Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

Здесь мы близки к сердцевине его биографии, но разъяснит ли она его? Задавленные им в себе чувства? Перечеркнутую глубокую страсть к Инессе Арманд, женщине, которая, вероятно, покончила с собой из-за этого? Любви разделенной, но оборванной им.

Замкнутый внутренний мир Ленина как сейф, шифр которого он унес с собой. Он грандиозного масштаба русский исторический деятель. Но в чем существование личности, которая изгоняла из себя все личностное? Нет, Пушкин бы с этим не справился.

68. Таинственная незагадочность Ленина

— Вот с этой точки зрения судьба человека Ленина, судьба, которой руководит его мысль, я думаю, беспокойно-существенна для нас. Вот что я готов утверждать: Ленин нас беспокоит. Он нас чем-то существенно нас касающимся беспокоит.

Но вот еще одна трудность: существует ли тайна Ленина, загадка Ленина? Ведь странная вещь: тайна Сталина есть! Пускай тайна нелюдя, изверга, как угодно его называй, — в нем есть тайна. Мы догадываемся о некоем подземелье его души. Что любая фраза, которую Сталин произносил вслух, находилась в странной и нарочито неполной связи с тем, что в этом подземелье было им пред-обдумано. Ленин, напротив, — закончен и весь как на ладони, весь выговорился и выписался. Тома сочинений, ленинских записок, ленинских сборников. Целая библиотека. Может быть, кроме этого ничего в нем и нет? Был человек, жил изнутри наружу, и что снаружи, — это весь он и есть? Нет. Я уверен, что это не так. Священные фигуры вообще часто выглядят незагадочными. А Ленина превратили в священную фигуру.

69. Как Чернышевский сделал Ленина политиком. Экзистенциальный разрыв со Струве в декабре 1900-го

— Чернышевский сделал Ленина политиком. Он сыграл решающую роль в критической точке, где Ленин, подростком потерявший себя, решал и не мог решить вопрос о назначении собственной жизни. Слово, вычитанное у Чернышевского, Ульяновым было услышано и решило судьбу. В двойном смысле судьбы русского человека, избравшего путь революции, и судьбы революционера, выбравшего марксизм. В этой внутренней встрече с книжным Чернышевским заложены не одни интеллектуальные основания ленинской личности, но и основания характера. Они далее сопутствуют Ленину до конца жизни. Обуздание им своих эмоций, подавление страстей тоже идет отсюда. И разгадывается нами с трудом, по ряду немногих признаний.

Чернышевский неизменно подспудно присутствует в Ленине, но догадаться об этом по его упоминаниям нельзя. Тексты Ленина о Чернышевском неинтересны и не слишком значительны. Для раннего периода у Ленина еще есть два порази тельных человеческих документа. Рассказ «О том, как чуть не потухла Искра», его отношениях с Плехановым. Или запись, сделанная ночью в декабре 1900 года о разрыве со Струве, к которому он еще очень был близок. Беглое упоминание Крупской в мемуарах о том, как сильно Ленин переживал раскол и расставание с бывшими товарищами на II съезде РСДРП. Как ночью дрожал, мучимый какой-то нервной лихорадкой. Эпизод лета 1917 года, когда стоял вопрос о его явке на суд, в условиях распространяемой о нем клеветы… Изредка вырываясь наружу, в нем клокочет постоянно подавляемая страсть. Но главное было подспудным, неявным. С подконтрольным миром сложных эмоций, с которыми Ленин научился справляться под властью Чернышевского. Хорошо это или плохо, но Ульянов не прятал эмоций — он их подавлял избирательно и за это расплачивался: иначе все пропало, движение прахом пойдет, будут лишние кровь и жертвы. Маккиавеллизм правого дела — страшная штука, но он станет его натурой, оттуда перейдя во власть.

70. Ульянов изобретает личность строителя партии. Любовь к партийному функционеру. Партия как внутренний оппонент революции

— Когда Ленин самоопределялся, на его пути встали две более, чем он тогда, значимые фигуры. Одна общеизвестна, другая известна среди марксистов волжского круга — Плеханов и Федосеев. Занимаясь этим периодом, я пришел к выводу, что Ленин для себя решал вопрос, как ему не стать ни Плехановым, ни Федосеевым. С точки зрения их модуса поведения, образа действий и отношения к окружающим.

Плеханов был уже европейская величина, ему склоки в эмиграции надоели. Вообще кто-то должен заняться организацией дела, раз Вера Засулич не хочет — а Аксельрод человек бедный, семейный, у него больная жена (он ей каждый день кефир ставил — у него было свое кефирное заведение). У Плеханова была идея, что такое мог бы сделать только Александр Михайлов. Когда Ленин выехал за границу и Аксельрод представил его Плеханову, Ленин ему очень понравился. Ленин стал для него на место Михайлова. Он его там многому выучил, очень многому.

На Ленина сильно подействовала эта поездка за границу и еще самоубийство Федосеева. Но сам Ленин, как я полагаю, именно на Федосееве покончил с собой-разночинцем.

Федосеев был Ленину явно ближе по возрасту, взгляду и характеру. Хотя они не встречались, он знал его по переписке и рассказам товарищей. Самоубийство Федосеева в сибирской ссылке — из-за мелкой, ничтожной эмигрантской склоки — Ленина глубоко ранило. Уже в конце жизни болея, в 1922 году, Ленин надиктовал маленькую статейку в сборник памяти Федосеева. И в ней, между прочим, говорит, что Федосеев принадлежал к революционерам старого типа. Что он имел в виду? Ведь Федосеев умер совсем молодым. Как и сам Ленин, он был социал-демократ, преодолевший народническое наследство. Этическая тревожность федосеевской натуры, его восприимчивость к нравственным ударам, незакаленность перед подлостью своих же товарищей — вот что Ленин относит к революционности «старого образца» и от чего сознательно уходит всю жизнь.

Так же он уходил и от плехановского олимпийства, профессорского пренебрежения Плеханова к рядовому социал-демократу — партийному функционеру. Функционер Ленину был очень близок, на него Ленин не только ориентировался, а прямо к нему обращался. Это рядовой социал-демократ, признав своим лидером автора «Что делать?», сделал Ульянова Лениным. Момент очень важный, переломный и тоже отличавший его от Плеханова.

Федосеев и Плеханов не были людьми партии в том смысле, как это понимал Ленин. А Ленин строил свою личность как личность строителя Партии. Это важный момент. Здесь момент решающего самоопределения Ульянова (Ленина) на всю или почти всю его жизнь.

— «Почти всю» — это и о его партии тоже?

— Ленин пытался напрямую сопрячь изменившийся взгляд на партию с кучкой близких ему людей, когда его настигло одиночество. Одиночество, впрочем, его не извиняет, да его и недостаточно, чтоб оценить непосильность задачи.

Этот человек готов был менять свой взгляд и не раз делал это. Но довести пересмотр до конца означало повторить то, что почти успел сделать предсмертный Маркс, — пересмотреть основания. На такую ревизию Ленин пойти не мог, хотя шел к ней. Но в особенности не мог другого: он не смел принести главной жертвы. Его новый взгляд на Мир — на этого многоукладного субъекта, с равноправностью его ипостасей, означал, что теперь надо было принести в жертву Партию. Такого он сделать не мог.

— Странное упорство: положим, в силу исторических обстоятельств партия стала монополией, но все-таки у Ленина должно было хватить ума, что ей нужен оппонент.

— Так Ленин же думал, что сама РКП(б) и есть такой оппонент!

Партия по Ленину — оппонент революции внутри революции, оппонент России от имени Мира, изнутри исторического процесса. Для Ленина Партия никогда не была монопартией в силу роли, которую он ей отводит в его концепции. В этом ядро его победившей утопии — отсчитывать от Партии весь исторический процесс. Почти бредовый ход мысли, сегодня этому можно лишь удивляться. Но у этого «бреда» корни вполне аристократические и уходят как минимум на сто лет в глубину.

71. Был ли Ульянов ставленником Чаадаева? Философская катастрофа польской войны. Мировая революция в одной стране

— Был человек, которого по требованию общества официально объявили сумасшедшим. Человек, который посмел в России, после победы над Наполеоном, Польшей и Турцией напечатать «Философические письма», пометив их как написанные в Некрополисе, городе мертвых. Этот человек Чаадаев, в том единственном из философических писем, которое ему удалось опубликовать, поставил страшный вопрос.