незнакомые номера, было подсознательное желание – удалить их все оптом, как спам.

– Я вас слушаю, – ответил, наконец, без энтузиазма, зависнув в очередной пробке и медленно подползая к светофору.

– Психолог, это ты? Ты себя вчера в новостях видел?

Мих узнал голос Ольги и обрадовался.

– Все наши сказали, что ты просто «милашка», только волосы торчат.

– Все под контролем.

– Я им так и передала, – засмеялась она.

Было ощущение, что он знает ее давным-давно. Или даже так – знал давным-давно, потом потерял, потом встретил, а она прежняя. И с ней по-прежнему легко, потому что она выросла в той же деревне, говорит на том же диалекте, помнит того же хромого соседа, который пугал тебя в детстве, и ту же почтальоншу тетю Зою.

– Увидимся? – предложил он экспромтом, пытаясь удержать ощущения узнавания.

– Можно. Только вечером, – согласилась она быстро.

Договорились о встрече. Мих вошел в офис в приподнятом настроении. Мария Гордеевна его радости не разделяла.

– На час ты опоздал. На час! Снова здорово? С какой радости?

Радость была, но делиться ею Мих не собирался.

– Пробки, а я на авто сегодня. Метро обычно быстрее.

Его телефон зазвонил снова.

– Пробки, мобилы, тачки, связи, – вот реалии современной молодежи.

Мих взглянул на портрет мэра.

– Еще и в телевизоре успеваем покрасоваться! – добавила Мария Гордеевна.

– А я говорил, что лучше вам поехать на шахту, – оправдался Мих. – Тогда вы бы и попали в новости.

– Да нужны мне эти новости!

Мих думал, что она обязательно прокомментирует еще и его речь, обращенную с экрана к несчастным шахтерским вдовам, но Мария Гордеевна уселась за свой стол и недовольно нахмурила наведенные черным карандашом брови.

Если бы не эта старая дурища, жизнь шла бы спокойнее и даже звонки телефона так не раздражали бы. Он все-таки ответил.

– Психолог, это ты? – спросил на этот раз мужской голос.

Мария Гордеевна стала сгребать со стола пудры-помады, собираясь по второму кругу в «Дом матери и ребенка».

– Мне Ленка дала твой номер. То есть я попросил у нее. Поговорить с тобой хочу…

Шеф вымелась из кабинета, и Мих смело сказал в трубку:

– У меня час разговоров сто долларов стоит, Макс.

Но вспомнил Ленкины всхлипывания и смягчился:

– Так и быть, сделаю для тебя исключение. Только подъезжай в мой кабинет, потому что вечером мне некогда.

– У тебя и кабинет свой?

– Самый модный в городе. Здание мэрии знаешь? Напротив – офисный центр. На третьем этаже, кабинет триста десять. Мы ближе всех к власти – в окна им смотрим.

– Это должно бодрить, – согласился Макс.

5. СЕАНС С МАКСОМ

Рядом с кабинетами социальной службы – офис фирмы «Окна-Двери». Заказы менеджеры «Окон-Дверей» принимают по телефону, а все остальное время курят в коридоре. Не то, чтобы в коридоре запрещается курить, но и не то, чтобы разрешается. И не то, чтобы запах дыма раздражает Миха, но и не то, чтобы радует…

Забрать социальную службу в свой корпус мэр не может, потому что это хлопотное соседство, но поселил в непосредственной близости. Офисное здание – старое, зато в центре, отобрано у НИИ еще в период перестройки.

Кабинет тоже ниишный – со старыми бюро, выцветшими шкафами и светокопировальным столом, заваленным пожелтевшими папками с секретными сметами. Так никто и не взял на себя смелости уничтожить государственные тайны прошлого века.

Мих спешно придвинул стол Марии Гордеевны к шкафу, а всю ее канцелярию смел в верхний ящик. Облагородив таким образом интерьер, вернулся за свой стол, закинул ногу на ногу и стал ждать Макса.

Обычно в этом кабинете бывали только посетители, направленные социальной службой: трудные подростки – фанаты клея «Момент», и их более опытные старшие товарищи – поклонники страшного зелья, вареного на уксусе, так или иначе – представители одной наркоманской модификации. Усовещания Мих считал занятием довольно бесполезным, но честно проводил душеспасительные беседы в рамках обозначенного социальной службой круга вопросов. Нарики иногда рассказывали интересные истории. Некоторых Мих, из личного любопытства, пытался разговорить на предмет цены удовольствия. Его интересовало, что можно стерпеть ради прихода, какое противостояние общественности можно вынести и стоит ли того зыбкое ощущение эйфории. Но, выслушивая их односложные ответы, все больше убеждался в том, что движет ими исключительно мания, а не рассудочный выбор. Способные толково рассуждать о зависимости и здраво оценивать свои поступки на самое дно не падали. Рассудок исключал манию. Мих все больше верил в мозги.