Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Упрек этот тем более силен, что правомерно может быть отнесен к другому знаменитейшему и величайшему из русских патриотов — также отпрыску помещичьей семьи. Напомним, что личные неурядицы великого нашего Федора Михайловича Достоевского начались с того, что умерла его мать; тогда будущему писателю исполнилось 16 лет. Двумя же годами позже, в достопамятном 1839 году, собственными крепостными был убит его отец — в поле, во время сельскохозяйственных работ.

Вот бы великому людоведу и душелюбу написать роман по такому сюжету! Но куда там! Гораздо приятнее ему было рассуждать о Царьграде, о богоносных мужичках, о ничтожных полячишках и о жидах, пьющих кровь христианских младенцев!..

Политический рецепт Тютчева о противопоставлении России и революции был немедленно опробован практически: в 1849 году войска Николая I раздавили революцию в Венгрии.

Вслед за тем, позарившись (в который раз!) на Проливы и замыслив в 1853 году поход на Балканы, Николай явно не расчитывал ни на возможность, ни на желание европейцев оказать отпор.

А зря: нужно было повнимательнее вглядываться в сводки погоды и биржевые курсы!

Николай I, опрометчиво напавший на турок, оказался лицом к лицу с могущественнейшей европейской коалицией. Развалины Севастополя продемонстрировали всему миру, что Николаевская Россия оказалась подлинным колоссом на глиняных ногах!

Николай не смог пережить такого унижения.

Официально он умер 18 февраля (2 марта н. ст.) 1855 года, но молва свидетельствует о том, что после фактической смерти выигрывалось время для принятия дальнейших решений: еще трое суток печатались бюллетени о состоянии его здоровья. Сообщение о смерти царя пришло в Москву из-за границы ранее, чем из Петербурга. [266]

Так и не известно доныне, было ли это убийством, самоубийством или естественной смертью. Возможен и промежуточный вариант: медицинское самоубийство: уже тяжело простуженный царь выезжал из дворца в зимний холод в открытой повозке, одетым в легчайший плащ.

266

Н.Я. Эйдельман. Герцен против самодержавия. Секретная политическая история России XVIII–XIX веков и Вольная печать. М., 1973, с. 10.

19 февраля 1855 года на трон вступил его сын Александр II.

Патриотический подъем, сопровождавший, между тем, и эту войну, неожиданно продемонстрировал весьма специфические настроения крепостных крестьян. Об этом писал все тот же Чичерин:

«В начале настоящей войны, когда образовалось морское ополчение, крестьяне толпами бежали в него, хотя вовсе не были к тому призываемы. В нынешнем году при учреждении государственного ополчения правительство разослало по церквам циркуляр для возбуждения в народе ревности к защите веры и отечества. Государственные крестьяне, вероятно одушевленные меньшим патриотизмом, остались спокойны; но помещичьи опять толпами бросились в ополчение. Они не хотели верить, что несмотря на службу, они останутся крепостными — и правительство было вынуждено отменить циркуляр». [267]

267

Голоса из России. Вып. I, ч. II, с. 169–170.

Война, между тем, продолжалась — Александру невозможно было начинать царствование с признания позорного поражения. 27 августа (8 сентября) 1855 пал героический Севастополь — теперь уже не русский город! — и достижение компромиса стало еще проблематичнее.

Но вот на Кавказском фронте 28 ноября (10 декабря) был взят Карс, осаждаемый русскими — и теперь явились возможности для не очень изящных политесов.

4/16 декабря европейская коалиция вручила России ультиматум об условиях заключения мира. Через месяц, 4/16 января 1856, они были приняты Александром II. Еще через полтора месяца, 18/30 марта 1856 года, был подписан Парижский трактат, подчеркнувший унизительные итоги войны: к Румынии отошла Бессарабия, Россия лишалась права держать военный флот в Черном море и т. д.

Громогласное поражение завершило эпоху, основу которой создала эйфория от побед 1812 года. Самодовольная Россия десятилетиями не предпринимала почти что ничего для самосовершенствования. Ход войны наглядно демонстрировал, что Россия и Запад снова, в который уже раз, очутились на совершенно различных ступенях научно-технического прогресса.

Это оказалось не пропагандой и не мифом, а непреложной и неприглядной истиной, которую можно было предвидеть заранее, разглядывая сухие цифры бесстрастных и бесспорных экономических показателей.

Если до конца XVIII века Россия сохраняла прочное первое место в мире по выплавке чугуна, то не позднее 1805 года ее обогнала Англия, около 1825 года — Франция и США, с 1855 года — Пруссия и даже Австрия, а затем догнала Бельгия. [268]

В 1859 году выплавка чугуна составила по странам (в млн. пудов): [269]

Англия — 234

Франция — 53

США — 52

Пруссия — 24

Австрия — 20

268

С.Г. Струмилин. Указ. сочин., с. 325.

269

М. Туган-Барановский. Указ. сочин., с. 67.

Бельгия — 19

Россия — 19

Еще в 1830-е годы в России выплавлялось порядка 12 % мирового объема производства чугуна, а к 1859 году ее доля упала до 4 %. [270]

Аналогичные процессы имели место и в экономике черной металлургии: если с 1824 — 1826 по 1848 — 1850 годы цена железа в Петербурге оставалась практически неизменной, то в Англии за тот же период цены снизились на 60 %. [271] В Англии рост массового производства сопровождался техническим прогрессом, повышением производительности труда и снижением себестоимости продукции. Принудительный труд рабочих, прикрепленных к уральским заводам, не обеспечивал ни первого, ни второго, ни третьего.

270

Там же.

271

Там же, с. 68.

Прочие экономические показатели подтверждают ту же тенденцию. Вот, например, как менялись обороты внешней торговли (в млн. рублей серебром) у трех ведущих европейских держав после памятной даты — восстания декабристов и воцарения Николая I: [272]

1825 г. / 1850 г.

Англия 565 / 2 162

Франция 280 / 1 000

Россия 123 / 214

Вот теперь, согласно постоянно действующей российской традиции, наступило время реформ, хотя предупреждал же еще министр просвещения Николая I граф С.С. Уваров: [273]

272

П.П. Мигулин. Экономический рост русского государства за 300 лет (1613–1913). М., 1913, с. 80.

273

Автор знаменитой триединой формулы: самодержавие, православие, народность — явное подражание и антитеза французской: свобода, равенство и братство.

«Крепостное право существует, каково бы ни было, а нарушение его повлечет за собою неудовольствие дворянского сословия, которое будет искать где-нибудь, а искать негде, кроме области самодержавия. Кто поручится, что тотчас не возникнет какой-нибудь тамбовский Мирабо или костромской Лафайет, хотя и в своих костюмах. Оглянутся тогда на соседей, и начнутся толки, что и как там устроено. Наши революционеры или реформаторы произойдут не из низшего класса, а в красных и голубых лентах. Уже слышатся их желания и без этого повода…

Правительство не приобретет ничего посредством этого действия. Низший класс и теперь ему предан, а бояться его ни в каком случае нечего: крестьяне могут поджечь дом, поколотить исправника, но не более. Правительство не приобретет ничего, а потерять может много. Другая оппозиция опаснее ему». [274]

2. Великая реформа

274

М.Н. Покровский. Кризис барщинного хозяйства, как основа, и севастопольский разгром, как исходный момент крестьянской реформы, с. 12.