Трагическая история острова Пасхи

– Ты надеялся, что она не узнает, где ты находишься, не забеспокоится, когда ты вечером не вернешься к ней, не побежит тебя разыскивать?
– лицо колдуньи расплылось от удовольствия.
– Ох, сын рыбака, я так давно живу на свете, что уже умерли все черепахи и попугаи, которые родились со мной в один день, но мне по-прежнему не скучно в этом мире! Да и можно ли скучать, видя, как человек усердно заделывает щели в стенах своего дома, чтобы спастись от сквозняка, но оставляет при этом настежь распахнутыми окна и двери. И так всегда, и так всегда... Ну, не смотри на меня с такой ненавистью, Сын Большой Птицы, пожалей старуху, не обращай внимания на ее болтовню! Что касается Парэ, знай, - ей известно обо всем, что произошло в Священном поселке в ваше отсутствие. Я не буду выдавать ее тайну, но кое-кто наведывал твою Парэ, - также как кое-кто наведывал тебя... Сегодня настало время вам обоим покинуть ваше ущелье; ты принял решение отдать себя на суд, и она приняла такое же решение, - а что тут удивительного, сердца влюбленных бьются рядом и в разлуке, - а уж когда они вместе, то наполнены одной болью и одной радостью... Ага, вот я слышу, как Парэ идет сюда. Я удаляюсь, Сын Большой Птицы, а ты обдумай все хорошенько. Хочешь верь, хочешь не верь, но ты мне нравишься, и я не хочу, чтобы Аравак убил тебя... Смотри, твоя Парэ бежит по тропинке, там, за кустами!

Кане оглянулся, и в тот же миг уловил еле ощутимое движение за своей спиной. Он посмотрел на поваленное дерево, на котором сидела Кахинали: колдунья исчезла, но ему показалось, что над лесом вспорхнула черная птица. Кане потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, - и еще через мгновение услышал голос Парэ:

– Ты здесь? Как же так... А почему ты не охотишься?

– Парэ! Моя Парэ!
– вскричал он и заключил ее в объятия.

– А я... Я хотела... Я собиралась...
– жалобно залепетала она и заплакала.

– Не говори ничего, я все знаю. Ты шла в Священный поселок, чтобы предстать там перед судом и тем самым окончить войну на острове, - сказал Кане, гладя и утешая ее.
– Ах, Парэ, Парэ, на что же ты надеялась?

– Но откуда тебе известно про войну на острове и про все остальное?
– спросила она, утирая слезы.

– Пусть это останется нашей маленькой тайной, - отвечал он.
– Я знаю, что кое-кто наведывался к тебе, и могу сказать, что кое-кто наведывался и ко мне... Сегодня ты решила, что не можешь отсиживаться больше в ущелье, и я решил так же. Что удивительного, - ведь наши сердца наполнены одной радостью и одной болью.

Парэ прижалась к нему и замерла.

– Может, останешься?
– сказал Кане, поглаживая ее волосы.

– Нет, я с тобой, - возразила она.
– Мы будем вместе, до конца.

– Ну, до этого еще не скоро!
– бодро произнес Кане.
– Боги не дадут нам погибнуть. Ты, дочь верховного жреца, дева из Дома Посвященных, должна это понимать.

– Я понимаю, - Парэ улыбнулась ему и крепко взяла Кане за руку.
– Что же, пошли?

– Пойдем, и ничего не бойся, все будет хорошо.

Каменные и долы

Второй посев урожая был связан с очередными праздниками на острове. Их первые дни были посвящены воде. Плодородной земли на острове не хватало: большая его часть была покрыта лесами, прибрежные и центральные области занимали скалы и горы, а на остальной территории плодородные участки почвы чередовались с теми, которые состояли из песка и камней. Поля, поэтому, находились в разных местах, иногда в безводных; между тем, Бог Дождя имел капризный характер и поливал землю из своих небесных источников не сообразуясь с потребностями хорошего урожая. Островитянам приходилось брать воду из родников и ближайших рек, для этого существовали оросительные канавы. Но их приходилось постоянно поддерживать в порядке, так как они осыпались, размывались бурными дождями, а бывало, что вода просто уходила из родников, или быстрые реки вдруг меняли свои русла.

Отсюда на острове существовал старый обычай: перед посевом второго урожая батата собираться соседям и помогать друг другу в ремонте старых оросительных канав или в сооружении новых. При этом каждый хозяин, к которому приходили на помощь, в благодарность устраивал угощение для соседей, - и оно перерастало в общий праздник, праздник воды.

Распорядок его был следующий: вначале женщины приносили работникам разные легкие кушанья; хмельного не брали в рот до того, как выроют канаву. Когда она была выкопана, хозяин с молитвами отводил воду из источника на поле, - и лишь после этого все соседи, высказав хозяину поздравления и добрые пожелания, садились вокруг разложенных на земле скатертей с пищей и хмельными напитками. После пиршества юноши играли на флейтах из кости горного орла, а все остальные пели и танцевали.

Праздник второго посева начинался после праздника воды. Рано утром люди собирались в гостях у какой-нибудь семьи, и женщины готовили в складчину обильное угощение, которое должно было показать, как хорош был первый урожай, и что того же ждут и от второго. Пока гости кушали, женщины бесшумно выходили во двор и с наполненными кувшинами залезали на крышу жилища или на стену ограды. Едва мужчины покидали дом, как женщины поливали их водой, - это должно было очистить земледельцев от грехов, без чего сажать батат было нельзя. Все селенье наполнялось смехом и весельем, особенно радовались дети.

Облитые водой мужчины готовили мотыги, лопаты и грабли, а хозяин дома выносил поднос, наполненный перетертым бататом, и посыпал бататную муку на правое плечо старосты деревни, чтобы благополучие и счастье не покидали ее жителей. Затем все шли строем, храня торжественное молчание, на поля, а впереди шествовал староста, который нес в руках вылепленную из глины фигурку Матери-Земли. Ее помещали на особом столбе посреди полей, молились ей, просили о покровительстве, подносили дары, - и потом дружно приступали к посадке батата. Работа кипела и быстро подходила к концу; затем начинался праздник - вновь играла музыка, звучали песни, а танцы не прекращались до поздней ночи.

Наутро после этого проходила последняя, заключительная часть праздничной церемонии, главную роль в которой играли женщины, являющиеся олицетворением великой силы плодородия. В этот день первыми пробуждались замужние женщины; в лучших нарядах, они шли к храму Матери-Земли в Священном поселке, или к деревенскому алтарю в селениях острова, и совершали жертвоприношение богине цветами. Женщины молили ее о продлении молодости, красоты, о достижении супружеского счастья и здоровых детях; по возвращении домой они получали подарки от своих мужей.

В это же время девушки сходились вместе в одном из домов, чтобы погадать о замужестве. Каждая из девушек клала в кувшин какую-нибудь из своих безделушек, а другой кувшин наполняли перьями от рыжего петуха и белой курочки. Потом одной из девушек завязывали глаза, и она вытаскивала сперва чью-нибудь безделушку, а потом перышко. Если оно было белым, куриным, то владелица безделушки не могла рассчитывать выйти замуж в будущем году; если перышко было от рыжего петуха, то год обещал супружество.

Девицы, на чью долю выпадало скорое замужество, хотели узнать, конечно, кто будет их суженым, поэтому продолжали гадание. На маленьких плоских камнях они ставили углем особую метку - точку, линию, кружочек, крестик, петельку, галочку и тому подобное - каждая из которых обозначала юношу, прошедшего обряд посвящения в мужчины и имеющего право жениться. Девушки запоминали, какая метка к какому юноше относится, затем снова клали свои безделушки в один кувшин, а камни с метками бросали в другой, - и предоставляли судьбе выбор женихов, вытаскивая поочередно свои вещицы и камушки с обозначением имен юношей.