Требуются герои, оплата договорная

— Прекратить огонь, — повторил Богунский.

Катя рванулась из рук Бориса.

— Пусти меня! Сволочь!

— Заткнись, дура.

Степан подался вперед, проверяя решимость Устинова. Остановил его Катин хрип и полный ненависти окрик.

— Замри, ублюдок. Иначе она сдохнет. Ясно? — левой рукой Борис сжимал Кате горло. Вытаращенные от страха и удушья зеленые глаза полыхали ужасом.

— Ясно, ясно, — Степан замер на месте, даже улыбнулся натужно. Развел в стороны руки в обескураженном жесте: твоя взяла, слушаю и повинуюсь…

Степан.

Неужели это все? Неужели он проиграл? Не может быть. Или может? Так или иначе, Степан собирался сражаться до конца. Своего или чужого значения не имело. Из рук уплывали миллионы, смириться с этим было выше его сил. Но что же делать, что делать, что делать….

Довольно быстро стало понятно, группа не справляется с ситуацией. Требовалась: целая, здоровая, невредимая Катя, в предельно хорошей физической форме, в душевном равновесии и, главное, с желанием родить ребенка. Отцом надлежало стать доходяге — пацану, доживающему на бренной земле последние месяцы. Кате знать подробности не полагалось. Она бы считала, что малыш — дитя страсти. Ее и… План предусматривал варианты. Первая кандидатура — он, Степан, перспективный бизнесмен, трепетно влюбленный в Катерину. Следующим шел пламенный мачо Георгий, красавец и хозяин прибыльного заведения на Лазурном берегу. Третьим… четвертым… прочих даже не удалось задействовать. Последний в списке значился — Борис Устинов. Однако комбинация с ним отличалась чрезмерной сложностью, и стартовать могла лишь при полной безнадежности других сценариев. К этому все и шло. Катерину не манили красивые страны, богатство, приключения. Не увлекали мужские стати претендентов. Степан — мечта любой женщины — был «уволен» в июне. Гео — олицетворение мужского идеала — в июле оказался не у дел. В августе потерпели фиаско Марта и старуха. У рыжей стервы, видимо, имелсясильный ангел-хранитель, который, оберегая подопечную, не позволял Катерине довериться новым знакомым и уехать с кем-нибудь из них на границу.

Приближался сентябрь — последний срок. С октября Катина цена — головокружительная цифра с шестью нулями стремительно падала. Заказ оговаривал четкую дату выполнения, за это и платили бешеные деньги. За жесткие условия и четкую дату.

Но и «уцененная» Катерина стоила прилично. Не для амбициозной старухи, а для Степана и Юлии. «Пока есть хоть один шанс — надо бороться», — они решили довести дело до конца. Шефини разрешила самодеятельность, но, предоставляя ретивым помощникам свободу, предупредила: «Боже, дай мне силы превозмочь возможное; смелость — одолеть неодолимое, и мудрость отличить одно от другого». И, как обычно оказалась права.

Они запустили вариант с похищением, потом переключились на версию с Борисом и сейчас пожинали плоды. Юлия, судя по рассказу Устинова, была мертва. Он сам, Степан поморщился недовольно, оказался в полном дерьме и пока не знал, как из него выбраться.

— Замри, ублюдок, — Устинов был настроен более чем решительно. — Иначе она сдохнет. Ясно?

— Ясно, ясно. Давай расставим точки над «і». Я хочу все объяснить, — Степан отбросил пистолет в дальний угол, поднял над головой руки, продемонстрировал миролюбивые намерения.

— Только короче и без глупостей! — предостерег Борис. — Ее положу и вас! — Дуло на мгновение оторвалось от женского виска, указало в сторону мертвеца, вернулось на начальную позицию, — стреляю на звук, имейте в виду. — Устинов не врал. Он стрелял на звук, с колен, н вскидку, с завязанными глазами, как угодно. Стрелять — стрелял, но попадал ли? Это было неизвестно. Настоящее оружие он держал первый раз в жизни…

— Все в прядке, — уравновесил ситуацию Степан. Сейчас как никогда требовались спокойствие и выдержка. И красноречие. В работу шел последний вариант сценария — версия об отце. — Катя, ты помнишь своего папу?

— Немного.

—Он теперь большой человек…

Богунский недовольно хмурился. Ему очень не нравился расклад сил. Катя — истерично возбуждена, малоуправляема. Борис — в крайней экзальтации, готов на все. Ребята у стен — как на ладони, он сам — растерян и уязвим. Дело — дрянь.

— Он живет в прекрасном доме, имеет счет в банке, катается по заграницам, богат, успешен, знаменит.

Словно бы нечаянно, в увлечении, Степан сделал шаг вперед. Маленький незаметный шажок.

— Стоять! — рявкнул Борис и ткнул Катерину в висок. Она зажмурилась, заверещала от ужаса.

Катя.

Дикость положения превосходила любую фантазию. Степан, его гвардейцы, убитый в спортивном костюме, Борька, дуло у виска. Безумие! Сумасшествие! Бред!

В медовой покладистости Богунского звенела сталь и рокотала угроза. Бледный от волнения, со светлой бесстрастной улыбкой на губах он нес полную ахинею.

— Твой отец любит тебя, он очень переживает…

Катя кивнула, конечно. Она давно переросла любовь к папочке. Человек, фамилию которого она носила, имя которого записывала в отчество, был ей не интересен и не нужен. Она знала его истинную цену. В 20 лет, в тайне от всех, через милицию раздобыв адрес, она съездила, поглядела на спившееся ничтожество, проглотила со слезами, комом ставшую в горле брезгливую жалость. Поблагодарила бога за умную мать, скрывавшую как самую страшную тайну, простую правду: ее отец — Андрей Морозов — отборная сволочь, редкая дрянь, редчайшая.

Степан врал. Зачем?

— Его успехи не дают покоя другим людям.

Борис.

Катя внимательно слушала слова Богунского. И, кажется, даже верила им.

— Заткнись, — перебил Устинов, — хватит сказок.

— Катенька, твой приятель рехнулся. Еще немного и он тебя убьет.

— Степан! Не нарывайся! — У Бориса изменился голос, стал хриплым и шершавым. — Катька, двинешь рукой — задушу, — для острастки он снова сжал Катерине горло.

Замечание Богунского было вызвано отнюдь не нежной заботой. Пугая Катю, он провоцировал ее к активности. С пистолетом в руках, Морозова могла изменить диспозицию. Борис закусил губу. Единственный шанс на спасение — дыра в полу, была вне пределов досягаемости. Любой ценой следовало вернуться за кирпичный простенок и действовать по плану.

— Мы возвращаемся, — Устинов кивнул обломки стены, — на прежнее место. Здесь слишком нервная обстановка.

Степан.

Требование Устинова стоило немногого. Закуток у стены, отгороженный от общего зала полуразвалившимся барьером, казался надежным убежищем лишь дилетанту. Почти замкнутое пространство ограничивало маневр, и давало атакующей стороне весомые преимущества. Богунский мгновенно посчитал выгоды нового положения и явил добрую волю.

— Хорошо. Я не против. — На всякий случай надо было бы проверить угол; но Борис, пятясь задом и волоча за собой Катерину, уже сделал шаг в нужную сторону. Останавливать его значило вновь обострять ситуацию. Ладно, отмахнулся Степан, пусть забираются в свою нору. Дойдет до дела: выковыряем за пять минут. Не велика забота.

Катя.

Катей вновь овладела тупая апатия. Борька тащил ее, ватные ноги еле двигались, тело не слушалось. Хотелось выть от отчаяния и бессилия. Страх, как таковой, она не испытывала. Как можно бояться человека, которому доверяешь? И все же, она видела: Устинов вне себя, он готов ко всему и способен на любой поступок! Он уже убил человека, и будет убивать дальше. Он может убить и ее, если проиграет свой бой с Богунским. Ей надлежало или умереть, или разделить с Устиновым победу.

Шаг. Еще один.

Можно было попробовать вырваться из Борькиных объятий, поискать спасения за широкой спиной Степы. Можно было бы, не внушай ей Богунский леденящий душу трепет. Его спокойствие, выдержка, самообладание хранили отпечаток профессиональной выучки. Даже сквозь туман страха, Катя ощущала профессионализм и выучку.

— Потерпи, моя хорошая, — чуть слышно прошептал Устинов.

Еще шаг — уже за барьер. Еще шаг и…

Другие.

Ситуация требовала разрядки, слишком высокий градус набрало нетерпение.