Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Валуев записал в дневнике: «было здесь что-то вроде уличной демонстрации. Хоронили студента, содержавшегося под стражей по политическому делу и выпущенного на поруки. Его хоронила, т. е. сопровождала, толпа с внешними признаками нигилизма (т. е. стриженые женщины, длинноволосые мужчины и синие очки), назойливо и грубо требовавшая снятия шляп у встречных. На вопросы, кого хоронят, отвечали с указанием на арест и причину ареста». [559]

Затем в Петербурге обосновался Натансон — уже с «новой» идеей:

559

Дневник П.А. Валуева, т. 2, с. 349.

«Эта новая идея состояла именно в «народничестве». Мы раньше были «пропагандистами» и «развивали народ», прививали ему «высшие» идеи. Новая идея /…/ изложена в программе кружка Натансона, да отчасти вошла в программу «Народной Воли». Решено было, что народ русский имеет уже те самые идеи, которые интеллигенция считает передовыми, т. е. он, народ, отрицает частную собственность на землю, склонен к ассоциации, к федерализму общинному и областному. Учить его было нечему, нечему и самим учиться. Требовалось только помочь народу в организации сил и в задаче сбросить гнет правительства, которое держит его в порабощении» [560] — комментировал ее позднее Тихомиров, сам сидевший в то время в тюрьме.

560

Воспоминания Льва Тихомирова, с. 85–86.

Практически деятельность Натансона и его новых соратников началась с побега, организованного в Петербурге в июне 1876 года П.А. Кропоткину, сидевшему под следствием с марта 1874 года. Особая забота именно о нем (а не о ком-то другом из многих сотен арестованных) объяснялась пиететом, испытываемым остальными революционерами к этому князю-рюриковичу.

Чуть позднее в Петербурге снова появился Александр Михайлов, но и теперь его учеба не заладилась — на этот раз уже навсегда: «Летом 1876 г. мне разрешили вернуться в Петербург, куда несли меня мечты.

/…/ выдержал проверочный экзамен в Горный институт и /…/ приготовил тридцать рублей, следуемых за право слушаний лекций за полгода. Но оказалось, что из 80 державших проверочное испытание около 60 получило удовлетворительные отметки, а было принято, по числу вакаций, только 30 человек. Я не попал в это число и дал слово не искать счастья в этих просветительных заведениях». [561]

Вернемся к «южным бунтарям».

Непредвиденные обстоятельства, о которых упоминал Дейч, оказались того же свойства, что и у Нечаева в 1869 году. Сначала «бунтарям» совершенно явно не хватало сил справиться со всеми организационными и техническими задачами: посланный в столицы Фроленко не сумел склонить спонсоров жертвовать средства на приобретение оружия — об этом уже говорилось. Пришлось ограничиться его приобретением на относительно небольшую (по сравнению с поставленными задачами) сумму (набралось 500 рублей), собранную «бунтарями» в ближайшем окружении, но доставка и этого оружия затянулась позднее конца лета 1876 года — а потом и его пришлось не использовать, а прятать.

561

А.П. Прибылева-Корба и В.Н. Фигнер. Указ. сочин., с. 44, 80, 98.

Не появилась и заказанная типография из-за границы: пока позднее, в 1877 году, за дело не взялся Зунделевич, поставивший работу на профессиональную коммерческую основу (т. е. попросту нанявший евреев-контрабандистов, традиционно промышлявших вдоль западной границы), переброска через нее значительных материальных объектов представляла собой непреодолимые трудности. Но затем навалились еще более серьезные неприятности.

«В нашу штаб-квартиру в Елисаветград приехал из Киева некто Горинович, который, будучи арестованным в 1874 году, повыдавал всех, кого знал, в том числе Дебагория-Мокриевича, Стефановича, Марию Коленкину, за что его и освободили из тюрьмы, а названные им лица частью были арестованы, частью скрывались в качестве «нелегальных». Предположив, что в Елисаветград он приехал с намерением указать полиции разыскиваемых ею нелегальных, некоторые из членов нашего кружка, и я вместе с ними, решили устранить его» [562] — сообщает Дейч. Сразу заметим, что предположение о предательстве Н.Е. Гориновича в 1874 году так предположением и осталось. Но Дейча и его товарищей это нисколько не смутило.

562

Деятели СССР и революционного движения России, с. 71.

«6 сентября 1876 года в Одессе был тяжело ранен Л. Дейчем шпион Горинович, бывший пропагандист, выдавший в 1874 году своих товарищей и после освобождения нашедший возможность снова проникнуть в один киевский кружок. Лицо раненого шпиона было обожжено серной кислотой, а прикрепленная к нему записка гласила: «такова судьба всех шпионов»» [563] — рассказывает классик истории российского революционного движения.

Тихомиров слышал об этой истории от непосредственных исполнителей — Дейча и Стефановича (третий, В.А. Малинка, был повешен за это преступление в 1879 году — причем по закону о чрезвычайном положении, введенном в Одессе позднее покушения на Гориновича; как всегда, власти, сознавая собственную моральную правоту, с законностью не считались!) — и рассказывает об этом так: «От такого сумасшедшего, как Дейч, участвовавшего в ужасной попытке убить Гориновича, всего можно было ожидать. Этот Горинович, заподозренный компанией Дейча в Одессе в шпионстве, был оглушен ударами Дейча с товарищами и облит серной кислотой, которая выжгла ему глаза и все лицо, превратившееся в какую-то плоскую лепешку. Убийцы уверяли, что они считали Гориновича убитым и облили кислотой собственно для того, чтобы труп нельзя было опознать. Но как бы то ни было, Горинович остался жив, без глаз, с изуродованным лицом, и вдобавок всю жизнь уверял интимнейших друзей, что он чист от какого бы то ни было шпионства или выдач товарищей полиции». [564]

563

А. Тун. Указ. сочин., с. 149–150.

564

Неизданные записки Л. Тихомирова. // «Красный архив», т. 29, 1928, с. 165.

Записка, оставленная на теле, явно исключает версию о сокрытии мотива, а следовательно — и объекта покушения. Выливать же кислоту на труп по каким-либо иным причинам совершенно нелепо. Поэтому остается одна возможность: кислоту лили на заведомо живого человека, дабы продлить его мучения.

Как тут не вспомнить известного писателя и публициста М.С. Восленского! В детстве он познакомился с чудеснейшим старичком: «Случай захотел, чтобы я школьником познакомился с почти 80-летним Л.Г. Дейчем и часто бывал у него. /…/ Милый Лев Григорьевич, переписывавшийся с разными странами, /…/ регулярно снабжал меня почтовыми марками». [565]

565

М. Восленский. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. Лондон, 1985, с. 81.

Мне, автору данной книги, случалось в течение долгой жизни познакомиться с немалым числом ветеранов войн и революций, соратниками Ленина, Сталина и Гитлера, не исключая и лагерных палачей. К некоторым старичкам и старушкам было явно опаснее приближаться, чем к ядовитым змеям. Зато другие, подобно сытым удавам, так и излучали доброжелательность, чуткость и гуманность — им до конца жизни вполне хватило крови, досыта выпитой в свое время; к этой категории, очевидно, относился и Лев Дейч.

Характерно, что издав в советское время книгу с претенциозным названием, [566] Дейч рассказывал в ней о персонажах, с которыми был едва знаком (С.П. Дегаев, Л.П. Меньщиков, Г.А. Гапон, Е.Ф. Азеф), и почти не добавил о них что-либо, не известное от других авторов; желания же вспомнить о Гориновиче у него не нашлось.

Расправа над Гориновичем не исправила положения заговорщиков. Она оказалась не только зверской, но и страшно глупой. Выжив и при этом неизбежно возбудив к себе интерес полиции, Горинович теперь повел себя явно не как святой: «После этого в Елисаветграде было арестовано лицо, у которого Горинович встречался с Малинкой и Дейчем; открыто было и наше убежище. Жандармы шли по нашим следам. Остальные члены кружка, жившие по селам и наезжавшие в Елисаветград, могли быть прослежены. Пришлось нам ликвидировать наши поселения и всем бежать из этой местности. Назначив сборным пунктом Харьков, мы бросились врассыпную. /…/

566

Л.Г. Дейч. Провокаторы и террор. По личным воспоминаниям. Тула, 1926.

Когда мы собрались в Харькове и приступили к выработке дальнейшего плана действий, среди нас проявилась необыкновенная рознь. Ясно становилось, что кружку нашему — с нашими общими планами — пришел конец» [567] — рассказывает Дебогорий-Мокриевич.

«Словом, «прекрасно разработанный план» не осуществился, и /…/ кружок бунтарей ликвидировался» [568] — заключает Дейч.

Несомненно, проблемы возникли не только в связи с полицейской угрозой, но большинство участников предприятия психологически надломила история с Гориновичем. Напоминаем, что деятельным членом кружка «бунтарей» состояла Вера Засулич. Она служила как бы живым напоминанием о Нечаеве, соратницей которого была в 1869 году, и отсидела за это два года в крепостях.

567

Деятели СССР и революционного движения России, с. 64.

568

Там же, с. 71.

Теперь все повторялось заново, протекало по тому же сюжету и сценарию и привело к такому же краху — и организационному, и моральному. Многие из них теперь просто не могли глядеть в глаза друг другу.

Дебогорий-Мокриевич уже никогда не вернулся к роли революционного лидера, вполне соответствовавшей его способностям и темпераменту, а Засулич, очутившись очередной раз на мели, пошла затем на совершенно отчаянную попытку изменить собственную судьбу и придать ей хоть какой-нибудь смысл.