Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством
Шрифт:
Что дальше? Такое пережили — что далее, чем продолжать? Не войну ж начинать. Что предшествует террору? Стабилизация, разрядка. Фразу «Сын за отца не отвечает» сегодня считают образцом лицемерия. А тогда она вызвала миропотрясение. Выступает парень, тракторист с Алтая или с Сибири — передовик на совещании передовиков, и едва начинает — «я сын бывшего кулака…» — как Сталин вдруг его перебивает: Сын за отца не отвечает! Это был ментальный переворот. Естественно, и его связали с именем Сталина. Снижаются темпы индустриализации с передвижкой в сторону группы Б. Акты на вечное пользование землей колхозами, новый устав сельхозартелей. Отмена классового набора в вузы. Седьмой конгресс Коминтерна —
Представь Сталина в этой ситуации. Он лидер этой стабилизации — и всеми фибрами чувствует, что далее он ей станет не нужен. Жизнь перестает быть экстремальной. Испаряются основания чрезвычайщины в структуре власти. Но что вместо?
Стержень психики и поведения Сталина был страх оказаться лишним. Он проявился впервые в дни конфликта Ленина по национальному вопросу и далее всегда в нем гнездится. Это маниакальность неостановленной революции, усугубленная личной манией. Она так глубоко засела в жизни, что Ельцин не подозревает — и у него есть мания экстремальных ситуаций, хотя о Сталине ничего толком не знает. Из природы продлеваемой революции вытекает потребность создавать экстремальные ситуации. Экстремальные ситуации создали Сталина и сделали его необходимым. Расширяя пространство власти, они возвышали его в глазах всех, а главное — в его собственных глазах.
Весной 1934 года идет совещание первых секретарей обкомов, где решается вопрос о политотделах МТС. Я-то их видел в натуре. Единственные люди в деревне с легковой машиной, и заместитель — всегда от НКВД. Комиссары чрезвычайщины, несовместимые с идеей нормальности и порядка.
Но колхозы укрепились, все согласны, что политотделы пора ликвидировать. Киров выступает: с политотделами вопрос ясен — пора восстановить советскую власть на селе. Все его поддерживают. Далее выступает Сталин и так говорит первым секретарям — вы, я вижу, стали все радетелями колхозов? (Еще бы не стать — они их создали из-под палки, и теперь всемогущий первый секретарь обкома защищал свои создания от поборов и выкачивания всего.) Сталин говорит — а вы подумали о том, что если колхозникам, которых вы так защищаете, станет слишком хорошо житься — кто пойдет добывать уголь в шахтах? Кто на лесоповал добровольно пойдет?
Вот его стиль — учуяв предальтернативную ситуацию, Сталин опять всех опередил. А ведь эта оттепель была сильнее и дала бы стратегический результат больший, чем бухаринские метания 1928 года. Предальтернативу 1934-го по мощности могу сравнить разве что с 1923-м — которую Троцкий проиграл, имея все карты на руках.
126. Культ результата. «Возвращение» Троцкого. Империя антифашистского могущества — упущенный вариант
— Вопрос о реальности того, что я именую «сталинской оттепелью» или предальтернативной ситуацией 1934 года, состоит в следующем. Что могло быть содержанием нормализации?
Рассматривая вопрос о реальности курса нормализации после сталинской «революции сверху», скажу про культ сталинского результата. Он обуял тогда всех, от рядовых до высоколобых, и даже вчерашних яростных оппонентов Сталина.
В архивах есть письмо Троцкого Сталину 1933 года, где Лев Давидович предлагает вернуться в СССР! Заверяя Сталина в лояльности, с условием, что сохранит право на собственные взгляды. Но в главном Троцкий Сталина признал и согласен идти под его руководство. Культ сталинского результата овладел и главным противником Сталина!
— Что могло бы стать предметом иного, альтернативного курса — лозунг «За нормализацию!»?
— Но это не язык того времени. И не тот
стимул, который мог бы подвигнуть нас на далеко идущий поступок. Это, замечу в скобках, и к анализу причин человеческих падений в 1937-м: что другое?На выходе из Гражданской войны вопрос о нэпе стоял. Но разве мог в 1934-м встать вопрос о возврате к нэпу? Даже у активных нэповцев такой идеи не было. А идея нормализации в них была? Безусловно, но идеологически неартикулированно.
— Может быть, могла быть другая, не сталинская нормализация?
— Разве для склада мысли таких людей, как тогдашние мы, нормализация сама по себе составляла идею? Политическую программу? Что-то, что может быть развернуто против Сталина? Это он в нас такое подозревал, политически опередив ход нашей мысли. Перенос антифашистского импульса внутрь СССР, в соединении с запросом на стабильность после ломки мог нечто дать. Но тут мы еще раз сталкиваемся с речевой трудностью сталинизма.
То, чего не хватало людям политики, недавним лидерам и мыслителям большевизма, отброшенным Сталиным и возвращенным ненадолго лишь затем, чтобы быть принесенным на заклание, — им не хватало новой утопии. Возможно, наброски языка для такой утопии надо искать у двоих людей — Булгакова «Мастера и Маргариты» и Андрея Платонова.
— Был ли в тридцатые вообще другой политический выход? Другой и в то же время сталинский?
— Выход был в том, что мировые деления, заложенные в большевизм прошлым — капитализм и социализм как взаимоисключающие понятия, равно притязающие на земной шар, — признать нерабочими. Символами, ставшими аберрацией, поскольку возник фашизм и прежние взаимоисключения упраздняются.
— Здесь, в СССР, это значило бы что?
— В пределах сталинского результата, который берется за основу? В антифашистской политической логике — мы очеловечиваем результат двух революций, Ленина и Сталина, укрепляя его как главный антифашистский барьер. Кстати, это соответствовало бы альфе и омеге их большевистского существования: мы закладываем в основу очеловеченный сталинский результат.
Возникает империя антифашистского могущества — СССР. При этом не исключалась превентивная война с фашизмом, и уверяю — с победным счетом для армии Тухачевского — Уборевича. В 1942-м Сталин упрекал Баграмяна — что так плохо воюете? Вы же ученики Уборевича!
— О чем он думал, уничтожая таких богатырей?
— Сталин сценарист по натуре. Он подставлял себя вместо них, рисовал картины, как бы он сам на их месте справился со Сталиным, — и далее исходил из этого, как из несомненной реальности. Сценариями он себя убеждал — вот так бы изменил Тухачевский, а вот так бы по Сталину нанес свой удар Бухарин… Была перед 1937-м и реальная основа интриги — высшие военные сговаривались между собой убрать дурака Ворошилова из наркомов. Даже согласие Гамарника получили, что важно, — ведь Гамарник в армии представлял ЦК.
127. Катастрофа под рубрикой «1940 год»
— Мне сильно недостает примеров из жизни и истории.
— Могу предложить два примера, короткий и долгий. Если хочешь представить катастрофу советского альтернативного мышления в одном акте, возьми стенографический отчет XVII съезда, там все вычитывается! Во всяком случае для меня. В год, когда было это событие, 1934-й, я вступал в сознательную жизнь советским подростком. И отчет съезда победителей мною был читан как Священное Писание, с захватывающим интересом к оттенкам, фразам и персоналиям. А повторно перечитал его спустя много лет, в пятидесятые, — это кошмар, я читал его с ужасом.