Товарищ мой

ПЕРЕКЛИЧКА

В дикой пуще, тихой чаще, Где дороги нет весною, Где готов ручей журчащий Стать Днепром или Десною, Там беседуют лесные Вековые исполины — Белоруссия с Россией И Россия с Украиной. Через фронт мы трое суток Пробирались в чащи эти — Не могли на парашютах, Чтоб отряд не рассекретить. Не сумели мы скорее В зону мстителей добраться И доставить батареи Для уже замолкших раций. Как давно все это было — В первой половине века! В центре вражеского тыла, Где живет лесное эхо, Около штабной землянки Шалаши неровным рядом — Место временной стоянки Партизанского отряда. Это все найти могли вы В повестях и кинолентах. Есть музеи и архивы, Многое уже — в легендах. Без повтора старых песен Очень кратко я затрону Лишь один рассвет в Полесье, Время выдачи патронов. Там, где мрамор обелиска Устремлен сегодня к солнцу, Шла как раз проверка списка, Позже вкованного в бронзу. Отзовитесь, партизаны! Здесь — Богданы! Здесь — Иваны! Есть — Батыры, Есть — Баграты, Что из пекла чудом вышли, Брестской крепости солдаты И герои Перемышля. Может, мне все только снится, Я ведь шел три дня, три ночи... Слышу — выкликают Фрица, Но поверить слух не хочет: На войне вошло в привычку Именем немецким этим, Ироническою кличкой Всех врагов крестить и метить. Отвечает «Здесь!» с акцентом Немец длинный и поджарый, С партизанской алой лентой Поперек пилотки старой, А ведь я уже не верил, Что, любимый мной когда-то, Жив рабочий Красный Веддинг И кулак, до боли сжатый. Вызывается Фернандо, И выходит смуглый парень. Комментариев не надо, Так красив он, так шикарен, Но на шее не гитара — Автомат с кривой обоймой. Здесь твоя Гвадалахара, За нее готовы в бой мы. Командир окликнул: «Ярош!» — И в ответ зрачки блеснули Острой яростью мадьяра, Темно-серые, как пули. Знать, Венгерская Коммуна Не сдается и поныне, По приказу Белы Куна К нам идут ее связные. В партизанском сорок третьем На полесских тайных тропах Представителей я встретил Чуть ли не со всей Европы. Я запомнил ваши лица И насупленные брови, Интернационалисты До последней капли крови. Начинали мы эпоху В общем бое, С общей боли. Ели скользкую картоху, Прошлогоднюю, без соли; Уходили на заданье По расхристанной трясине И мечтали о свиданье В Будапеште и Берлине. ...Партизанские знамена Тихо спят в музеях местных, Но в Полесье поименно Даже детям вы известны. Там показывал мне кто-то Ваше выцветшее фото. Вы построились красиво, Подбоченились картинно, И глядят на вас Россия, Беларусь И Украина. Ярош рядышком с Иваном, Дальше Фриц, Богдан, Фернандо... По каким краям и странам Вас искать сегодня надо? Друг о друге весть все реже. Треть столетья — это много, Но законы дружбы те же, И одна у нас дорога. Навсегда и воедино Связаны мы лентой алой С Фронтом имени Сандино, С непокорной Гватемалой. Мы по выходе из леса Поднимали автоматы, Как всемирного конгресса Делегатские мандаты. Вновь сойтись бы, Спеть бы хором Песню партизан полесских... Продолжается наш форум, Мир и дружба на повестке. 1978

РАССКАЗ ЛЕТЧИКА

Как летчик, я поклонник скоростей! Люблю по небу пулей просвистеть. Медлительной езды не выношу, Но странный случай в памяти ношу И говорю: достойны похвалы Ленивые полтавские волы. Я в первой схватке был зениткой сбит. Пожалуй, «ястребок» не долетит, Хотя до фронта километров пять, А там аэродром — рукой подать. Я сбил огонь, бежавший по крылу, Но сесть пришлось во вражеском тылу. Я сел в долине между двух дубрав И вывалился, куртку разодрав. Взвожу на всякий случай пистолет, Но никого вокруг как будто пет. Зенитки где-то хлопают левей, А здесь поет и свищет соловей. И я решаю: самолет сожгу, Чтоб только не достался он врагу... А совесть возражает: пожалей Честь летчика и миллион рублей. Нет! Вот сейчас услышу лай собак — Затворы в речку, спичку в бензобак. Саднит плечо, на лбу холодный пот. А соловей поет, поет, поет. Вдруг слышу скучный мирный скрип колес: Лесной дорогой выезжает воз. Фронт и волы! Представьте вы себе! Их дядька понукает — цоб-цобе. — Где немцы? — спрашиваю у дядька, А он: — Мы их не бачили пока. Тебе, наверное, видней с небес, Куда в пределы наши враг залез. — Далеко ль едешь? — Сам не видишь? В гай... — Волов из колымаги выпрягай! Волы потянут самолет домой! — А дядька причитает: — Бог ты мой! — Мой «ястребок» поехал, как арба. Плывут четыре рога, два горба. Гей! Цоб-цобе! Под носом у врага Медлительно качаются рога. В такой упряжке бедный «ястребок» Условный фронт, хромая, пересек. История закончилась добром — Вернулся я на свой аэродром. Всего хлебнул я в летчицкой судьбе. Но надо ж вот такое. Цоб-цобе...

РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА

В Детройте приставили мне переводчика, Хотя понимаю и сам по-английски. Умильно хвалил он кубанскую водочку, Ругаясь, из фляги потягивал виски, И все вспоминал ставропольские ерики, И вдруг замолкал, озираясь сурово. О том, как он стал гражданином Америки, Его я не спрашивал, честное слово. Зачем ворошить эти залежи душные? В расспросах и смысла теперь уже нету. Дай бог, если только одно малодушие Его занесло на иную планету. Полнейший порядок у этого мистера — Предел благоденствия — домик с бассейном. Чего я киплю, конструируя мысленно, Какою неправдой обрел он спасенье? Меня раздражает его мельтешение, Но знаю, что слушаться нервов не нужно. Мы оба при галстуках. Вот приглашение — Нас просят пожаловать в Общество дружбы. Как я говорил, переводчик не нужен мне, Я сам кое-как управляюсь с беседой. И мой прикрепленный остался за ужином В радушном кругу седовласых соседей. И слышу — к нему обращаются с тостами: «За вашу страну! За московские звезды! Так счастливы видеть советского гостя мы». Он должен в свой адрес принять эти тосты. Здесь, в Обществе дружбы, не знают, Что продана Была по дешевке душа его дважды. Пусть сам разбирается, где его родина, Пусть глотка его пересохнет от жажды. Лицо переводчика — красными пятнами. Он дорого дал бы, чтоб я не заметил. История грустная, в общем понятная В разорванном мире, в двадцатом столетье.

РАССКАЗ ПАРТИЗАНКИ

В непокорной стороне лесной, В чащах между Гомелем и Речицей, Партизанской я была связной — Зря потом писали, что разведчицей. Сами знаете, в шестнадцать лет В жизни все легко — какие тяготы? Чтоб карателям запутать след, Делай вид, что собираешь ягоды. Часто мины доверяли мне: Я ходила с ивовой корзиною, Дремлет гибель на плетеном дне, Поверху засыпана малиною. Уж не помню — в полдень, поутру ль — По опушке я прошла над бездною: Там остановил меня патруль — Угости малиною, любезная. Было трое их. Один, малой, Ягоду горстями в рот заталкивал. Вот уже остался тонкий слой Сверху мины той противотанковой, Что взорвать мне, видно, не суметь — Я делам саперным не обучена. Очень легкая была бы смерть — Лучше так, чем быть в тюрьме замученной. Я сказала — мне пора домой — И пошла, неся корзину тяжкую, В чащу, в лес тропинкою прямой, Вслед глаза — как дула под фуражкою, Запахом малины дышит зной. Губы пересохли. Сердце мечется. В партизанах я была связной, Зря потом писали, что разведчицей.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО БЕРЕСТА

Лавров не надо — сгодится и вереск. Впрочем, и жесть неплоха на венки. Я, лейтенант по фамилии Берест, Смерти случайной своей вопреки Выйду к товарищам на перекличку, Как победитель десятка смертей. Мимо Сельмаша летит электричка... Дети на рельсах... Спасайте детей! Знает начальство ростовский мой норов. В жизни однажды штурмуют рейхстаг. Вспомнит Кантария, скажет Егоров, Кто их водил устанавливать флаг. Это вранье, что я жил непутево После войны из-за мелких обид. Не был тщеславен я, честное слово... Дети на рельсах, А гибель трубит! Лавров не надо. Пришлось мне изведать Горькие годы, тоску и позор. Но непорочное Знамя Победы Нес я тогда и несу до сих пор. Под выходной, вдоль дороги железной, Трезвый шагаю домой из гостей. Про осторожность твердить бесполезно. Дети на рельсах... Спасайте детей! Вот просигналить бы предупрежденье! В руки бы мне кумачовый лоскут! Но на принятие трезвых решений Мне никогда не хватало секунд. Может, на рельсах игравшие дети, Двое, потом, после игр и затей, Будут взбираться на крышу столетья С флагом Победы... Спасайте детей!

ПОМНЯТ ЛЮДИ

На земле многострадальной белорусской Наш разведчик в руки ворога попался. Был захвачен он, когда тропинкой узкой В партизанские районы пробирался. Был он смуглый, черноглазый, чернобровый, Он из Грузии ушел в поход суровый. Ты лазутчик? Признавайся в час последний! Отвечал он:— Из деревни я соседней. По деревне, по снегам осиротелым Повели его галдящею гурьбою. Если врешь, не миновать тебе расстрела, Если правда, то отпустим, черт с тобою! Не иначе лейтенантом был ты прежде, А теперь в крестьянской прячешься одежде. Отвечал он: — Вон вторая хата с края, Проживает там сестра моя родная. Тяжела его прощальная дорога. Конвоиры аж заходятся от злости. Смотрит женщина растерянно с порога — Незнакомца к ней ведут лихие гости. Узнаешь ли ты, кто этот черноглазый? Что ответить, коль не видела ни разу? Оттолкнула чужеземного солдата: — Ты не трогай моего родного брата! И прильнула вдруг к щеке его колючей, От мучения, от смерти заслонила. На Полесье помнят люди этот случай. В лихолетье, в сорок первом, это было. Ничего о них мне больше не известно, Но о брате и сестре сложилась песня. Может, в Грузии ту песню он услышит И письмо ей в Белоруссию напишет...

ВТОРОЙ РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА

Память о Победе дорога! И сейчас я вижу все детали Дня, когда под городом Торгау Мы с американцами братались. Был один из них чудаковат И носил пилотку на затылке, К удивлению своих солдат, Воду Эльбы наливал в бутылки. Он мои гвардейские усы Трогал беспардонно и беспечно. Он хотел купить мои часы, Я ему их подарил, конечно. И представьте, мир настолько мал, Что недавно в городе Детройте В день приезда сразу повстречал Чудака, с кем виделся на фронте. Как друг друга распознать смогли Через годы, И какие годы! На обратной стороне земли Разные системы и народы? Тот американец! Тот солдат! Пожимавшая мне руку лапа. Ухарски заломлена назад Желтая стетсоновская шляпа. Он к себе домой повез меня: Выпьем что-нибудь за нашу встречу. Не люблю я пить в начале дня, Но во имя дружбы не перечу. — Помнишь Эльбу? Воду той реки,— Говорит он,— С наступленьем мира Я расфасовал на пузырьки, Получилось вроде сувенира. С этого мой бизнес начался. Развернул я славную торговлю. Знает магазин округа вся, Сувениры новые готовлю. Пили мы не очень крепкий грог, И молчал, деля застолье с нами, Здоровенный лоб, его сынок, Летчик, воевавший во Вьетнаме.

РАССКАЗ ВЕТЕРАНА

Спасибо вам, друзья, за приглашение. И рад бы в красногалстучном кругу Я День Победы встретить... Тем не менее Прийти на сбор, пожалуй, не смогу. С годами становлюсь сентиментальнее, Защелкиваю память на замок: Боюсь, что вдруг воспоминанья дальние Застрянут в горле, как крутой комок. Лишь к зданью школы подойду, И видится Мне Самый страшный в жизни эпизод. Мальчишка был у нас в полку. Под Витебском. Ему пошел одиннадцатый год. Усыновлен разведчиками строгими, Не сиротою он в окопе жил. Каких мы только хитростей не строили, Чтобы отправить мальчугана в тыл! Вот увезут с попутною оказией, Через леса, где рыщет враг и волк. Но завтра снова — Что за безобразие!— Является пацан в гвардейский полк. Ну ладно! Дополнительной нагрузкою, Недавний школьник, был я наделен: Уроки арифметики и русского Брал у меня в часы затишья он. Был сын полка обласкан взглядом любящим Гвардейцев старших. Он для них тогда Был мирным прошлым И счастливым будущим, Но взорвалась еще одна беда: Мы встретили атаку полуночную И на позициях нашли чуть свет Мальчишку с перебитым позвоночником, И военврач сказал: — Надежды нет! — Под нашими мучительными взглядами Шептал мальчишка из последних сил: — Все, что по арифметике мне задано, Проверьте, правильно ли я решил... Я ту тетрадку с детскими задачками Донес до самого конца войны. Страницы были кровью перепачканы. Примеры были верно решены. Она вела меня в атаки дерзкие И отплатилась дорого врагу. Шлю поздравленья слету пионерскому, Но к вам прийти, пожалуй, не смогу.

РАССКАЗ МИНЕРА

Штурмовал я города, Наши и чужие — разные. Но представь, что никогда Я победы в них не праздновал. Не успеют передать Из Москвы приказ Верховного, Я опять Иду искать, От огня не застрахованный. Извини уж за минор, Излагаю все по совести: Ошибается минер Только раз в опасном поиске. Почта, банк, вокзал, райком Подлежат проверке первыми. Изучаю каждый дом, Словно прикасаюсь нервами. Трафаретом «нету мин» Метят стены, коль прослушаны И подвал, и мезонин, И соседний блок разрушенный. ...Так работал на войне, Но боюсь, что в годы мирные На две жизни хватит мне Проверять и разминировать: Где раздольные поля И среди долины ровныя, Наша горькая земля Сплошь взрывчаткой фарширована. Мина дремлет до поры, Как вулкан с остылым кратером, Бомбу в глубине норы Задевают экскаватором. И вокруг нелегкий мир — На особые задания Выезжать пришлось в Алжир И в другие страны дальние. Много баек рассказать Постараюсь вам за ужином. Телефон... Честная мать! Вызывают в штаб опять — В сквере бомбы обнаружены.

РАССКАЗ КУРОРТНИКА

Я был отправлен на ремонт В районы горного заката, Где Первый Украинский фронт Войну заканчивал когда-то... Опять ты про свое, солдат! Все ищешь в заревах пожары? Ну, звался городок Карлсбад, Но он теперь не Бад, а Вары. Забудь, как был наш век жесток И как свистели пули-дуры. Здесь вместе Запад и Восток Проходят гидропроцедуры. Седых мужчин из двух миров Брандспойтом подвергают порке, По телу разгоняют кровь, Как демонстрацию в Нью-Йорке. В бассейне мы сидим вдвоем, Довольно древние Адамы, И через воду, сквозь излом Свои разглядываем шрамы. Поговорить баварец рад. Он объясняет мне: — Вот это Пятно оставил Шталинград, Ну а откуда ваша мета? — Налился темной болью шрам И проступает из-под кожи. Мы оба побывали там, Друг в друга целились, быть может. А нынче — брызги, плеск и смех, Расстеленные полотенца; В их белизну проворный чех Нас пеленает, как младенцев. Подходит сон Со всех сторон... Лом о та, Добрая дрем о та... И вдруг будильника трезвон — Как очередь из пулемета. Раненья красная печать Болеть как будто перестала, Но вряд ли я смогу начать, Как новорожденный, с начала.

РАССКАЗ СВЯЗИСТА

Не первого и не девятого мая Война закончилась для меня: Огонь круговой на себя принимая, Еще бедовал я четыре дня. Машина-летучка из роты связи Завязла, ущельями проходя. На каждом скате — по тонне грязи. Сидим под брезентом на дне дождя, Счастливые тем, что в нашу беседу Врывается лишь натуральный гром. Москва объявляет сейчас Победу. Мы живы! Мы выжили! Мы живем! Сидим без горючею и без хлеба. Но ты понимаешь — войне конец! Вдруг спереди, сзади, справа и слева Стучат автоматы, свистит свинец. Какой-то немецкий отряд на марше, Тикая на запад, уткнулся в нас. Я должен решенье принять, как старший, И может, на фронте — в последний раз. Имею ли после Победы право Испытывать смертью своих солдат? Сзади, спереди, слева, справа Свистит свинец, автоматы стучат. Штаб корпуса я по радио вызвал, Жалея себя и судьбу кляня. Прощай, Победа! Прости, Отчизна! Мы в окруженье — огонь на меня! Считаю секунды и представляю, Как ищут на карте седьмой квадрат, Как, снова гаубицы расчехляя, Меня начальники матерят. Враг наседает. Но вот разрывы. Ущелье накрыл огневой налет. Мы столько лет оставались живы, Ужель свой снаряд нас теперь убьет? Не дал в ущелье врагу прохода Огонь, направленный на меня. Война тянулась четыре года, Но памятней всех — те четыре дня.