Трагическая история острова Пасхи

Много, много еще другого рассказывали женщины пришедшим в деревню гостям: и о способности Кане летать по воздуху, и о том, как он морочил односельчан, оборачиваясь деревом или камнем, и о его общении с демонами в своей хижине (вот, в этой самой). Потрясенные гости уже не решались подойти к хижине и осматривали ее издалека; возвратившись домой, они пересказывали все эти истории о Кане, приукрашивая их кое-какими подробностями. В итоге, по острову скоро стали ходить легенды о невероятной силе колдовства Кане, но это не отпугнуло желающих посетить его родную деревню и поглазеть на его хижину, - наоборот, поток гостей возрастал, на что и рассчитывали хитрые женщины.

Мауна, молодая жена Капуны, как-то незаметно взяла на себя руководство жизнью всей деревни: староста никогда не вмешивался в женские дела, по опыту зная, что это чревато неприятностями; он довольствовался своей ролью деревенского правителя и не стремился к большему. Но Мауна желала полной власти, хотя и не могла управлять на законных основаниях - никогда на острове не правили женщины, это было запрещено. Власть имела священный характер, также как жречество, и женщинам не было доступа ни к тому, ни к другому; девы, посвятившие себя богам, не шли в счет, ибо они отреклись от мирской жизни, - нельзя же было отречься от мирской жизни и управлять ею! Таким образом, женщины были бесправны во власти и в священстве, но у них оставался верный способ воздействия на эти мужские дела - воздействовать на самих мужчин.

Конечно же, Мауна начала с самого близкого и доступного для нее мужчины - со своего мужа.

– Послушай, Капуна, - говорила она ему утром за завтраком, - объясни мне, почему наш староста не пошел в Священный поселок на собрание старейшин, которое созывал вождь Аравак?

– Ну, как же ты не можешь понять, - снисходительно отвечал ей Капуна, - ему нельзя было идти. На собрании он оказался бы в неприятном положении: за что ему подать свой голос - за оправдание или за осуждение Кане? Если за оправдание, то подумали бы, что он выгораживает односельчанина; если за осуждение, подумали бы, что наш староста выгораживает себя.

– О, боги, как трусливы мужчины!
– возмущением воскликнула Мауна.
– Если он наш староста, то должен был прежде всего подумать о нашей деревне!

– Как это?
– не понял Капуна.

– Ему следовало решительно высказаться за осуждение Кане!
– отрезала Мауна.

Капуна с изумлением уставился на жену.

– Как ты могла вымолвить такое?! Осудить Кане?! Которого он знает с пеленок? Которого воспитывала вся деревня? Которого мы все знаем и любим? Осудить моего лучшего друга?! Как у тебя язык повернулся такое сказать!

– О, боги, мужчины не только трусливы, но и глупы!
– вскричала Мауна, взмахнув руками от досады.
– Неужели ты не понимаешь, что Кане сам осудил себя, похитив посвященную деву, дочь верховного жреца, - да еще похитив ее из Священной рощи?! Разве я не говорила тебе с самого начала, что все это добром не кончится? Я сперва жалела в глубине души Кане, но после поняла, что его нечего жалеть, если он решился на такое преступление. Те, кто защищают его, тоже становятся преступниками! А нашему старосте следовало бы признать свои ошибки и попросить деревню, чтобы его переизбрали. Он, знающий Кане с пеленок; он, заботящийся о его воспитании, - кого он воспитал?.. Нет, нам нужен другой староста! Нам нужен староста, который не побоится сказать прямо, что Кане - преступник, и мы отрекаемся от родства с ним и проклинаем его! Тогда мы заслужим уважение всех почтенных людей острова, тогда великий вождь Аравак окажет нам свою милость... Нет, нам обязательно нужен другой староста, - повторила Мауна, - и почему бы тебе не стать им? Разве ты хуже нынешнего старосты, разве у тебя нет ума и воли? Есть, - да побольше, чем у этого старика! Ты лучший мужчина в деревне!

Капуна закряхтел и почесал голову.

– Пожалуй, ты права... Но как мне осуждать Кане? Он мой друг, он мне как брат. Сколько раз он выручал меня... Неужто я должен отплатить ему черной неблагодарностью?

– Ну, тогда ты до седых волос будешь на побегушках у кого-нибудь, кто посмелее тебя и не побоится обвинений в неблагодарности! Он станет помыкать тобой, он заберет себе лучшее из того, что ты добудешь на охоте, на рыбной ловле или вырастишь на своем поле, а ты даже не посмеешь возразить ему! О, боги, - зачем я вышла замуж за этого человека?! Какой из него муж, какой отец моих детей?

– Мауна опустилась на землю и зарыдала, закрыв лицо руками.

– Детей?
– растерянно переспросил Капуна.
– Уж не хочешь ли ты сказать...

– Да!
– перебила его Мауна, продолжая плакать.
– О, я несчастная, я понесла в чреве моем от этого слабого и безвольного человека! Лучше мне умереть, - умереть прямо сейчас, - чем всю жизнь страдать с таким мужем! О, сын мой, лучше тебе не появляться на свет, лучше тебе никогда не увидеть солнца, чем мучиться так, как мучаюсь я!

– Милая моя Мауна, не плачь, прошу тебя, мое сердце разрывается на части от твоих рыданий!
– Капуна неуклюже попытался обнять жену, но она с гневом отбросила его руку.
– Подумай, хотя бы, о нашем ребенке, вдруг у тебя случится выкидыш от огорчения? Я так рад, что у меня родится сын! Дорогая моя Мауна, не плачь, прошу тебя, - я сделаю всё что ты пожелаешь.

– Это правда?
– спросила Мауна сквозь слезы.

– Да, да, да, сто раз - да!
– Капуна приложил правую руку к груди.
– Клянусь, я исполню все твои просьбы.

– Ты станешь старостой?

– Да... Но как мне стать им? А если меня не изберут?

– Это не твоя забота! Тебя изберут. Так ты станешь старостой?

– Да!

– И тогда ты вынесешь Кане приговор?

– Да. Нет, погоди!.. Но как же?..

– Бессовестный обманщик! Ступай прочь от меня! Как я могла тебе поверить?!

– Не плачь, не плачь, умоляю тебя!.. Да, я вынесу Кане приговор! Видишь, я согласен.

– Поклянись всеми богами, какие только есть в мире!

– Хорошо. Клянусь.

– Поклянись моей жизнью и моим здоровьем!

– Клянусь.

– Поклянись жизнью и здоровьем нашего сына!

– Клянусь.

– Поклянись жизнью и здоровьем всех наших будущих детей!

– Клянусь.

– Поклянись жизнью и здоровьем всего потомства твоего до скончания веков!

– Клянусь.

– Ладно. Теперь я тебе верю... Глупенький ты мой, иди ко мне, я тебя приласкаю! И зачем было противиться, зачем было так расстраивать меня, и расстраиваться самому? Я ведь тебе плохого не посоветую: ты же мой муж, любимый муж, и ты - отец моего ребенка. Ты только не спорь со мною, ты только делай, как я говорю, и все будет очень, очень хорошо, - гладя Капуну по голове, говорила Мауна.

Райский сад

Было на острове ущелье, равного которому по красоте не существовало в мире. Ущелье это располагалось в седловине Северной горы и спускалось к океану, а по дну здесь бежал ручей с чистейшей водой. По берегам ручья росли дивные нежные цветы, которые больше нигде на острове не встречались; по склонам горы стояли необыкновенные деревья, чьи могучие белые стволы были скручены, как жгуты, а высокие кроны покрыты густой широкой листвой; в древесной тени по плотной зеленой траве стелился кустарник с оранжевыми ягодами, - и повсюду причудливо свивались плети золотисто-коричневых лиан.

Именно сюда Кане привел Парэ; где ползком, где на четвереньках, они пролезли через огромные папоротники, закрывавшие вход в ущелье, - и Парэ, никогда прежде не бывавшая тут, застыла, пораженная великолепием этого прекрасного места.

– Здесь нет злых духов, - сказала она, оглядывая все вокруг и прислушиваясь к собственным ощущениям.
– Духи этого ущелья добры и приветливы, время в нем течет легко и безболезненно для всего живого. Здесь можно прожить сотни лет, не состарившись.

Кане громко расхохотался: